ПО ТРАМВАЙНЫМ РЕЛЬСАМ

ПО ТРАМВАЙНЫМ РЕЛЬСАМ

«Эту песню не задушишь, не убьешь…»

Расцвет нашей рок-музыки, как известно, пришелся на 80-е годы. Под «апрельским ветром перемен» по всей стране открывались рок-клубы, проводились фестивали, семинары; рок обсуждали на «высших инстанциях» и т. д. Атмосфера всей этой рок-деятельности приобрела оттенок разрешенности, хотя гонения за рок-музыку все равно продолжались, порой — самые дичайшие. Привкус запрета, так притягивавший к року и скрашивавший его убогость, как музыки, понемногу сходил на нет, — естественно, что постепенно рок становился чем-то модным, в ряде случаев прокоммерческим, рассчитанным на массы. Казалось, рок-н-ролл превращается в мутное болото, чтобы всколыхнуть его, требовалось одно — вернуться назад, вспомнить как и с чего все начиналось. Людей, делавших это, было немного, но они были. В Новосибирске — Яна Дягилева.

Первые ее песни появились года с 86-го: «Порой Умирают Боги» (см. ТЛ № 16–97), «Нарисовали Икону» и др. Для песен той поры прежде всего характерна была предельная янкина открытость, искренность, полнейшее отсутствие какой-либо наигранности.

Нарисовали икону —

и под дождем забыли,

Очи святой мадонны

струи воды размыли,

Краска слезой струилась —

то небеса рыдали,

Люди под кровом укрылись —

люди о том не знали.

А небеса сердились,

а небеса ругались,

Бурею разразились…

Овцы толпой сбивались,

молнии в окна били,

ветры срывали крыши,

Псы под дверями выли,

метались в амбарах мыши.

Жались к подолам дети,

а старики крестились,

Падали на колени,

на образа молились…

Солнышко утром встало,

люди из дома вышли,

Тявкали псы устало,

правили люди крыши.

А в стороне, у порога

клочья холста лежали.

Люди забыли бога,

люди плечами жали…

(1986)

В 1987 году на I Новосибирском рок-фестивале Яна познакомилась с Егором Летовым — лидером крупно тогда наскандалившей ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Это знакомство впоследствии сыграло очень значительную, если не определяющую роль в дальнейшем янкином пути.

Многие видят только хорошее в сотрудничестве Янки и Егора… Все познается в сравнении, посему не удивляйтесь обилию летовского имени в этой статье. Получилось так, что известность Янка приобрела во многом благодаря Летову — все ее альбомы выпекались на ГрОбовской кухне, на иногородние концерты Яна выезжала вместе с ГО. В результате большинством аудитории Яна стала восприниматься с непременной привязкой к Егору — «творческой ветвью ГО», а ее группа ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ — лишь как одна из целой обоймы сибирских панк-групп. Саму Яну такое положение дел, видимо, устраивало — я не случайно упоминал о самых первых ее песнях, — медленно, но верно Янка влезла в тесные границы панк-рока, а ее песни постепенно приобрели не свойственную им ранее агрессию. Участие Летова в музыке ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ давало себя знать: тяжелый, сырой, «фирменный» ГрОбовский звук, кривые, визжащие гитарные ходы… Несомненно, в некоторых случаях это ощутимо помогало в восприятии отдельных моментов:

С виду ложь — с гуся кровь, побежит со щеки,

Ни пропить, ни пропеть, ни слепить черепки,

Ни крестов, ни сердец — все злодейская масть,

Убивать-хоронить — горевать-забывать.

Поливает дождем первородная мысль,

Размывает дорожки — гляди, разошлись,

В темноте все в одну, все одно к одному

Не мешает другому

Лицу все к лицу.

Все к лицу подлецу, как родному отцу,

Не рассказывай, батя, и так все пройдет.

Чередой дочерей, всем раздеться, лежать,

Убивать-хоронить — горевать-забывать.

Побежали глаза по стволам, по рядам.

Покатилось лицо по камням, по следам

Безразмерной дырой, укрывая траву,

Насовсем позабыть — разузнать, да уснуть.

Только солнечный свет на просветах пружин,

Переломанный ужас на проломах дверей,

Несгибаемый ужас в изгибах коленей

В поклон до могил деревянным цветам.

(1990)

Но все равно сквозь грохот, дым и скрежет пробивалось то чистое и ясное, не укладываемое ни в какие музыкальные определения, что собственно и есть янкины песни.

Ожидало поле ягоды,

ожидало море погоды,

Рассыпалось человечеством —

просыпалось одиночеством,

Незасеянная пашенка,

недостроенная башенка,

Только узенькая досточка,

только беленькая косточка.

Не завязанная ленточка,

недоношенная доченька,

Отвязала белой ниточкой,

обмотала светлым волосом

И оставила до времени

вместе с вымытыми окнами,

Вместе с выцветшими красками,

вместе с высохшими глазками,

С огородным горем луковым,

с благородным раем маковым.

Очень страшно засыпать…

(«Выше Ноги От Земли», 1990)

Янка писала именно песни, не требующие никаких украшений, никаких определений; чистые и открытые, не принуждающие человека к действию, а призывающие задуматься о себе, о мире. Но песни эти, в свою очередь, отнимали много жизненной силы у их авторов. Их было очень немного — людей, занимающихся именно песней, к ним я отношу Янку и Башлачева. И обоих сейчас уже нет в живых.

Песни Янки, прежде всего — горький плач, тяжелые, через боль спетые откровения, страшные в своей безысходности.

Так иди и твори, что надо,

не бойся, никто не накажет.

Теперь ничего не свято…

(«Порой Умирают Боги», 1985)

Мы под прицелом тысяч ваших фраз,

А вы за стенкой, рухнувшей на нас…

(«Мы По Колено…», 1987)

Проникший в щели конвой заклеит окна травой,

Нас поведут на убой.

Перекрестится герой, шагнет в раздвинутый строй,

Вперед, за Родину в бой!

И сгинут злые враги, кто не надел сапоги,

Кто не простился с собой.

Кто не покончил с собой —

Всех поведут на убой.

На то особый отдел, на то особый режим,

На то особый резон.

(«Особый Резон», 1987)

Собирайся, народ, на бессмысленный сход,

На всемирный совет — как обставить нам наш бред.

Вклинить волю свою в идиотском краю,

Посидеть, помолчать, да по столу постучать…

(«От Большого Ума…», 1988)

Коммерчески успешно принародно подыхать,

О камни разбивать фотогеничное лицо,

просить по-человечески, заглядывать в глаза

Добрым прохожим

Продана смерть моя…

(«Продано», 1989)

Всю жизнь Яна шла по трамвайным рельсам — выбранный ею путь оказался именно ими — рельсами. И конец которых всегда только один. В мае 1991 года Яны не стало.

А мы пойдем с тобою погуляем

по трамвайным рельсам,

Посидим на трубах у начала кольцевой дороги,

Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода,

Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора.

Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку,

Мы должны за две секунды зарываться в землю,

Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут

серые машины,

Увозя с собою тех, кто не сумел и не хотел в грязи валяться.

Если мы успеем — мы продолжим путь по шпалам,

Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах,

Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся.

Если нас не встретят на пороге синие фуражки.

Если встретят, ты молчи, что мы гуляли

по трамвайным рельсам —

Это первый признак преступления или шизофрении,

А с портрета будет улыбаться нам Железный Феликс,

Это будет очень долго, это будет справедливым

Наказанием за то, что мы гуляли

по трамвайным рельсам,

Нас убьют с тобой за то, что мы гуляли

по трамвайным рельсам.

Материал подготовил Стерх.

«Темная Лошадка», Новосибирск, 6(43)/1998 г.