ЕЙ ВСЕ КРИЧАЛИ: «БЕРЕГИСЬ!»

ЕЙ ВСЕ КРИЧАЛИ: «БЕРЕГИСЬ!»

Янку, Яну Дягилеву, девушку из Новосибирска, называли самым светлым, самым чистым явлением русского рока конца 80-х годов. Что знали мы о ней? Пара публикаций да несколько выступлений на сборных концертах и фестивалях. Впервые Яна появилась перед широкой аудиторией в 1990 году на фестивале «Рок-Акустика», состоявшемся в Череповце. Она сразу же обратила на себя внимание, произведя едва ли не самое сильное впечатление на зрителей и музыкальных критиков.

А самые первые шаги в мире отечественного рока Яна сделала в дочерней группе ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ под названием ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ в 1987 году. В дальнейшем Егор Летов и Яна Дягилева тесно сотрудничали, ГО помогала Яне в записи собственных альбомов, первый из которых появился в том же 1987 году. Настроение альбома созвучно названию — Не Положено: не положено любить, не положено смеяться, не положено просто жить. Альбом 1988 года Деклассированным Элементам был записан при непосредственном участии музыкантов ГО. Не могу сказать, что в электричестве эти песни-откровения производят сильное впечатление. Скрежещущие звуки электрогитар и грохот сбивающихся барабанов мешают добраться до смысла стихов. Закономерно, что акустическая работа Домой! (1989), состоящая почти из тех же песен, что и Деклассированным Элементам, очевидно выигрывает, оставляя нас наедине с высоким голосом Янки и ее плачущей гитарой. Последний альбом Ангедония вышел в 1989 году и, как и все предыдущие, был выпущен под маркой фирмы «Гроб Рекордз».

Оставаясь явлением самобытным и уникальным, Яна незримыми ниточками была связана со многими. Образ — простоволосая девушка с беззащитно-растерянными глазами — Дженис Джоплин, манера исполнения — неторопливые баллады — Джоан Баэз, фольклорные интонации — Дмитрий Ревякин. И, наконец, ее мироощущение — это боль и безысходность Александра Башлачева. Когда-то Саша сказал: «…если мне плохо, и ко мне придет кто-то, кому тоже плохо, нам не станет от этого хорошо. Мне не станет хорошо от того, что кому-то плохо. Мне — не станет. И поэтому нытик — он разрушает, не создает. Но раз он уже ноет, значит, у него уже болит. А раз у него уже болит, то он запоет в конце концов, своей болью запоет он. Потом — о радости, потому что, когда человек начал петь песни, это был плач сначала, а плачут во все времена, во всех странах, и с самого раннего детства». Песни Янки — это плач, и не только по содержанию, но и по исполнению — порой надрывному, поро протяжному. Ее баллады насквозь трагичны — это плач по людям, которые при жизни обречены на смерть, предчувствие приближающегося общего конца:

От большого ума — лишь сума да тюрьма.

От лихой головы — лишь канавы и рвы.

От красивой души — только струпья и вши.

От вселенской любви только морды в крови.

Она несла нам свои песни, которые дошли до большинства, увы, уже после ее смерти. Нам остался лишь созданный ею мир — иногда добрый и нежный, иногда злой и угрюмый, но очень часто серый и тоскливый, замкнутый в узкое пространство окружавших ее клеток. Рассказывали, что окна дома, в котором жила Яна, приходились вровень асфальту, а сам дом стоял на перекрестке каких-то дорог, по которым шли вереницы нескончаемых машин и грузовиков. И все воспоминания детства — рельсы, шпалы, светофоры, заводские трубы:

А мы пойдем с тобой погуляем по трамвайным рельсам.

Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.

Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода.

Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора…

Порой ее стихи наполнены образами каких-то абстрактных предметов, странных нездешних существ, порой строчки излучали щемящую нежность и теплоту:

Я оставляю еще полкоролевства

Восемь метров земель тридевятых

На острове вымерших просторечий

Купола из прошлогодней соломы.

Я оставляю еще полкоролевства.

Весна за легкомыслие меня накажет,

Я вернусь, чтоб постучать в ворота…

Удивительно, но очень трудно закончить цитату, оборвать ее строчку. «Песни становятся стихами, когда их некому петь. На бумаге они не защищены голосом — судорожным и нежным, — они стоят перед вами голые, и видна вся их дикая неправильность и гениальная нескладность. Кажется, что слова разбросаны так и сяк, а попробуй сдвинь хоть одно — не сдвинешь». Нам остались ее стихи, и теперь мы можем их только читать, впрочем, и слушать тоже — с магнитофонной ленты или с жесткого винила пластинки.

Конечно, жизнь не стоит на месте. И, я верю, принесет еще нам новые имена, и появятся талантливые люди, которые сложат другие песни. Но мы должны помнить поэтов, тех, кто уже прошел свои «семь кругов беспокойного лада». Мы не должны их забывать, потому что в нашей памяти — их жизнь.

…Что произошло той майской ночью 1991 года — не скажет уже никто. Несчастный случай слишком похож на самоубийство. Правду знает только вода, ставшая ее последним домом. Именно к реке пришла она «ползком по шпалам», вырвавшись из бетонных объятий грязного, задымленного города. Ей было неполных 25 лет.

Нелепая гармония пустого шара

Заполнит промежутки мертвой водой,

Через заснеженные комнаты и дым

Протянет палец, и покажет нам на дверь

И отсюда — домой.

От этих каменных систем в распухших головах

теоретических пророков

напечатанных Богов — домой…

Екатерина Новосельцева.

«Инфа», Воронеж, № 23/93 г.