Полк имени С. В. Руднева

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Полк имени С. В. Руднева

Первый полк, теперь уже мой полк, стоял на другом конце села. Командир полка со штабом и комендантским отделением размещался в просторном добротном доме.

Встретил меня старшина хозяйственной части Боголюбов — высокий, светловолосый, с белесыми бровями и чуть горбатым носом молодой парень. Я знаю его давно. Познакомился с ним во время боя за село Голубовку Сумской области в октябре сорок второго года. Нелегким был его путь к партизанам.

Боголюбов — сын уральского крестьянина. Перед самой войной окончил полковую школу и работал старшим радистом в штабе пограничного округа.

В первый же день войны вступил в бой с фашистами под Перемышлем, но уже через пять дней вместе со своей частью вынужден был отойти на оборону Львова. Два Дня пограничники удерживали город. А потом начались тяжелые дни отступления.

При прорыве из окружения в районе Борисполя Николай был ранен в ногу. Отлежался в укрытии. Когда стало менее опасно, выбрался из кустарника. Встретил раненого лейтенанта Климова из своей части. Вдвоем добрались до хутора.

Две недели хуторяне скрывали и выхаживали раненых. Подлечившись, Боголюбов и Климов отправились в путь. Где пешком, а где и на лошадях, к зиме добрались до села Бунякина Путивльского района. Приютила их добрая женщина — Ольга Силаева.

— В наших краях партизаны объявились, — сказала она. — Отдохнете, наберетесь силенок, а тем временем узнаем, как к ним попасть.

Совет был дельным. Согласились. Однако отдохнуть не пришлось.

Однажды вечером в дом зашел вооруженный.

— Красная Армия ведет тяжелые бои. Не сегодня-завтра сдадут Москву… В тылу врага на борьбу поднимаются народные мстители, а вы отсиживаетесь! — сказал незнакомец. — Одевайтесь немедленно. Считайте себя мобилизованными.

— Мы еще не демобилизовывались, — ответил Климов.

— Вот как! — удивился тот. — Одним словом, поторапливайтесь.

Климов и Боголюбов повеселели. Еще бы! Партизан не пришлось разыскивать, сами объявились. И только перед уходом из дома заметили настороженный взгляд притихшей вдруг хозяйки. Причины такой перемены в ее поведении не поняли, а спросить при постороннем не решились.

На улице они увидели несколько вооруженных и десять подвод, на которых сидели мобилизованные мужчины — местные и окруженцы.

Под конвоем ночью приехали в Новую Слободу.

— Не расходиться, — приказал вооруженный, ехавший с ними на санях, и пошел в дом.

Никто не знал, куда и зачем их повезут. Если в партизанский отряд, то почему заехали в село? Боголюбов зашел в хату напротив. Выслушав его, старушка всплеснула руками:

— Ой, лышенько, та то ж не партизаны. Полицаи они. Уходите, пока не поздно…

Николай выскочил из хаты и, чтобы убедиться в услышанном, подкрался к окну дома, куда зашел конвоир. То, что он увидел, отбросило всякие сомнения. В доме полно вооруженных. За столом сидел лысый человек с повязкой на рукаве. Полиция!

Осторожно, чтобы не заметил часовой и не встревожились предатели, Боголюбов вернулся к саням и шепнул лейтенанту Климову:

— Полицаи. Бежим!

Из уст в уста тревожная весть облетела всех «мобилизованных». Боголюбов, Климов и еще несколько человек юркнули во дворы, огородами выбрались в поле и сломя голову побежали к лесу. Позади послышались выстрелы. Но поздно! Уже близко лес.

Несколько дней скрывались на торфоразработках. Однажды ночью пробрались в Бунякино, чтобы узнать новости. Там было полно мадьяр и полицейских. Ольга Силаева рассказала, что ее несколько раз допрашивали, избивали, хотят дознаться, куда скрылись убежавшие.

Задерживаться было опасно. Николай и лейтенант пошли в направлении Брянского леса, рассчитывали разыскать партизан. И не ошиблись. В Старой Гуте они попали к ковпаковцам. С тех пор, вот уже два года, Николай Валерьянович Боголюбов сражается в партизанском отряде. За это время ему пришлось воевать рядовым бойцом, командовать пулеметно-минометным взводом, а с зимы 1943 года быть неизменным старшиной девятой роты. Он оказался способным хозяйственником. Нередко ему приходилось участвовать в боях, чтобы завладеть продовольственными и вещевыми складами противника.

В полку хозяйственникам, в том числе и Боголюбову, работы прибавилось.

Старшина встретил меня словами:

— А мы вас заждались. То говорят, придет, то нет. Командир нервничает.

— Как видишь — пришел. Где Бакрадзе?

— В хате. Только что из батальонов пришел. Работы — невпроворот. Комиссар на месте. Врач и помпохоз прибыли. Ваш помощник по разведке пришел, — выкладывал новости Боголюбов. Посмотрел на мою лошадь и сказал: — Коник у вас не из резвых. Подберем хорошего.

— Не надо. К этому привык. В походе на нем, как в качелях, а главное — не сбросит…

Передав коня Боголюбову, я зашел в дом. Бакрадзе встретил восторженно. Сграбастал меня в охапку, поднял и начал кружить по комнате, приговаривая:

— Наконец-то пришел…

Потом, изрядно помяв, отпустил меня, хлопнул тяжелой ладонью по плечу и сказал:

— Понимаешь, столько работы, а тебя нет.

Мне стыдно стало перед Давидом за свою медлительность, нежелание переходить в полк. Мы с ним старые знакомые, еще по довоенной службе в Полтаве. Он был командиром орудия, бывалым артиллеристом. Но впервые я его увидел не у орудия, а на помосте во время соревнований борцов… На фронте наши пути разошлись. Встретились мы ровно через год в партизанском соединении С. А. Ковпака. И здесь он начал службу в артиллерии, потом стал командиром девятой роты. Теперь командовал полком. С командира орудия до командира полка — завидная карьера!

— Давид Ильич, не обижайся. Пойми меня, нелегко расстаться с людьми. С ними столько пережито! Многие прилетели со мной с Большой земли, — оправдывался я перед командиром полка.

— Понимаю, понимаю, Вано. Не будем об этом говорить. Принимайся за работу, наверстывай упущенное…

Мы с командиром и замполитом занялись формированием полка. Уточнили составы батальонов, рот, специальных подразделений. Людей в полку было очень мало, что-то около пятисот человек. Пришлось батальоны делать двухротного состава… Распределили по батальонам минометы, противотанковые ружья и орудия, станковые пулеметы. Наметили составы специальных подразделений. Лучших бойцов отобрали в разведвзвод.

Вечером Бакрадзе собрал всех командиров и политруков подразделений. Большинство из них мне давно знакомы. Командир второго батальона Александр Филиппович Тютерев, как и Бакрадзе, мой сослуживец. Больше того, Тютерев начал воевать разведчиком, только я в полковой разведке, а он в дивизионной. Разведчиком он был хорошим и заслужил похвалу командира дивизии генерала Бирюзова С. С. При выходе из окружения был тяжело ранен, оставлен в крестьянской семье, а после выздоровления вступил в ряды партизан. Прошел путь от рядового до комбата.

С командиром первого батальона черноусым Сердюком, ротными командирами Степаном Бокаревым и Григорием Дорофеевым мы совершили не один рейд, участвовали во многих боях. Это — бывалый народ.

Было много и новичков. Комиссар Иосиф Тоут, мой помощник по разведке Юрий Колесников, помпохоз Федчук, полковой врач Мирослав Зима, командиры рот Андрей Бородовой и Василий Манжевидзе шли с нами в рейд впервые.

Командиры и политруки подразделений — в основном молодые парни. Самым старшим среди нас был Константин Лаврентьевич Федчук. Высокий, могучего сложения, с рыжей седоватой бородой клинышком, прокуренными табачным дымом усами и лохматыми рыжими бровями — он выглядел внушительно.

Заместитель командира полка по политчасти (по старой привычке партизаны называли его комиссаром) Иосиф Иосифович Тоут хотя в соединении всего третий месяц, но уже полюбился партизанам за смелость в бою, а главное, за душевность.

Тоут родился в Венгрии. Своего отца не помнит. Мать второй раз вышла замуж за русского военнопленного. Семья переехала в Москву. Иосиф окончил фабрично-заводское училище. Работал токарем. Вступил в комсомол, а потом в члены Коммунистической партии. Незадолго до войны окончил Коммунистический университет… В 1942 году призван в Красную Армию на политработу. К нам прибыл в конце прошлого года и до последнего времени был политруком девятой роты.

Этим исчерпывалась моя осведомленность о новых товарищах. Приходилось знакомиться на ходу.

В ожидании, пока соберутся командиры на совещание, Саша Тютерев подсел ко мне, вынул кисет, оторвал лоскуток газеты, насыпал самосаду и начал завертывать цигарку. Наблюдая за подходившими командирами, он толкнул меня локтем и шепотом спросил:

— Иван Иванович, почему дивизию назвали «украинской»?

— А почему это тебя смущает?

— Посмотри, кто здесь присутствует. Национальный состав…

Я обвел взглядом товарищей и удивился, как это я раньше не замечал. Здесь был полный интернационал: командир полка — грузин, комиссар — венгр, начальник штаба — украинец, врач — еврей из Чехословакии, помощник начальника штаба по разведке — из Бессарабии, помпохоз — русский. А дальше на скамейках вперемешку русские, белорусы, украинцы, казахи…

Припомнился национальный состав разведроты, других подразделений. Так и армяне, и азербайджанцы, и узбеки, и киргизы… И все-таки даже при беглом подсчете русские составляют около 60 процентов к общему числу.

— Так почему же «украинская»? — допытывался Тютерев.

— Ответ простой. Отряды организованы на Украине, по заданию ЦК Коммунистической партии Украины. Создатели этих отрядов перед войной работали тоже на Украине, — ответил я. — А впрочем, дело не в названии. Сейчас не найдешь ни одного отряда, ни одной воинской части, которая бы состояла из солдат одной национальности.

Первое совещание было посвящено организационным вопросам. Кроме того, надо было найти общий язык. До сих пор командиры батальонов и рот управляли самостоятельными подразделениями. Подчинялись командиру соединения. Теперь все подразделения первого батальона (бывшего Путивльского отряда) составляли первый полк. Надо, чтобы командиры правильно поняли необходимость проводимых организационных перемен.

Тон на совещании задавали Бакрадзе и Тоут.

— Товарищи командиры и политруки, мы собрались на первое совещание и будем говорить по душам, — начал Бакрадзе. — Знакомиться нам не приходится. Вы меня знаете. Много километров мы прошагали вместе, как говорится, не один пуд соли съели…

— А частенько и без соли, — вставил Тютерев.

— Конечно, были и без соли. Но фашистам насолили крепко, — продолжал Давид. — Так я хочу, чтобы вы, друзья мои, поняли меня правильно. Меня назначили командиром полка и с меня спросят… Поэтому и я буду с вас спрашивать по всем правилам. Но один я ничего сделать не смогу. Многие из вас старше меня по званию и по возрасту. Константин Лаврентьевич Федчук годится мне в отцы. Я надеюсь, товарищи, на вашу помощь. Заметишь, что я неправильно делаю, понимаешь, приди и скажи в глаза. Нехорошо, понимаешь, получится, когда начнут шептать за углом… Лучшая помощь для командования полка — это если каждый из вас будет четко выполнять свои обязанности. Мы должны быть, как этот кулак, едины, — Давид показал здоровенный кулак.

— Один за всех и все за одного, — поддержал Сердюк.

— Совершенно правильно. Наш полк носит имя любимого человека — Семена Васильевича Руднева, отдавшего жизнь за Годину. Если мы не сумеем достойно справиться с порученной вам задачей, то это будет оскорблением светлой памяти славного комиссара, стойкого большевика Семена Васильевича. Грош нам цена тогда…

Давид не кичился своими заслугами, не козырял новой должностью, а просто обращался за помощью ко всем, это располагало к нему подчиненных.

Нельзя сказать, чтобы всех командиров подразделений устраивал новый начальник. Были и недовольные, возможно, были и обойденные…

— С Давида командир полка не получится, — уверял политрук Ковалев.

Однако таких были единицы. Да скоро и они поняли, что ошибались.

Недовольство некоторых партизан видел, но не разделял Юрий Колесников. И на этом совещании решительно поддержал Бакрадзе.

Как только кончил Колесников, Бакрадзе посмотрел на меня. Я понял: он хочет знать мое мнение. Пришлось выступить.

— У всех нас единая цель — громить врага. А где бить — в разведке, в артбатарее или стрелковой роте — все равно, — сказал я. — Давида Ильича мы знаем как отважного партизана и требовательного командира. Вспомните девятую роту, какая она была, когда ее принял Бакрадзе, и какой стала потом?! А Карпатский рейд! Разгром немцев в Рассольной. Выход из Карпат… Я не говорю о последних боях. Они свежи в вашей памяти. Командир полка прав. Наши успехи будут зависеть от нас самих. Надо, чтобы каждый честно выполнял свои обязанности. Это наш святой долг, как командиров, как коммунистов, и, наконец, гражданский долг. Что от меня будет зависеть, все сделаю.

Свое мнение о том, что надо сделать, чтобы быстрее перейти на новую организацию, высказали все командиры и политруки. Последним выступал комиссар Иосиф Тоут. Он дал совет, какую работу следует провести среди партизан, чтобы быстрее покончить с организационной неразберихой.

— Наш полк является костяком дивизии, — продолжал тихим, но внятным голосом капитан Тоут. — Создан на базе Путивльского отряда — детища Ковпака и Руднева. Надо, чтоб об этом всегда помнили бойцы. Имя комиссара Руднева, наряду с именем Ковпака, стало легендарным. Особенно важно рассказать об этом новичкам…

В заключение Тоут сказал:

— Хочу предупредить политруков. От того, как мы, политруки, секретари партийных и комсомольских организаций, сумеем мобилизовать личный состав на выполнение приказов, во многом зависит быстрая перестройка на новую организацию. Времени на это мы почти не имеем. Да и обстановка не позволит нам засиживаться на одном месте. За примером не надо далеко ходить. Вспомните бой в Кособудах. Впереди нас ждут новые более трудные бои. Достойно подготовиться к ним — наша сегодняшняя задача.