В Куйбышеве
В Куйбышеве
Куйбышев. Так же, как и в Казани, нам удалось поймать машину и добраться до здания, где был размещён Совнарком. В Управлении делами мы получили путёвки в «Гранд отель», где в то время проживали многие руководящие работники.
С путёвками отправились в гостиницу. В глаза бросалось многолюдье на улицах города. Перед отъездом из Москвы я видел пустынные московские улицы, и это производило тогда гнетущее впечатление.
В Куйбышеве картина была совершенно иной, здесь было большое оживление. Уже позже я узнал, что число жителей в городе за первые несколько месяцев войны возросло с 390 до 529 тысяч человек.
…У входа в отель военная охрана, проверив наши документы, пропустила нас внутрь здания, а дежурная, сидевшая у небольшого столика в вестибюле у входа, забрав путёвки, предложила пройти на третий этаж, назвав номер комнаты, где мы могли разместиться.
В первый же день мы встретились с В.С. Медведевым, которого я знал с 1927 года. Это вместе с ним и бывшим управляющим делами Совнаркома Н.П. Н.П. Горбуновым мы совершили тогда длительное путешествие по Алтайскому краю.
Медведев работал в то время директором издательства газеты «Известия», был хорошо информированным человеком и имел связи с различными организациями и людьми. Он мне рассказал последние новости.
Вечером я столкнулся в вестибюле гостиницы с самим В.А. Малышевым. Встретил он меня очень сухо и, поздоровавшись, задал вопрос:
– Ну, как дела с танковыми корпусами?
– Неважно, программу пока ещё не выполняем, хотя темпы производства наращиваются.
– Ну вот, сами программу не выполняете, а на меня жалуетесь.
Меня взорвало, и я резко ответил:
– А что, на вас разве жаловаться нельзя? Малышев повернулся к стоящим рядом с ним и, как бы разъясняя, сказал:
– Телеграмму в ГКО послал, просил отменить мой приказ. Да ничего не вышло.
– Почему не вышло? Вы предложили весь металл направить на Уралмашзавод, а я послал телеграмму с просьбой отменить ваше распоряжение и в конце добавил, что до получения вашего указания отгрузку металла с нашего завода производить не будем. Так как на свою телеграмму я ответа не получил, то металл задержал и мы его пустили в производство.
– Ну, хватит об этом, – уже в раздражении произнёс Малышев, а затем, подавив гнев, сказал: – Вот так и в дальнейшем поступайте: если нужно даже на наркома пожаловаться – жалуйтесь, лишь бы дело не страдало.
…Вечером меня пригласили в Оперный театр. Новое великолепное здание театра с просторными фойе производило приятное впечатление. В Куйбышеве в то время находились посольства и военные миссии. Слышна французская и английская речь. На сцене лучшие певцы страны – сюда эвакуированы артисты академических театров Москвы и Ленинграда.
Но война чувствуется даже здесь, в зале – мне никогда ранее не приходилось видеть такого количества военных ни в одном из наших театров. А разговоры в фойе не о том, что идёт на сцене, а о том, что происходит на театрах военных действий. Названия пунктов, где происходят бои, слышны и на русском, и на французском, и на английском языках.
…Все вопросы, требовавшие решения в Куйбышеве, были довольно быстро и успешно отрегулированы. Заводам, обязанным поставить нужный для производства инструмент, а также металл, даны необходимые указания, уточнена программа производства. Теперь в Москву. В Москве – оперативная группа комитета, там тоже накопилось много вопросов, ждущих решения.
Из Куйбышева в Москву вылететь для меня оказалось много проще, здесь полёты совершались регулярно и часто.
Перед самым вылетом из Куйбышева в самолёт вошёл крупный мужчина в кавказской чёрной бурке. Свободного места не было, и он, расстелив бурку в проходе, лёг на неё. Это был И.К. Седин – нарком нефтяной промышленности. В Куйбышевской области, в Татарии, Башкирии, на Урале уже тогда быстро развивалась нефтяная промышленность. По решению ГКО сюда было переброшено много нефтяного оборудования и направлены опытные специалисты-нефтяники с Бакинских и Грозненских нефтяных промыслов.
Седин моментально заснул.
Один из пассажиров, знавший Седина, прикрыл его полой бурки и участливо произнёс:
– Притомился. Ну и достаётся ему: так быстро развёртывать производство даже в мирное-то время очень тяжело.
А надо заметить, что куйбышевские нефтяники к этому времени по уровню и добыче нефти занимали уже одно из первых мест в этом районе «второго Баку».
Летели низко, самолёт сильно болтало. Многим стало плохо. В самолёте находилась единственная женщина – невысокого роста, в форме военного врача. Ей было, видимо, особенно тяжело. Она постоянно прикладывала ко рту платок и не находила себе места.
Впереди меня сидел весёлый, жизнерадостный человек. Он повернулся ко мне и тихо сказал:
– Здорово укачало. Для врача это непростительно. Есть же, вероятно, какие-то средства и против морской болезни? Не может быть, чтобы не было.
Сам он держался превосходно и, когда самолёт проваливался в очередную воздушную яму, весело повторял:
– Ну, опять поехали к черту на рога.
Рядом со мной сидел плотный мужчина с простым русским лицом. Мы познакомились. Оказалось – заместитель наркома цветной металлургии Бочков. Разговорились. Он много лет работал на золотых приисках, хорошо знал золотопромышленность, всего навидался в жизни, и слушать его было интересно.
– Никак не могу приспособиться к работе в наркомате, – жаловался он, – тянет на прииски. Война закончится, опять в Сибирь уеду: такой интересный край, представить себе трудно – самому надо побывать, только тогда и узнаешь. Вот уехал оттуда, и тоска одолела. А какое там раздолье для геолога!
Он долго рассказывал мне о рудниках, природе, людях, добывающих золото, и вновь повторил: при первой же возможности уедет снова в Сибирь.
Пошли на посадку. Сели на Внуковском аэродроме.