В ЕЕ ЖИЗНИ БЫЛО СЛИШКОМ МНОГО ЛИЧНОГО

В ЕЕ ЖИЗНИ БЫЛО СЛИШКОМ МНОГО ЛИЧНОГО

На смерть Янки

Ее тело нашли рыбаки в водах сибирской реки. Яне Дягилевой не было еще 25 лет.

Сначала не давала покоя мысль о том, как много не было сделано. Не напечатаны статьи, не выпущены пластинки, не сыграны концерты. Разве что случайно, в поезде или на улице кто-то мог услышать ее чистый голос из динамика магнитофона. Ее не снимало телевидение и не записывало радио. Для огромного большинства людей ее смерть — еще одна. Где-то в Сибири утонула молодая девушка.

Не было ее в «Программе А»… Господи, о ком это я? Янка в «Утренней почте»… Башлачев в «Юрмале»… Слава богу, что дело не дошло до этих заранее обреченных экспериментов. Ведь все это, как ни парадоксально звучит, современный городской фольклор XIX века, когда не было шоу-бизнеса, студий, продюсеров, менеджеров и миллионов потребителей. Песни, которые рождаются на кухне за бутылкой вина, в лесу и в поезде, и там же живут, не посягая на хит-парады. Это не продукция.

Не было стадионных концертов… Были выступления в маленьких залах, была кочевая жизнь по стране, были сотни знакомых и музыкальные квартирные посиделки. Были и есть тысячи магнитофонных записей. Неожиданное сочетание женского голоса и мужской, очень жесткой, игры на гитаре. На концерте в Харькове спустя полчаса после начала концерта у нее порвалась струна. Она перестроила гитару на пять струн — порвалась пятая. Она доиграла концерт на четырех. А могла бы, наверное, доиграть и на одной.

Только раз или два — на радио… Словно существовал магический круг людей, который хранил ее песни внутри себя, оберегал их от кооператоров и бесцеремонных камер. Они, эти люди, хранили Янку для себя, и она для них была ниточкой, которая связывала их в разных концах огромной страны. Где-то в тысячных залах за океаном пела Джоан Баэз, в Останкино — Жанна Бичевская, а Янка жила в ограниченном пространстве, и песни, которые нехотя могли бы пробить стену отчуждения от внешнего мира, даже не пытались это сделать.

Что было — то было. А вот по поводу того, что будет… Есть все основания предполагать, что повторится история Александра Башлачева. После первых публикаций, пластинок, спустя несколько месяцев после его трагической смерти все, что было связано с Сашей, начало превращаться в фарс, а в варианте мемориальных концертов в Ленинграде — надругательство. А тиражирование его песни «Время Колокольчиков» привело к массовой продаже кооперативных колокольчиков по цене 3 руб. за комплект, сработанных явно теми же руками, которые за неделю до этого рубили мясо. Смерть — доходное дело.

Конечно, выйдет пластинка. Хорошо бы, если не одна. Конечно, будут печатать ее стихи. И хватит. Не надо шумных мемориалов, переходящих в пляски на могиле. Может быть, это избавит нас от футболок и полиэтиленовых пакетов с ее изображением.

Не надо плакатных статей и создания образа непризнанной народом героини. В ее жизни было слишком много личного, чтобы выносить это на всеобщее обозрение.

Все, что нужно, сделают ее песни, которые, убежден, будут слушать еще очень долго. В том числе публикуемая ниже.

Неужели она все знала заранее?

Коммерчески успешно принародно подыхать

Об камни разбивать фотогеничное лицо

Просить по-человечески, заглядывать в глаза

Добрым прохожим.

Продана смерть моя…

Украсить интерьеры и повиснуть на стене

Нарушить геометрию квадратных потолков

В сверкающих обоях биться голым кирпичом

Тенью бездомной

Продана смерть моя…

Иду я на веревочке, вздыхаю на ходу

Доска моя кончается, сейчас я упаду,

Под ноги, под колеса, под тяжелый молоток

Все с молотка.

Продана смерть моя…

Александр Мартыненко.

1992 г.