Путь на Киев

Путь на Киев

Путь предстоял не близкий: из Беловежской пущи почти через всю Белоруссию, потом по Украине до Киева. Предполагалось весь этот путь проделать на тачанке. К длительным переходам мы привыкли.

Сопровождали меня ездовой Иосиф Илларионович Борисенко и медсестра Ольга Александровна Рябченко. Дорога большей частью проходила лесами, могли встретиться мелкие группы немцев, отбившихся от своих частей и во множестве блуждавших в поисках прорыва на запад, поэтому мы ехали с автоматами. Это оказалось кстати. Километров через десять мы увидели, как группа гитлеровцев, человек десять — двенадцать, перебегала через дорогу. Борисенко обстрелял их. Подняли стрельбу и мы с медсестрой. Больше для острастки. Они боя не приняли и скрылись в чаще. Видимо, посчитали, что мы едем не одни, а, скорее всего, им было не до нас.

За первый день проехали километров тридцать, добрались до Пружан и поняли: не доехать нам на тачанке до Киева. Езда доставляла много страданий. Рана не давала покоя. Сдали тачанку вместе с лошадьми военному коменданту. Он пересадил нас на попутную машину. На вторые сутки мы были уже в Слуцке.

Более чем за два года войны мне впервые приходилось ехать на машине. Да еще по освобожденной советской земле, опаленной пожаром войны. Много троп и дорог исхожено мной и моими товарищами-партизанами. Где крадучись, тайком, а где напролом, с шумом и грохотом. На каждом шагу подстерегала опасность. Постоянная готовность и настороженность были нашими спутниками и вошли в привычку. И теперь было как-то необычно и в то же время радостно вот так, свободно, среди дня, под палящим июльским солнцем мчаться на перекладных, сознавая, что впереди тебе ничто не угрожает, ждет безопасный спокойный отдых.

Однако все здесь живо напоминает о недавно отгремевших боях. Превращенные в руины города и села, изувеченные машины, разбитые орудия и танки, которые еще не успели увезти трофейные команды, штабеля гитлеровских мин, обезвреженных советскими саперами, ребра сгоревших вагонов под откосом — результат «рельсовой войны» партизан, — все это возвращает к действительности, напоминает, что война еще не окончена, она только отступила на запад…

Многострадальная белорусская земля! Двойным огненным шквалом прошла по ней война. Да и тогда, когда фронт отодвинулся далеко на восток, здесь ни на минуту не прекращалась борьба. Гитлеровцы на своей шкуре испытали силу гнева советских людей.

Освобожденная земля! Израненная, истерзанная, но не покорившаяся врагу, белорусская земля обновлялась. Повсюду чувствовалось оживление. В поле трудились крестьяне. В городах, разрушенных фашистами, расчищались развалины. Люди устраивали жизнь. Жизнь торжествовала победу над смертью. Это радовало и переполняло сердце гордостью за наш народ. Но сколько усилий потребуется, чтобы залечить раны, стереть с лица земли шрамы, оставленные войной!

От Слуцка до Калинковичей пришлось ехать со многими пересадками: в товарном вагоне, на паровозе, на тормозной площадке, на дрезине и, наконец, на санитарном поезде.

Б Киев приехали вечером. Там ждала санитарная машина. Из машины я попал прямо под душ. Когда же через полчаса, неуклюже опираясь на костыль, поддерживаемый Борисенко, вышел из бани, меня ошарашила команда:

— Для встречи начштаба, смирно!

Ко мне на костылях скакал улыбающийся Вася Алексеев. За его спиной в строю застыли раненые. Человек тридцать. На костылях и с палочками, с затянутыми в гипс руками и с повязками на головах они представляли странную картину.

Вася еще не успел отрапортовать, а раненые не выдержали, веселой гурьбой кинулись ко мне… Оказывается, они узнали о моем приезде и вышли встретить. Меня тронула такая встреча. И здесь, в госпитале, я был среди своих друзей-ковпаковцев.

В госпитале мне тоже пришлось изрядно поволноваться и перенести еще одну операцию. Через несколько дней после приезда, моя рана вдруг начала сильно кровоточить. Меня сразу положили на операционный стол. К счастью, на дежурстве оказался профессор Дудко. Он не одну сотню партизан вернул к жизни.

Операцию делали под общим наркозом. Оказалось, осколком снаряда перебило кровеносный сосуд. Я потерял много крови, ослаб. А когда немного окреп, кровь пробила себе путь и хлынула снова. Случись это в пути — смерть неминуема.

Более двух месяцев я провалялся на госпитальной койке. В госпитале же меня застал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении партизан. Звания Героя Советского Союза были удостоены: Вершигора П. П., Войцехович В. А., Бакрадзе Д. И., Брайко П. Б., Кульбака П. Л., Ленкин А. Н., Тутученко С. П. Кроме того, Петру Петровичу Вершигоре присвоили внеочередное воинское звание генерал-майора. Несколько сот партизан и партизанок награждены орденами и медалями. Наградили и меня орденом Ленина. Через некоторое время звания Героя было присвоено Цымбалу А. К.

С выходом на Украину партизанская дивизия имени Ковпака была передана в распоряжение Народного Комиссариата Внутренних дел Украины и переключена на борьбу с остатками вражеских войск и фашистской агентуры на освобожденной территории.

Часть бойцов и командиров ушла в ряды Красной Армии и продолжала громить врага до победного конца. Некоторые были демобилизованы и направлены в народное хозяйство. Я после выздоровления продолжал службу в Советской Армии.

На этом закончило свою боевую деятельность партизанское соединение имени легендарного С. А. Ковпака. Созданное осенью 1941 года, оно провело сотни боев и диверсий, в которых было уничтожено свыше 26 тысяч солдат и офицеров противника, 177 танков, танкеток и бронемашин, 12 самолетов, 788 автомашин, 1–5 речных судов, 2 нефтеперегонных завода, 41 нефтяная вышка, 54 967 тонн нефти, бензина, керосина, а также большое количество вооружения и военного имущества. Пущено под откос около сотни воинских эшелонов, взорвано 4072 погонных метра железнодорожных мостов, 8867 погонных метров мостов на шоссейных дорогах. Систематически срывались переброски войск и грузов… Неоценимую услугу оказали фронту разведывательные данные, добытые партизанскими разведчиками[26].