Вершигора

Вершигора

По-разному встретили бойцы отъезд Ковпака и назначение Вершигоры. И не удивительно. Ведь с Ковпаком они делали первые шаги на трудном, опасном партизанском пути, за два года прошли тысячи километров по тылам врага, провели множество боев. Все успехи связывали с именем Ковпака. Люди так привыкли к нему, так верили в него, что не мыслили существования соединения без Ковпака.

Вершигору партизаны, особенно разведчики, тоже любили и, не колеблясь, шли с ним в бой. Но это было тогда, когда чувствовали за своей спиной Ковпака и Руднева, знали, что они зорко следят за ходом боя и вовремя исправят возможную ошибку. А как теперь?

Ветераны отряда сомневались в способностях нового командира. Даже то, что Петр Петрович, отдавая приказ или разговаривая с провинившимися, никогда не повышал голоса, склонны были расценивать как нерешительность и; слабохарактерность. Настораживало и то, что Вершигора не являлся кадровым военным.

— Он сугубо штатский человек, — говорили некоторые, намекая на то, что Петр Петрович по профессии кинорежиссер. — Ни тебе командирской выправки, ни военной подготовки. Какой из него командир? Даже неряху отчитать как следует не может. Одним словом, интеллигент…

Я не разделял этого опасения. Командуя тринадцатой, а затем разведывательной ротами, я полтора года находился в непосредственном подчинении Бороды, как называли разведчики Вершигору, участвовал во многих боях и видел, как он от боя к бою постигал основы командирского дела. У меня с Петром Петровичем установились близкие отношения. Не один вечер мы провели в откровенных задушевных беседах, я хорошо узнал Вершигору.

Действительно, Петр Петрович не был кадровым офицером. Военным его сделала война. Искусству воевать ему пришлось учиться прямо на поле боя.

Однако не следует сбрасывать со счета жизненный опыт, который он, несмотря на свою молодость, накопил за неполные четыре десятилетия. А жизнь помыкала им, особенно в юные годы.

Сын сельского учителя, Петр Петрович. Вершигора рано остался сиротой и с двенадцати лет пошел в люди зарабатывать на хлеб. Батрачил, работал на мельнице, был подмастерьем у сапожника… Облегчение наступило после победы Октября и установления Советской власти в Молдавии. Но и тогда молодой Вершигора не сразу нашел свое место в жизни. Загорелся желанием стать агрономом. Даже поступил в профагрошколу, но скоро ушел. Работал в комитете бедноты, в сельском Совете. Заведовал избой-читальней. Увлекался литературой и музыкой.

Одно время его потянуло на военную службу, и он добровольно ушел в Красную Армию. Служил в 51-й Перекопской дивизии. И только после этого сделал окончательный выбор. Поступил на режиссерское отделение Одесской консерватории. После окончания работал актером и режиссером в Ижевске, Нижнем Новгороде, на Донбассе, в Ростове, Киеве, Одессе… Одним словом, повидал свет. Преподавал на молдавском факультете Одесского театрального училища и одновременно учился в Московской киноакадемии при Государственном институте кинематографии. Окончил ее в 1938 году и с тех пор работал на Киевской киностудии. Там Вершигору и застала война. А через месяц он в составе вновь сформированной дивизии принял боевое крещение.

Воевать начал в должности помощника командира взвода. Как-то разведчики попросили Петра Петровича рассказать о первом бое. Вершигора по-привычке запустил пятерню в бороду, подумал и откровенно признался…

— Неудобно вспоминать… Дело в том, что первую в своей жизни артиллерийскую подготовку я не выдержал…

— Как не выдержал? — не понял его разведчик Саша Гольцов.

— Да вот так! Когда противник открыл сильный огонь и снаряды с треском начали рваться вблизи, я задом выполз из индивидуального окопчика и не понятно каким образом очутился где-то посреди поля, очевидно выбирая свой «командный пункт» поближе к деревне, — продолжал Вершигора с присущим ему юмором.

— И подчиненные следом за своим «полководцем»? — не утерпел лейтенант Гапоненко.

— Представьте себе, не заметили. Им, видимо, было не до меня. Они уткнулись носами в землю, пережидая артподготовку, и не видели моего «маневра». Скоро я опомнился, устыдился своего поступка и незаметно вернулся на прежнее место… После этого случая, как только начинается бой, всегда вспоминаю первую артподготовку…

Вершигора подумал и продолжал:

— Потом, побывав в переделках, я понял — первый бой для каждого солдата и командира — это своего рода пробный камень. Он определяет, как поведет себя воин в будущем: как Фрус, или как бесшабашный храбрец, или просто как честный человек…

Так уж повелось, что тот, кому удалось уцелеть после нескольких боев, считает себя бывалым солдатом. То же случилось и с Вершигорой. Начав войну помощником командира взвода, он за несколько дней успел покомандовать взводом, ротой, поработать в штабе батальона, а на десятый день пребывания на фронте стать пятым по счету командиром батальона. И приняв под свое командование батальон, Петр Петрович понимал, что он еще не командир, а всего навсего «старый солдат». Не было еще ни достаточных знаний, ни командирских навыков. Однако можно с уверенностью сказать, что именно тогда, в те тяжелые дни у Вершигоры пробуждалось первое чувство командира — чувство ответственности за жизнь людей.

Как-то мы заспорили: каким качествам должен отвечать командир. Я, по своей молодости, горячился и доказывал, что командир в первую очередь должен быть мастером своего дела… Вершигора выслушал внимательно, подумал и сказал:

— Бесспорно, то, о чем ты говоришь, необходимо командиру. Однако я убежден, что самой главной чертой командирского дела является чувство ответственности… Техника, грамотность, военная тренировка — всему этому можно научиться. Но без чувства ответственности перед своей совестью командир никогда не будет настоящим руководителем боя…

Надо отдать справедливость, сказано это было не ради красного словца. В своей командирской практике Петр Петрович придерживался именно этого святого правила. Забота о людях была у него всегда на первом месте.

Военная служба складывалась для Вершигоры удачно, И, казалось, он должен был быть довольным своей судьбой. Но в сорок первом году во время боев за Канев произошел случай, который заставил Петра Петровича по-иному взглянуть на войну.

Над обороной батальона появились немецкие самолеты, начали бомбить. Наши бойцы, укрывшиеся в окопах, увидели женщину в ярком наряде. Она металась по картофельному полю.

— Смотрите, совсем баба рехнулась!

— Убьют! Ложись!

— К нам давай! — кричали бойцы из окопов.

Женщина, казалось, не слышала их, бегала словно чумная, падала, раскинув руки крестом, потом вскакивала, перебегала на новое место и вновь валилась на землю.

— Да что она, стерва, делает?! Сама погибнет ни за грош и нас демаскирует, — рассердился командир отделения и приказал увести ее в укрытие.

Каково же было удивление красноармейцев, когда они притащили изо всех сил отбивавшуюся «женщину» и обнаружили, что это переодетый немецкий лазутчик, наводивший самолеты на цель.

— Вот это да!

— Вконец обнаглели фашисты, — возмущались красноармейцы.

Вот тогда-то Вершигора и подумал, что помимо открытого боя существует еще и скрытый. Начал помышлять о разведке в тылу врага.

Первый опыт действий в тылу противника он получил при выходе из окружения. Тогда они разгромили немецкую колонну, захватили несколько автомашин и на них проехали больше ста километров. Это утвердило его в мысли, что и с тыла врагу можно наносить чувствительные удары. С этими думами он не расставался и тогда, когда после выхода из окружения разъезжал по передовой во главе бригады фронтовых фотокорреспондентов, чтобы непосредственно в бою заснять удачные кадры.

Участвуя в боях с автоматом и фотоаппаратом, Вершигора присматривался к действиям командиров, набирался опыта. Все чаще стал задумываться над тем, что в этой войне надо найти свое настоящее место, где можно принести больше пользы. Влекло к романтическому. И когда его откомандировали в штаб Брянского фронта, там высказал свою заветную мечту:

— К партизанам бы…

— Жаждете приключений? — спросил начальник разведки фронта полковник Чекмазов. — Но там намного труднее, чем здесь.

— Это меня не пугает, — ответил Вершигора.

— Такое удовольствие могу вам доставить. Как раз сейчас мы занимаемся этим вопросом… Готовьтесь в тыл врага, — сказал начальник разведки.

После предварительной подготовки интенданта II ранга Петра Петровича Вершигору с радисткой самолетом перебросили через линию фронта. Он должен был, опираясь на партизанскую базу, организовать разведывательную работу в тылу врага.

Вершигора оказался в новых, непривычных условиях боевой обстановки. Надо было заново учиться воевать. И он с жаром принялся за дело. Заводил знакомства, изучал обстановку, организовывал наблюдение за фашистскими гарнизонами, переброской войск и грузов по железным и шоссейным дорогам… Скоро в штаб фронта полетели первые разведывательные донесения.

Работа пришлась Вершигоре по вкусу. В то же время чем ближе он знакомился с условиями борьбы в тылу врага, тем больше убеждался, что можно сделать большее, чем он делает. Не ограничивался только разведкой. Начал присматриваться к боевым делам партизан, ходил вместе с ними на диверсии, В засады.

К этому времени среди партизан и местных жителей уже ходила слава о Ковпаке. Гитлеровцы боялись Ковпака, как огня, а народ рассказывал о нем легенды. Получилось так, что еще до личного знакомства Сидор Артемович стал идеалом Вершигоры.

Встреча Вершигоры с прославленным партизанским командиром состоялась летом 1942 года в Старой Гуте, где остановились ковпаковцы после возвращения из очередного рейда по Сумской области. Эта встреча и определила дальнейшую судьбу Петра Петровича.

— Ну, диду, принимай меня в свою партизанскую академию, — сказал он тогда Ковпаку.

Сидор Артемович сумел разглядеть в Вершигоре хорошего разведчика и способного организатора, назначил его своим помощником по разведке. Туда же, в Старую Гуту, в конце лета, после выполнения задания фронта, прибыли десантные разведывательные группы лейтенанта Гапоненко и моя. Обе группы до распоряжению разведотдела фронта поступили в подчинение Вершигоры. Здесь и состоялось наше знакомство.

Тогда я даже не подозревал, что через год с небольшим этот невысокий, коренастый, интеллигентный человек с пышной верещагинской бородой заменит знаменитого Ковпака, всеми признанного партизанского вожака.

При первом же знакомстве с разведчиками-десантниками Петр Петрович сказал:

— Я приступил к исполнению обязанностей прилежного ученика. И вам советую — присматривайтесь к партизанам. Полезно…

Основы партизанской науки Вершигора начал постигать с азов. Учеником он оказался старательным и способным. Однако первоначально действия партизанских командиров повергли его в смятение.

В конце октября 1942 года соединение вышло в рейд из Брянского леса на правобережье Днепра. Многие из нас, наслышанные о героических делах ковпаковцев, думали: стоит лишь этому прославленному соединению покинуть насиженные места в лесу и отряды сразу же ринутся в бой. На деле получилось иначе. Партизаны старались не ввязываться в драку, переходы совершали ночью, часто меняли направление движения. В полную силу трудились лишь разведчики и минеры-подрывники.

— Первые скрытые переходы вызвали недоумение Вершигоры и десантников.

— Ничего не понимаю, — разводил руками Петр Петрович. — Если все время будем избегать противника, то какой смысл рейда…

Скоро мы убедились в ошибочности первоначального представления. После нескольких мелких стычек с гитлеровцами, когда Брянский лес остался далеко позади, действия партизан резко изменились. Броски стали более стремительными и продолжительными. Соединение не узнать. Оно словно расправило могучие плечи. Властная, умелая рука Ковпака нацеливала удары отрядов по вражеским гарнизонам и колоннам. При этом удары были неожиданными и стремительными. Действия партизан нагоняли страх на врага, вносили в его ряды панику и растерянность.

— Вот мы и вышли на оперативный простор, — сказал однажды комиссар Руднев.

Эти слова комиссара проливали свет на тактику ковпаковцев. Теперь не проходило дня без боя. Вершигора, постигая азбуку партизанской тактики, старался поспеть везде. Ходил вместе с ротой в разведку, терпеливо высиживал в засадах, участвовал в боях по разгрому вражеских гарнизонов, с минерами подкрадывался к железной дороге.

Из каждого боя он извлекал пользу, находил то, что помогало ему стать настоящим командиром. Если первое время он лез в самую гущу боя, щеголял храбростью, то со временем стал вести себя более осмотрительно, глубже вникать в суть боя. В нем постепенно вырабатывались качества, присущие командиру — руководителю боем.

Много позже, вспоминая об одном бое, где он шел в цепи атакующих, Вершигора признался:

— Вел я себя тогда по-мальчишески. Плохой тот командир, который лезет вперед, бравирует своей отвагой и не видит, что делают подчиненные. Видимо, у меня тогда еще не было чувства ответственности, которое всегда присуще командирам, понимающим свое дело… Правильно выбрать место для управления боем — вот одна из задач командира. Видеть поле боя, влиять на ход и исход сражения… Одним словом, надо еще учиться и учиться.

И он учился. Учился у Ковпака и Руднева, а чаще практически, в бою. Умный, пытливый и настойчивый, он сравнительно быстро овладел тайнами партизанской тактики. Это видели командир и комиссар. Стали доверять ему управление боем отрядов.

Вершигора взял за правило записывать впечатления о проведенных боях, о встречах о людьми, свои размышления. Однажды в Глушкевичах в декабре сорок второго года он записывал впечатления о недавно проведенном лельчицком бое. Подолгу думал, затем не спеша исписывал целые страницы ученической тетради, перечитывал, исправлял… Вдруг оторвался от тетради, с хитрецой посмотрел на меня и спросил:

— Иван — сын собственных родителей, скажи, ты читал Достоевского?

Я удивился такому вопросу и откровенно признался, что не читал.

— Мало вероятно, чтобы и дед Ковпак его читал.

— Какое отношение Достоевский имеет к Сидору Артемовичу? — спросил я.

— Прямое, — ответил Петр Петрович. — У Достоевского есть одно изречение. Послушай: «Если ты направился к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камнями во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдешь до цели». Не находишь ли ты общего в сказанном и действиях Ковпака?

Не дождавшись моего ответа, Вершигора продолжал:

— Помнишь, в какое недоумение повергли нас первые переходы ковпаковцев после выхода из Брянского леса? Я все время стараюсь докопаться до сути… и, кажется, нашел разгадку. И помог мне в этом Достоевский.

— Не понимаю, чем он вам помог?

— А вот этими собаками и камнями. Неужели не понятно? То, что сказал Достоевский, применительно к нам звучало бы, примерно, так, — он раскрыл тетрадь и начал читать — Настоящий партизанский командир не тот, кто всюду и бестолку лезет в бой, теряет силы, обрастает ранеными в самом начале рейда, по мелочам расстреливает боеприпасы и по существу никогда не доходит до поставленной перед ним цели, а тот, кто умеет ужом выползти из партизанского края, всегда и обязательно блокированного противником. — Вершигора оторвался от тетради и спросил — Разве не так было при выходе из Брянского леса? Но этого мало. Надо еще с наименьшими потерями подойти к главной цели, подойти к ней внезапно и не с той стороны, с которой может ждать противник. А когда подойдешь— бей решительно, смело… В этом, на мой взгляд, секрет успехов Ковпака.

Что можно против этого возразить? Слушая Вершигору и припоминая подробности первых переходов, начинаешь догадываться — то, что вызывало у нас недоумение, даже разочарование, не было ошибкой или слабостью партизанских командиров. Наоборот, это был заранее спланированный, тщательно продуманный ход Ковпака и Руднева. Это их тактика. Петр Петрович первым сумел разгадать замысел командира и комиссара.

Разговор этот заставил меня по-иному взглянуть на своего начальника. Вот тебе и кинорежиссер, сугубо штатский человек, слабо разбирающийся в военном деле!.. Затем последовали открытия новых талантов, которые со временем проявились у Вершигоры в полную силу и выдвинули его в ряды видных партизанских вожаков.

Первым серьезным экзаменом на командирскую зрелость для Вершигоры, по его признанию, явился Карпатский рейд. Этот экзамен он выдержал с честью. Почти без потерь вывел из Карпат самую крупную группу в шестьсот человек.

Теперь, когда позади полтора года нашего совместного пребывания в соединении Ковпака, наполненные боями и походами, могу сказать: рад, что судьба свела меня с Петром Петровичем Вершигорой — замечательным разведчиком, талантливым командиром и душевным человеком. Опыт показал — «партизанская академия Ковпака и Руднева» не прошла даром для подполковника Вершигоры. И не случайно опытный Сидор Артемович Ковпак решился судьбу сотен людей доверить именно Вершигоре — своему заместителю.

Петру Петровичу предстояло на деле доказать, что дед Ковпак не ошибся.

На первых же шагах новый командир столкнулся с большими трудностями. Перед ним встало много неотложных задач, требующих немедленного решения. И главная из них—: заново создать штаб и подобрать себе помощников, а затем, опираясь на их поддержку, провести расстановку командных кадров. А выполнить это было нелегко. Ведь даже замена одного командира влечет за собой целый ряд перестановок. Вершигоре же надо было провести новые назначения чуть ли не во всех подразделениях. А с командными кадрами было туго. Дело в том, что некоторые испытанные командиры погибли во время Карпатского рейда. Кроме того, по разным причинам на Большую землю отбыли начальник штаба соединения Г. Я. Базыма, помпохоз М. И. Павловский, секретарь парткомиссии Я. Г. Панин, помощник начальника штаба по разведке Ф. Д. Горкунов, командиры отрядов Ф. Д. Матющенко и В. М. Кудрявский, командиры рот П. С. Пятышкин, Курочкин, командир артбатареи С. Анисимов…

Надо было найти им достойную замену.

Вопрос с назначением помощника по хозяйственной части решился быстро еще до отъезда Ковпака. В Олевском районе действовал небольшой партизанский отряд. Командовал им инженер из Москвы Федчук Константин Лаврентьевич. Перед войной он руководил оборонительными работами в приграничной полосе. Там его и застала война. Федчук оказался на оккупированной территории. Из местных жителей создал партизанский отряд, установил связь с подпольщиками Олевска. Занимались диверсиями, вели разведку, совершали нападения на мелкие гарнизоны врага.

После нашего возвращения из Карпат Федчук пришел к Ковпаку и сказал;

— Хочу поступить под ваше командование.

— Люди нам нужны, — ответил Сидор Артемович. — Вольетесь на правах отдельного отряда.

Федчук помолчал, кашлянул в кулак, разгладил усы, провел рукой по рыжей бороде и сказал:

— Я бы просил вас назначить другого командира.

— Что, надоело командовать? — насторожился Ковпак.

— Как вам сказать, Сидор Артемович… Буду откровенным. Мне уже за шестьдесят. Здоровье изрядно пошаливает. Сами понимаете, какой из меня командир… Согласен на любую должность, которая будет мне посильной.

Ковпак внимательно посмотрел на высокого худощавого старика и вдруг предложил:

— А может, вас отправить на Большую землю?

— Что вы, товарищ командир! — испугался Федчук. — Война еще не кончилась. Это будет похоже на бегство.

— Почему же? Вы уже повоевали, да и в возрасте… Как специалист, вы очень нужны тылу…

— Прошу оставить, — настаивал Константин Лаврентьевич.

— Воля ваша, — после некоторого раздумья согласился Ковпак. — На Большую землю уезжает помпохоз Павловский. Как вы смотрите, если вместо него?

— Постараюсь оправдать доверие! — отчеканил Федчук.

— Значит, так тому и быть.

С первых же дней Константин Лаврентьевич окунулся в работу с головой. А дел было непочатый край: люди в рваной обуви, почти раздетые, жили впроголодь… Федчук показал свои способности хозяйственника: организовал мастерские по починке одежды и обуви, взял под свой контроль распределение продуктов, помогал старшинам наводить порядок в хозяйстве подразделений…

Невосполнимой оказалась потеря комиссара. В соединении не нашлось человека, который бы заменил С. В. Руднева. Было решено вместо комиссара ввести должность заместителя командира по политической части. Исполнение обязанностей замполита и секретаря партийной комиссии возложили на Н. А. Москаленко.

Помощником по комсомолу по-прежнему оставался М. В. Андросов.

Из состава прежнего штаба соединения остался лишь помощник начальника штаба В. А. Войцехович. Он стал во главе нового штаба. Василий Александрович Войцехович — ветеран соединения. Грамотный, вдумчивый офицер, он как будто рожден для штабной работы. При первом же знакомстве он поразил меня своей простотой и скромностью. И чем ближе его узнавал, тем больше он мне нравился. Его выдержке, терпению и трудолюбию можно было позавидовать. Казалось, усталость его не брала.

Работая в штабе соединения, Войцехович не только постоянно был в курсе замыслов Ковпака и Руднева, но нередко и сам активно участвовал в выработке решений. По своей натуре сдержанный, скромный до застенчивости, он никогда не выставлял себя напоказ. Поэтому для многих его роль в штабе казалась незаметной. Впервые открыто его способности проявились при выходе из Карпат, когда он исполнял обязанности начальника штаба в отряде П. П. Вершигоры. Тогда-то по-настоящему раскрылся его талант организатора. Авторитет Войцеховича неизмеримо вырос в глазах партизан. И теперь назначение его начальником штаба было воспринято как должное.

Василий Александрович взял себе в помощники боевого офицера бывшего командира пятой роты Степана Ефремова. Работа в штабе закипела.

Потребовалось всего несколько дней, чтобы вместо выбывших командиров назначить новых из числа офицеров, младших командиров и лучших бойцов. Правда, молодые командиры были менее опытными, зато желания и задора им не занимать… Были переукомплектованы роты и батальоны.

Появился первый приказ за подписью Вершигоры и Войцеховича. В нем сообщалось о вступлении Петра Петровича в командование соединением, говорилось, что наша часть выросла и окрепла в двухлетних многочисленных боях с немецкими захватчиками, призывалось хранить и приумножать боевые традиции, оставленные прославленными вожаками С. А. Ковпаком и С. В. Рудневым, напоминалось об усилении бдительности, повышении дисциплины и укреплении связи с народом.

Н. А. Москаленко, М. В. Андросов и политруки в беседах с бойцами, на партийных и комсомольских собраниях в ротах разъясняли обстановку на фронте, советовали, что надо сделать, чтобы лучше подготовиться к новому рейду.

Новому командованию предстояло решить еще один важный вопрос. Плохо обстояло дело с транспортом. С Большой земли мы получили две семидесятишестимиллиметровые пушки, большое количество снарядов, гранат, патронов, мин, взрывчатки и других грузов. А поднять все это не могли: не хватало лошадей и повозок.

Партизаны с тревогой смотрели на нового командира — найдет ли выход из трудного положения? Какой? На какие дела и куда поведет он своих подчиненных? Обо всем этом догадывался Вершигора. От него не ускользали настороженные взгляды, которыми провожали его партизаны.

— Единственный выход из создавшегося положения — обратиться за помощью к населению. Народ нас всегда выручал, думаю, выручит и на этот раз, — сказал Вершигора своему помпохозу. — Вас, Константин Лаврентьевич, люди здесь знают хорошо, верят вам. Постарайтесь на первый случай раздобыть пар сто быков…

Федчук долго молчал, видимо прикидывал в уме — под силу ли такое задание. Потом покашлял в кулак, поднялся и сказал:

— Трудно… очень трудно, но я постараюсь…

А когда помпохоз вышел, Вершигора, обращаясь к Войцеховичу, уверенно сказал:

— Вася, волы будут!

И не ошибся. Через несколько дней сто пар круторогих волов, запряженных в сани, стояли на улицах Собычина. Где и как Федчук раздобыл такой обоз — известно только ему одному.