Роберт Клейн
Роберт Клейн
Роберт Александрович Клейн — немец из Поволжья, сухощавый, белобрысый, с зачесанным на правую сторону чубом. Прямой острый нос, маленькие плотно сжатые губы и твердый взгляд серых колючих глаз.
Помню, в свое время появление Роберта Клейна в роте вызвало недоумение у разведчиков.
— Немец в разведке! — удивлялся Юра Корольков.
— Он же наш, советский немец, — доказывал комсорг роты Павлик Лучинский.
— Но все-таки немец, — упорствовал Юра.
— Что, ты забыл, в нашем десантном отряде в Ельце был немец Вальтер? — сказал Вася Демин. — Всем отрядом не могли взять пленного, а он один пошел, подкрался к фашистским траншеям, подслушал пароль и приволок сразу двух «языков».
— Но его же с нами не пустили в тыл! — парировал Юра.
— И плохо сделали. В тылу без переводчика как без рук, — ответил Демин.
— Говорят, в отряде полковника Медведева среди разведчиков есть один немец — чудеса творит, — сказал Лучинский.
— Это тот, который на машине разъезжает? — спросил Журов.
— Он самый.
— И совсем он не немец, а русский. Я его видел, когда сопровождал Ковпака и Руднева весной прошлого года при поездке к Медведеву, — вступил в разговор Гапоненко.
— Нам бы такого в отряд, — сказал Юра, — а то немца прислали…
Однако разведчики скоро изменили свое мнение о новом политруке. Как-то в роту приехал начальник штаба Войцехович. Он был в приподнятом настроении и загадочно улыбался.
— Собирай, Иван Иванович, разведчиков. Дело есть.
— Новую сводку получили? — спросил я.
Мы привыкли к хорошим сводкам. Каждый день 6 фронта приходили радостные вести. На этот раз «сводка» была особенная.
— Только что получены радиограммы от товарища Строкача, — сказал Войцехович. — В одной из них сообщается, что Указом Президиума Верховного Совета СССР вашему политруку капитану Клейну Роберту Александровичу присвоено звание Героя Советского Союза. Во второй генерал Строкач шлет свои поздравления. Вот послушайте…
Весть эта была настолько неожиданной, что на некоторое время установилась мертвая тишина. И лишь после того как начальник штаба передал радиограммы Клейну и от себя поздравил с присвоением высокого звания, разведчиков прорвало.
— Качать! — крикнул Лучинский.
— Качать, качать! — поддержали остальные.
Десяток дюжих рук подхватили Роберта и, как пушинку, начали подбрасывать…
— Вот тебе и немец! — многозначительно сказал старшина Зяблицкий, толкнув кулаком Юру в бок.
— Да-а! — только и мог ответить на это Корольков.
Для меня эта весть тоже была неожиданной. Меня, как и всех разведчиков, разбирало любопытство. Несколько раз просил Роберта рассказать, за что ему присвоено высокое звание Героя.
— Не могу. Как-то неудобно о себе, — отказывался Роберт. — Скажут, политрук, а хвастает…
— Это не хвастовство. Ты должен рассказать, — настаивал я.
Но так ничего и не добился. Пришлось за помощью обратиться к Вершигоре. О подвиге Клейна Петру Петровичу в Киеве рассказал начальник Украинского партизанского штаба генерал-лейтенант Строкач. Он же и посоветовал Вершигоре взять Клейна в свое соединение.
Вот что рассказал Вершигора.
Роберт Александрович Клейн родился на Волге недалеко от Саратова. Службу в Красной Армии начал на Дальнем Востоке. По особому комсомольскому набору был направлен в бронетанковое училище. В 1937 году окончил это училище и получил звание лейтенанта. Полтора года работал командиром танкового взвода. Потом был назначен командиром бронетанковой роты в отдельном разведывательном батальоне. В мае 1941 года батальон выехал в летние лагеря. Там они должны были получить новую боевую технику. В лагерях их и застала весть о войне. Боевую технику ждали со дня на день. Но так и не дождались. Отдельный разведывательный батальон бросили в бой с одним только стрелковым оружием. Первая стычка с гитлеровцами произошла западнее Белой Церкви. А потом тяжелые бои за Белую Церковь, Киев…
В конце лета было получено распоряжение об откомандировании старшего лейтенанта Клейна Роберта Александровича в другое подразделение. Однако командир разведбата не спешил с выполнением этого приказа. Да и обстановка не позволяла. К тому же Клейн показал себя хорошим командиром. Подчиненные доверяли ему, смело шли с ним в бой. А главное, Клейн был незаменимым разведчиком. Три раза он с группой разведчиков пробирался в тыл врага, приносил важные сведения, а однажды притащил фашистского штабного офицера. Преданность Советской Родине Роберт Александрович Клейн доказал в боях…
Недолго пришлось сражаться Клейну на фронте. Во время одной из контратак в жестоком бою на Десне в районе местечка Остер Черниговской области Роберт был тяжело ранен. Гитлеровцы ввели в бой танки и отбили контратаку. Клейн остался на поле боя. Отполз в огород и потерял сознание. Там, в кукурузе, в беспамятном состоянии и нашла его местная девчонка на следующий день после боя.
Местные жители укрыли раненого. Привели к нему старика-фельдшера. Врачей не оказалось. Фельдшер осмотрел рану, покачал седой головой и сказал:
— Дело дрянь. Перебита кость правой ноги. Боюсь — придется отнять.
— Ни за что! — запротестовал пришедший в сознание Клейн.
— Пожалеете ногу — можете жизнь потерять.
— Лучше смерть. Но я назло врагам выживу. Я еще отплачу фашистам за все, — горячо и уверенно заговорил Клейн.
Фельдшер не стал спорить, молча ушел. Возвратился он не скоро. Сразу же занялся раненой ногой. Роберт скрежетал зубами от страшной боли, несколько раз терял сознание. Когда же пришел в себя, почувствовал облегчение. Нога, как в тисках, была зажата между лубками…
Немало времени ушло, прежде чем Клейн встал на ноги. О нем узнали другие раненые, скрывавшиеся у крестьян. Приходили к нему вечерами и при коптилке намечали планы действий. Большинство склонялось к тому, чтобы не идти через линию фронта, а остаться здесь и партизанить. Некоторые из них уже раздобыли оружие. Мало, но для начала и это хорошо.
Кость срослась, но нога стала немного короче. Клейн уже мог ходить с палочкой. К этому времени вокруг него сколотилась группа надежных товарищей.
Товарищи все чаще стали спрашивать: что дальше?
— Прежде чем принять решение — надо хорошенько обдумать, — сказал Роберт. — Есть у меня одна мысль. Не знаю, как вы на это посмотрите.
И Роберт Александрович рассказал, что гитлеровцы решили восстановить машинно-тракторную станцию в Переяславе. Им нужен механик.
— До армии я работал трактористом. Потом окончил бронетанковое училище. В технике разбираюсь. Думаю, на должность механика подойду, — открыл свои мысли Клейн.
Товарищи пришли в замешательство. Некоторые подумали — Клейн предлагает отказаться от борьбы, пойти на службу к врагу. Но Роберт сразу же внес ясность.
— Пробиться через линию фронта шансов мало. Подадимся к партизанам. Но придем не с пустыми руками. Понятно?
— Дошло, товарищ старший лейтенант, — повеселели товарищи.
На том и согласились.
Клейну легко удалось устроиться в МТС. Правда, под другой фамилией и с вымышленной автобиографией. Потом его перевели начальником гаража переяславского гебитскомиссариата. Он устроил на работу своих товарищей — кого шофером, кого слесарем…
Начали с малого: писали листовки с призывом к активной вооруженной борьбе, распространяли их среди населения. Прикончили несколько полицейских и пополнили запасы оружия.
Клейн сумел войти в доверие гебитскомиссара. Свободные вечера проводили вместе: в шахматы играли, шнапс пили, чаи гоняли. Однажды за шахматной доской Роберт размечтался: «Вот было, в мирное время, возьмешь ружьишко на плечишко и за зайцами». «Что, охотник?» — спрашивает гебитс. «Да, страсть моя». — «В чем же дело? Я тебе могу одолжить ружье». — «Ружье у меня есть, — отвечает Клейн. — Кокнул тут одного большевичка и заимел ружье. Нужно разрешение на поездку по территории области…» Такой документ гебитскомиссар выдал Клейну.
Роберт начал охотиться. Обычно вечером он и несколько его товарищей садились в полуторку и уезжали на охоту. На зорьке подстрелят несколько зайцев и возвращаются. Большую часть добычи отдавали гебитсу, и себе оставалось.
Гебитскомиссару это пришлось по душе. Он поощрял охоту. А Клейн с товарищами раздобыли взрывчатку и занялись охотой на два фронта. Выезжают, несколько человек оставляют для охоты, а остальные на машине отъезжают в сторону километров на шестьдесят-семьдесят, минируют железную дорогу и к утру возвращаются к месту охоты. Забирают охотников вместе с добычей и в Переяслав. Как говорится, пристроились хорошо: и закуска для гебитса есть, и эшелоны летят под откос.
Только это не устраивало гитлеровцев. Они встревожились. Еще бы! По их данным вблизи не было партизанских отрядов, а эшелоны валятся под откос. Значит, это дело рук подпольщиков. Они разослали своих агентов по селам и местечкам. Появился некий коммерсант в Переяславе, в компании Клейна и гебитса. Однако Роберт понял — никакой он не коммерсант, а самый настоящий гестаповец. Уж очень он пристально присматривался к Клейну и задавал неожиданные вопросы.
Гестаповец оказался опытным. Он обратил внимание на то, что эшелоны летят в те ночи, когда Клейн уезжает на охоту. Стоит ему не поехать — эшелоны не летят. И хотя на охоту едут в одну сторону, а диверсии совершаются в другой, он прикинул, что за ночь на машине преодолеть расстояние в 60–70 километров туда и обратно можно свободно.
Гитлеровец сопоставил факты и пришел к твердому убеждению, что участие Клейна в диверсиях бесспорно. Но решил сразу не арестовывать Роберта, а выследить, с кем он поддерживает связь, чтобы одним ударом ликвидировать все подполье. Однако по неосторожным действиям гестаповца Клейн обнаружил за собой слежку. Оставаться в гараже было опасно. По его команде товарищи уничтожили оборудование гаража, прихватили «коммерсанта», сели на машины и уехали в партизанский отряд Александра Васильевича Тканко, с которым недавно установили связь.
Партизаны отнеслись к Клейну с подозрением. Да это и не удивительно: немец — командир подпольной группы. Не часто такое встретишь. К тому же партизанам были известны случаи, когда гитлеровцы для борьбы с партизанами создавали ложные партизанские отряды.
— Чем докажете, что вы командир Красной Армии? — спросил Тканко.
— Документам вы не поверите. Лучше запросите командование 6-й армии. В ее составе последнее время сражался наш разведывательный батальон. Меня представили к награде орденом, — сказал Клейн. Он назвал фамилии командира батальона, командиров рот и бойцов своей роты, с которыми шел в последний бой.
Тканко передал радиограмму с запросом. Ответ пришел скоро. Все, что говорил Клейн, подтвердилось. Фронтовые товарищи считали его погибшим. Теперь поздравляли с «воскрешением»…
Группа Клейна была принята в состав отряда Тканко. Только теперь для Клейна настала настоящая боевая жизнь. Пользуясь знанием немецкого языка, он выполнял самые трудные задания. Переодевался в форму гитлеровских офицеров, проникал в места расположения вражеских гарнизонов и добывал ценные сведения для отряда и фронта. Если требовалось убрать предателя или какого-либо палача-фашиста, — поручали Клейну. Случалось и так. Роберт Александрович брал с собой двух-трех товарищей, переодевались в немецкую форму, приходили к немецким комендантам или бургомистрам и забирали со складов продукты, заготовленные для гитлеровцев.
Много славных дел на боевом счету Клейна. Но, пожалуй, самым трудным было задание, которое он выполнял на мосту через Днепр.
В конце лета 1943 года наши войска начали поджимать фашистов к Днепру. Через реку потянулись колонны автомашин и зенитной артиллерии гитлеровцев.
Советское командование приказало партизанским отрядам, действовавшим вблизи Днепра, захватить переправы, не дать врагу взорвать мосты. Получил такой приказ и отряд Тканко. Как поступить? Отряд небольшой, вооружен слабо. Конечно, пользуясь паникой, царившей среди гитлеровцев, можно было внезапной атакой захватить мост. Но хватит ли сил, чтобы его удержать до подхода передовых частей Советской Армии?
Посоветовавшись, Тканко и Клейн решили пойти на рискованный шаг. Устроили на шоссе засаду, выждали удобный момент и захватили легковую автомашину. К их счастью, в автомашине ехал полковник. Оберст оказался важной птицей — работник крупного немецкого штаба.
Клейн высказал дерзкую мысль — пробраться к мосту под видом немецкого полковника.
Ночью партизан вывели к Днепру и замаскировали в кустарниках и плавнях недалеко от моста. А утром «оппель-адмирал» вырулил из леса на Черкасское шоссе и помчался к переправе. За рулем — командир отряда в форме немецкого вахмейстера. Рядом — Клейн в форме оберста при всех регалиях.
К мосту подъехали без приключений. На левом берегу Днепра скопились сотни автомашин. Суматоха. Каждый старается пробиться вперед, первым прорваться к переправе. По всему видно — торопятся фашисты. Неладно на фронте.
К машине Клейна подбежал комендант переправы в чине обер-лейтенанта. Грязный, небритый, усатый — еле держится на ногах. «Ох, как вы изменились, господа фашисты. Это вам не сорок первый год», — подумал Клейн, внимательно рассматривая коменданта.
— Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы не были под Воронежем? — спросил Роберт.
— Никак нет. Южнее, у стен Сталинграда! — щелкнув каблуками, доложил старший лейтенант.
— Значит, там я вас и видел, когда по поручению фюрера туда прилетал, — сказал Клейн и начал выговаривать коменданту — Почему вы, доблестный офицер армии фюрера, так опустились? Позорите высокое звание. Беспорядки на мосту устраиваете! Не будь вы участник битвы на Волге, я бы… Есть приказ — паникеров расстреливать на месте. Одним словом, ни одной машины через мост! Зенитную артиллерию — возвратить на восточный берег…
Это Роберт приказал потому, что западный берег высокий, вокруг видно на десятки километров, а левый, восточный — в лесу. Самолет увидишь лишь тогда, когда он будет над головой.
— Освободить мост, расчистить дорогу, — распорядился Клейн. — Мы ждем подхода моторизованной дивизии. Чтобы она прошла без заминки…
Комендант вытянулся в струнку и все повторял: «Яволь, яволь!» Получив разрешение, он убежал выполнять приказание. Клейн тем временем прошел по мосту и увидел неподалеку от моста блиндаж. От него шла проводка. Значит, мост заминирован. Сел в машину, отъехал от переправы, свернул в кусты и по радио связался с командованием войск, с которыми приказано отряду взаимодействовать. Доложил обстановку. В ответ: «Головой отвечаете за сохранность моста».
Возвратился на мост. Видит — порядок наведен, путь расчищен. Комендант докладывает: «Артиллерия сменила огневые позиции». Но Роберт продолжает придираться. И, видно, переборщил. Обер-лейтенант отошел к группе только что прибывших офицеров. Те настоятельно требовали разрешения переправиться на западный берег, доказывая, что они имеют приказ. Однако комендант не решался нарушить приказ полковника — представителя самого фюрера.
Возле переправы продолжали накапливаться немецкие автомашины, артиллерия, обоз. Появилась пехота. С востока доносится стрельба. По времени должны бы и наши подойти, но почему-то задерживаются. Клейн начинает волноваться. Сколько же можно ждать?
Роберт краем глаза наблюдал за гитлеровскими офицерами. Видимо, они заподозрили что-то неладное в его действиях и распоряжениях. Заручившись поддержкой офицеров, комендант приободрился, набрался смелости и в сопровождении офицеров направился к Клейну. Не доходя несколько шагов, щелкнул каблуками, выбросил руку в фашистском приветствии и потребовал:
— Господин полковник, предъявите ваши письменные уполномочия на право распоряжаться на переправе.
Дело в том, что комендант переправы — большой начальник. Он подчиняется лишь тому командиру, который назначил его на этот пост. Пропускает войска согласно данному ему графику. Если он будет подчиняться каждому старшему по званию, на переправе никогда не будет порядка. При первой встрече, когда Клейн назвался личным представителем фюрера, комендант был ошарашен и слепо ему повиновался. Теперь же заподозрив что-то неладное в распоряжении полковника, противоречащее указаниям фронтового начальства, решил воспользоваться своей властью.
Роберт не имел таких документов. Он пристально посмотрел в глаза коменданту, окинул взглядом офицеров и увидел: у всех кобуры пистолетов расстегнуты. Судорожно заработали мысли. «Как бы на моем месте поступил настоящий представитель фюрера? Вероятно, он бы такого нахальства со стороны старшего лейтенанта не потерпел бы! — подумал Клейн. — Эх, была не была!» Не спуская внимательного взгляда с коменданта, Роберт спокойно вынул пистолет из бокового кармана и со словами: «Как вы посмели ставить под сомнение распоряжения личного представителя фюрера? Именем фюрера!»— хлоп коменданта… Остальные офицеры, не ожидавшие такого поворота событий, приняли положение «смирно», Клейн не спешил прятать пистолет. Черт их знает, этих офицеров, что они задумали. Погибать, так хоть подороже жизнь отдать. Гитлеровцы стоят, не шелохнутся. Их растерянность не ускользнула от острого взгляда «оберста».
— Кобуры застегнуть! — приказывает Клейн. — По местам!
Офицеры застегнули кобуры, козырнули, повернулись «кругом» и, печатая шаг, отошли…
У Клейна отлегло от сердца. Стараясь не выдавать своего волнения, он подошел к командиру отряда, а тот сидит в машине белый как мел, готовый рвануть с места в любое мгновение, и тихо спрашивает:
— Пронесло?
— Пронесло, аж потом прошибло, — ответил Роберт.
Надо было обезопасить мост от внезапного взрыва. Но как?
Помог случай. Налетели наши «илы». Немцы называли их «черной смертью» и страшно боялись. При появлении самолетов фашисты разбежались от моста. Клейн понимал, что мост бомбить не будут. В противном случае, какой же смысл ему рисковать жизнью, если мост разбомбят свои же самолеты?
Воспользовавшись налетом авиации, Роберт спустился под мост, вырезал метра два проводки к зарядам, столкнул их в воду, а концы замаскировал…
Как только самолеты проштурмовали колонну и улетели, Роберт вышел из-под моста. Больше часа он наводил «порядок» на переправе. Потом снова сел в машину, отъехал в лес и связался по радио с командованием советских войск, наступавших на этом направлении. Ему приказали: «Занимайте мост! Танки пошли к переправе». Сразу же по радио передали команду партизанам. Те вышли из укрытия и обрушились на гитлеровцев, охранявших переправу. Завязался жаркий бой. Вскоре появились наши танки и начали кромсать фашистов.
«Тридцатьчетверки» под прикрытием «илов» пробились к мосту и взяли его под охрану. Партизаны и танкисты до вечера отражали попытки противника овладеть мостом. Подоспели наши части. Ночью на западный берег переправилась стрелковая дивизия и к утру отбросила фашистов, расширив тем самым плацдарм. Все гитлеровцы, оставшиеся на восточном берегу Днепра, вынуждены были сложить оружие.
Обо всем этом я узнал от Вершигоры и рассказал разведчикам.
— Вот это да! — с восхищением сказал Юра Корольков, выслушав рассказ. — За это стоит дать Героя Советского Союза.
— Товарищ капитан, а страшно было? — спросил Журов сконфуженного политрука.
— Вначале было страшновато, а потом вошел в роль, — улыбнувшись, ответил Клейн.
— Ничего себе роль! — проговорил Аркадий Тарасенко.
— Как же вы к нам попали? — спросил Вася Демин.
— Когда мы соединились с войсками, меня пригласили в штаб фронта к генералу Ватутину. Он интересовался подробностями операции на мосту, а в конце беседы спросил: «Где вы хотите продолжать службу?» — «Куда пошлете, там и буду воевать», — говорю. Он сказал, что мной интересуется генерал Строкач. От Ватутина пошел к Строкачу. Там познакомился с Петром Петровичем Вершигорой, с ним и приехал… И вот мы вместе.
Разведчики были покорены подвигом Клейна. Последнее время только и были слышны разговоры о политруке. За два месяца и я успел полюбить его. Мы стали друзьями. И теперь мне особенно с ним не хотелось расставаться. Но вопрос решен. Я ухожу.
Сборы были недолги. Надел шинель, шапку, нацепил снаряжение. Прихватил полевую сумку, бинокль, автомат и — будьте здоровы!
Хозяйка дома — маленькая, щупленькая пани Гелена — настороженно смотрела, не понимая, куда это провожают «пана майора». Когда же я начал прощаться с товарищами, пани Гелена поняла, что я ухожу, просеменила в свою спальню, вынесла коробку и протянула мне.
— Спасибо, пани Гелена, не надо, — отказывался я.
— Hex, пан, везьми. То — папиросы…
Меня тронула теплота этой суровой на вид женщины, своими руками набившей двести папирос. Не знаю, что со мной случилось. Возможно, в тот момент я вспомнил свою мать. Впервые в жизни я поцеловал женскую руку. Пани Гелена часто заморгала. Ее выцветшие глаза заблестели. Она прижала мою голову к своей груди и торопливо зашептала. Я понял только слова: «Матка боска Ченстоховска…» Видимо, пани мою жизнь вручала ей — матке боске.
Во дворе ждал меня Иван Селезнев. Он под уздцы держал оседланного серого коника.
— Неужели, товарищ командир, уходите насовсем?
— Скорее всего, да!
Мне вдруг вспомнилось, что ровно два года назад, в феврале 1942 года, я уезжал из своего полка на курсы разведчиков. Тогда в Ливнах, прощаясь с коноводом Петром Петровичем Корсиковым, я услышал точно такой же вопрос. В полк больше не вернулся. Теперь, вспомнив тот отъезд, окончательно понял — разведротой мне больше не командовать.
— Насовсем, Иван Кузьмич! — подтвердил я, вскочил в седло и поехал туда, где располагался 1-й полк.