ВЫГРУЗКА, ВЫСАДКА, ВЫБРОСКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЫГРУЗКА, ВЫСАДКА, ВЫБРОСКА

На лихтере и на берегу полным ходом идет работа.

Из огромных избяных бревен-маток делают на воде четырехугольник, скрепляют веревками, заполняют середину бревнами поменьше. Этот массивный стройматериал составляет основу плота. На него сверху наваливают доски, жерди, дрова, мелкие деревянные части построек: щиты, наличники, двери, косяки.

Моторный катер „Морж“ берет плот на буксир и тянет к берегу. Там толпа плотников захватывает его веревками и, под „дубинушку“, подталкивает через перекаты, которые для „Моржа“ слишком мелки.

В отлив вода отбегает далеко назад, плот на сухом песке.

То волоком, то с помощью тележного хода дерево перебрасывается за черту, куда не достигает прилив. Тяжелая силовая работа ложится на лошадей. Их привезли по одной на каждую факторию и, чтобы ускорить выгрузку, возят все три.

Начальник каравана т. Шарашов об’явил приказ: „даю на выгрузку первой Ямальской фактории 72 часа, считая с 4 пополудни 5 августа“. Разумеется спешили, как на пожаре.

Впоследствии наши работники фактории упрекали караванщиков, что нас, якобы не высадили, а просто вышвырнули на пустынный берег.

На мой взгляд, это неверно.

Спешка, правда, была, работали нервно, напряженно, до полного изнеможения, сваливаясь с ног. Но как же иначе? Ведь „Микояну“ еще итти до мыса Дровяного и там выгружать вторую факторию. Затем, обогнув северную оконечность Гыдоямского полуострова, высаживать в заливе Гыдояма третью и там же рыбо-зверобойный отряд. На всех высадках постройки. Мы и вторая фактория должны успеть с кладкой и стройкой зданий до возвращения „Микояна“. А в Гыдояме теплоход обязан ждать окончания работ плотников и печников, чтобы везти артель обратно в Омск. Время же на счету. Бывает, что уже в начале сентября разражаются зимние бури с морозом и снегом. Штормам в здешних широтах сроки не заказаны, особенно в Карском море. Нередки случаи, когда океанские пароходы по неделям отстаиваются в укромных местах.

Все эти соображения заставляют спешить. Требования Шарашова диктовались необходимостью.

Я сказал бы, что в вопросе о сроках основной промах заключался в слишком позднем выходе из Омска. Если бы экспедиция тронулась с места не 8 июля, а в середине июня, напряженность и нервная взвинченность спешки сильно разрядились бы.

Что же касается разных обстоятельств, сделавших нашу высадку не совсем благополучной, то как мог предотвратить это начальник каравана или даже все правление Комсеверпути, вместе взятое.

Например, как могли бы они помешать ветру 7 августа дуть с силой до 7—8 баллов?

Эти 7—8 баллов наделали нам массу хлопот и неприятностей. Пока направление было с востока и юга, все шло отлично. Плоты почти не нуждались в буксире — их волной тащило к берегу. Дрова выплескивало на песок вместе с пенистым гребнем прибоя — только успевай подбирать и относить в безопасное место.

Но после полудня задуло с севера, а к вечеру с северо-запада. Это уж было со стороны ветра гнусной каверзой.

Бревна, доски, щиты, поленья, покачиваясь и подпрыгивая на взлохматившихся волнах, направились в дальнее плаванье.

Заведующий факторией т. Вахмистров бегал по берегу, то-и-дело хватался за бинокль, хлопал руками по полам полушубка.

— Нет, вы посмотрите, посмотрите! — взывал он к сочувствию окружающих. — Ведь уносит, милости нет, все добро уносит! Останемся и без хаты, и без топлива…

Работники фактории с сокрушением и тревогой глядели на необ’ятную, буйно расплескавшуюся ширь губы, и видели, что, действительно, „милости нет — уносит!..“

„Морж“ и моторный катер с „Микояна“ рыскают по взбухшим сердитым валам, выуживают осколки разбитых и распыленных плотов и тащат к берегу. Видно как их заливают, захлестывают пенистые косматые громады воды, как трудно им бороться, как маленькие скорлупки катерков взметаются вверх, ныряют, бьются на ревущих гребнях.

И что обиднее всего — впустую!

С великим трудом и опасностью изловят пакет бревен и досок, забуксирят, подведут насколько возможно к берегу. Перекат не позволяет подойти близко, а прибой гудит и хлещет с такой яростью, что люди с берега не решаются заходить далеко в воду. Оставленный у отмели лес минуточку поколеблется, словно в нерешительности — куда податься — домой ли, в плен к людям, или на волю. И с возмутительно легкомысленным видом, приплясывая и покачиваясь на мчащихся вперегонку гребнях, уходит обратно в бескрайний простор воды.

Бились моторки несколько часов кряду и признали себя побежденными — ушли отдыхать под надежные борта лихтера.

Насколько хватает глаз, по мечущейся вздыбленной бухте ныряют наши дрова. Они искусней и отважнее тюленей и белух проделывают разные плавательные фокусы, блестя на солнце чистенькими омытыми спинками.

Продержись этот норд-вест хотя бы день-другой, история нашей зимовки, пожалуй, закончилась бы плачевно и кратко, без участия зимы. Однако судьба и тут стала на нашу сторону.

Ветер сначала притих, затем повернул на другой румб — с юго-востока. Дровишки, тес, бревна неохотно и лениво повернули обратно к берегу. Их разбросало и прибило по всему побережью бухты и даже за ея пределами на несколько километров.

Заработали вновь моторки, натужились лошадиные хребты. Они сослужили нам прекрасную службу — эти невзрачные на вид лошаденки! Губа снисходительно и честно возвращала отнятое добро — почти полностью. Хоть т. Вахмистров и продолжал твердить свое „милости нет!“, но он ошибался: милость оказалась налицо — и немалая!

С выгрузкой товаров и имущества было сложней.

Попробовали было баранки-сушку переправить на одном из плотов, но ее сразу же у борта лихтера захлестнуло и катило водой. Тотчас же вытащили обратно.

Для выгрузки приспособили паузок — маленькую барженку тонн на 300—400 водоизмещения. Ее нагружали до отказа, „Морж“ подводил до предельной возможности к берегу, а дальше подтягивали вручную. Удавалось это лишь в часы прилива. Соорудили высокие мостки на козлах и по ним бегали с мешками на плечах.

Семьдесят два часа, данные начальником, оказались слишком короткими. Паузок в отлив невозможно стянуть с песка никакими силами. Приходилось и для отвода его к лихтеру, и для привода к берегу ждать спасательного под’ема воды. Приливов же в сутки только два.

Повидимому, отправители грузов все-таки недостаточно серьезно продумали высадку на берег Ямала или плохо ознакомились с характером побережья. Здесь требовалось учесть и особенности мелевых перекатов, и работу приливо-отливов, и затруднительность сооружения мостков, козел, сходен и т. п.

Вода в губе ледяная: грузчикам необходимо обеспечить сухую работу. Лучше всего было бы забросить сюда с десяток речных понтонов. Укрепленные на якоре, они сделали бы работу выгрузки легкой и быстрой, а буксирование паузка не зависело бы от отлива и прилива — понтоны можно протянуть до глубины, достаточной для осадки паузка.

Что же касается того метода, каким выгружались мы, то с ним рабочие хватили не мало горя.

Особенно трудно было с шлюпками. Килевые, военно-морского образца, они абсолютно не пригодны к речному мелководью. Восьмивесельная фелюга, загруженная кладью, сидит в воде не мельче того же „Моржа“. Когда она застревает-на далеком перекате, то по незначительности доставленного ею груза нет смысла строить к ней мостки. Казалось, из-за такой мелочи не стоит ждать прилива. По пояс в воде люди выносили на берег тюки и мешки. Это сказывалось на продуктивности выработки. Промокший и до костей продрогший грузчик долгими часами отогревается и обсушивается в каютке паузка у камелька. Десяток-другой рабочих выходило из строя на полдня.

С другой стороны, и грузы невозможно предохранить от подмочки. Шлюпка неустойчива. Неверное движение — она пляшет. Особенно, если человек с тяжелой кладью. В холодной же воде люди нетерпеливы, нервны, стремятся все сделать рывком, как можно скорей. Хочет шлюпочный поддать мешок на спину грузчика, а лодка вдруг ядовито вильнула в сторону, и товар приходятся тащить из воды.

Выгрузка затянулась до вечера десятого числа. Семьдесят два часа перевалили за сто.

Однако нет такого дела, которое так или иначе не заканчивалось бы.

На рассвете 11 августа „Микоян“ громкотрубно рванул гудком песчаные ямальские берега и, медленно разворачиваясь, пошел дальше на Север.