«Я ОСТАВЛЯЮ ЕЩЕ ПОЛКОРОЛЕВСТВА…»

«Я ОСТАВЛЯЮ ЕЩЕ ПОЛКОРОЛЕВСТВА…»

Не успела еще развеяться печаль-тоска после смерти Цоя, как новый удар: нет больше янки Дягилевой, новосибирской рок-певицы, нежной и тревожной души сибирского рока.

И плачем Ярославны по ней самой зазвучит распевная, лирическая, пронзительная до боли — «Стаи Летят»:

…Крепкий настой. Плачьте, родные!

Угол, свеча, стол, образа…

В прессе скупая информация в несколько строк: «9 мая ушла погулять. Не вернулась. Утонула в реке. Может, несчастный случай, а может, самоубийство». Вечная судьба русских поэтов.

И как предчувствие или, может, заранее решенный шаг в небытие, строчки: Седьмая вода — седьмая беда.

Опять не одна до самого дна.

До самого дна по стенам крутым.

На них червяки, у них имена.

У края доски застывшей реки

С наклоном руки из красной строки.

Пресса Янку не баловала своим вниманием, телевидение и радио тем более. Для многих, думаю, это имя совсем ничего не говорит. Но только не для истинных поклонников рока. Янку любили, ее песни знают в самых отдаленных уголках нашей страны, и это несмотря на полное отсутствие рекламы в средствах массовой информации. Только редкие концерты, участие в рок-фестивалях и, главным образом, магнитофонные записи, блуждающие по стране.

Своей стихией Янка выбрала андеграунд, сознательно отвергнув всякую сделку с шоу-бизнесом, а вместе с тем возможность выхода на широкую публику, возможность получать солидные деньги и прочие удобства сытой, но для нее неприемлемой жизни, любой компромисс с собственными представлениями о независимости и свободе творчества был ей противен.

Янка была одной из немногих, кто черпал силу и нежную напевность своих мелодий в народных мотивах. Хотя чаще нежность сменялась на ярость, помноженную на боль и отчаяние. Этими песнями она достойно продолжала традиции русского рока, заложенные А. Башлачевым, Д. Ревякиным.

Былинная мощь ее текстов наряду с удивительной, проникающей в душу мелодией захватывала сразу.

От песен Янки веет безысходностью, но с ними почему-то легче безысходность эту преодолеть. Здесь серость и бесприютность нашей жизни и невозможность смириться с этим. Постоянные поиски выхода из замкнутого круга русского мученичества и постоянное натыкание на новые тупики:

Здесь не кончается война,

Не начинается весна,

Не продолжается детство.

Некуда деваться.

Нам остались только сбитые коленки…

В этих песнях боль огромного сердца, любовь и сострадание к людям и вместе с тем осознание неизбежной трагичности такого бытия:

Проникший в щели конвой

Заклеит окна травой.

Нас поведут на убой.

Перекрестится герой,

Шагнет в раздвинутый строй.

«Вперед за Родину, в бой!»

…Всех поведут на убой.

Гордая, вольная птица, бьющаяся в клетке, — это Янка. Сильная и хрупкая одновременно, пляшущая на костре собственной жизни — это тоже она.

Предсказания собственной судьбы? Они есть: в любой песне соткан узор из щемящей душу безысходности и печали:

Мне придется променять

Осточертевший обряд

На смертоносный снаряд,

Скрипучий стул за столом

На детский крик за углом,

Минуты спутанных гроз

На депрессивный психоз,

Психоделический рай

На три засова в сарай.

Мне все кричат: «Берегись!»

Саша Башлачев просил: «Поэты идут до конца. И не смейте кричать им: «Не надо!» А крикнуть все же хочется. Хотя знаешь, что не остановить.

Княжна русского рока, поэт нищих гурманов, гордых бессребреников и бродячих музыкантов, она оставила нам в наследство несколько потрясающих песен, глубоко уходящих корнями в русскую народную традицию. А кроме того, оставила невосполнимую брешь в том, что принято называть русским роком, отдав себя на костер самосожжения. Но хрупкий ее голос еще будет петь чудесные песни трепетной птицы со звонким именем — Янка.

Я оставляю еще

полкоролевства.

Весна за легкомыслие меня

накажет.

Я вернусь, чтоб постучать

в ворота…

Светлана Кошкарова.

«Субботняя Газета», Курган, № 25/91 г.