Передышки не будет
Передышки не будет
Гитлеровцы нервничали. Еще бы! Перед боем в Кособудах, Вепшеце и Зажечье они хвастливо заявили, что партизаны находятся в «котле», из которого им не выбраться. Однако торжество гитлеровцев было преждевременным. Партизаны сумели вышибить дно «котла» и расстроить планы немецкого командования.
Если учесть, что фронт неудержимо приближался к польской границе, то можно понять нервозность противника. В этих условиях наше соединение, действовавшее на путях снабжения немецких фронтовых войск, было бельмом на глазах фашистского командования. Враг предпринимал спешные меры, чтобы избавиться от угрозы с тыла.
Критическими днями для нас были дни с 6 по 9 марта. Но мы знали, что и дальше противник не оставит нас в покое.
Вполне понятно, о передышке, так необходимой для нас, нечего было и думать. Уже на следующий день шестому батальону под командованием Цымбала пришлось выдержать тяжелый семичасовой бой в районе Здзиловичи Янув-Любельского повята. Стойко сражались партизаны и вынудили немцев отойти.
Враг спешил. И чем больше спешил покончить с партизанами, тем большие потери нес. Потери не смущали гитлеровцев. В бой бросались все новые силы.
Утром 10 марта первый полк перебрался из Отрочи в село Вискупе. Бакрадзе приказал мне идти в первый батальон, проверить расположение и уточнить задачу на оборону.
Первый батальон под командованием Сердюка был на хорошем счету в дивизии. Провел много боев. Совершал самостоятельные рейды.
— Ванюшку Сердюка я знаю хорошо, — сказал мне Бакрадзе. — В девятой роте он был у меня заместителем. Замечательный командир. Поручай любую задачу — выполнит.
Бакрадзе прав. Не было случая, чтобы первый батальон и его командир спасовали.
Зная характер Сердюка, я пошел не в штаб батальона, а на окраину села, где он согласно приказу должен выставить охранение. И не ошибся. Издали заметил комбата и ротного командира Степана Бокарева в окружений бойцов.
Увидав меня, Сердюк пошел навстречу и доложил:
— Ставлю задачу командиру первой роты по организации обороны.
Красивое смуглое лицо, черные усы и ослепительно белые зубы делали Сердюка похожим на цыгана. Да и вообще в нем, невысоком, гибком и подвижном, было что-то цыганское.
— Ну, как у вас тут? — спросил я.
— Все в порядке, позиция удачная.
Позиция и на самом деле удачная. По окраине села протекала речушка. Речушка невзрачная, но, видно, жители дорожили ею, расчищали и углубляли, отчего со стороны села образовался невысокий земляной вал. По берегам — два ровных ряда верб образуют аллею. Берега связывает рыхленький мостик. Местность впереди открытая, постепенно возвышающаяся. От села на Туропин уходит прямая проселочная дорога, в километре взбирается на бугор и теряется в кустарнике, за которым виднеется лес. Все это создает выгодные условия для обороны.
— Товарищ Бокарев, доложите свое решение, — потребовал комбат.
Командир роты Степан Бокарев — лет тридцати, крепко сбитый удивительно спокойный. У него широкое скуластое лицо. В разговоре и в движениях неторопливый.
Прежде чем начать доклад, Бокарев окинул спокойным взглядом местность, желая лишний раз убедиться в правильности принятого решения, и лишь после этого заговорил, делая особое ударение на «о».
— Первой роте приказано занять оборону вдоль этой речки и не допустить прорыва противника в село… Решил: боевой порядок построить в один эшелон. В резерве иметь одно отделение. Пулеметы поставить на флангах и в центре у мостика. Взвод противотанковых ружей держать при себе и бросать на направления, где появятся танки… Мостик разобрать…
Бокарев докладывал обстоятельно, в то же время избегая лишних слов. Видно, решение продумал основательно. В его докладе чувствовалась уверенность в себе и вера в подчиненных.
Выслушав доклад командира роты, мы с Сердюком предположили несколько «вариантов возможных действий противника. Ротный решения принимал быстро и грамотно. Посоветовали заминировать дорогу перед мостиком и отпустили Бокарева. Он поспешил к командирам взводов, ожидавшим его возле мостика. Предстояло поставить задачу взводам, указать каждому бойцу его место в обороне, отрыть индивидуальные окопы для стрельбы.
— Толковый командир, а на роте меньше месяца, — сказал Сердюк, когда мы остались вдвоем. — В бою спокойный. Упорный, как черт. За первую роту я спокоен. Народ надежный, не подведут.
— А как вторая?
— Во второй большинство молодежь, вернее новички. В боях показали себя хорошо. Да и то сказать — рядом с первой неудобно пасовать. Видите, слева? Они уже зарываются в землю.
— Кто же у тебя плохой?
— У меня плохих нет. Зачем они? Не все одинаково воюют, так это не потому, что не хотят, а потому, что не умеют. Не беда. Со временем научатся.
Сам Иван Трофимович Сердюк — бывалый воин. Воевать начал старшиной штабной батареи. Затем прошел ускоренные курсы командного состава. Ему присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром разведывательного взвода. Четырнадцать раз он пересекал линию фронта в районе Ярцево, Ельня, Дрогобуш, выполнял разведывательные задачи в ближайшем тылу врага.
В ноябре 1941 года его послали в глубокий тыл врага на разведывательную работу. Обосновался он на хуторе Говорунов Сумской области, где стал числиться Николаем Николаевичем Шелестом. Держал под своим контролем железную дорогу Бахмач—Конотоп—Ворожба. Добытые сведения передавал командованию Советской Армии.
Среди местного населения Сердюк-Шелест нашел себе помощников. Наиболее активно ему помогала Проня Новикова. Они сдружились. Дружба переросла в любовь. Прошло немного времени — поженились. К тому же им казалось, что создав семью, они будут вне подозрения фашистских властей.
Но вскоре заметили, что гитлеровцы стали принюхиваться к молодоженам. Настал момент, когда оставаться на хуторе было невозможно. Первое время Шелест скрывался, а затем ушел в партизанский отряд Ковпака. Там ему вернули настоящую фамилию — Сердюк.
Через два дня после ухода Сердюка к партизанам к дому Прони Новиковой пришли полицаи. Пока они стучали, Проня выпрыгнула в окно, огородами пробралась в лес и через несколько дней была в партизанском отряде. Здесь они вновь встретились.
Гитлеровцы таскали на допросы хуторян. Но ни угрозы, ни пытки, ни обещания вознаградить не дали никаких результатов.
Шелест и Новикова как в воду канули.
Вот уже более двух лет Проня и Иван Сердюк бок о бок отважно сражаются в партизанском отряде. Проне предложили работать в санитарной части. Отказалась.
— Останусь в роте, там тоже нужны санитарки… Мне кажется, пока я рядом с Иваном, ему ничто не грозит, — сказала она.
До сих пор сбывались желания Прони. Иван — жив и здоров, зато она дважды была ранена…
Иван Трофимович командовал взводом, был заместителем командира роты, командиром роты. Теперь ему вручили батальон.
…Бокарев поставил задачу взводам. Но взводные не успели еще своих людей расположить в оборону, а наблюдатели подали сигнал «тревога!»
— У, черт, мотоциклисты! — выругался Сердюк. — Не дадут подготовиться как следует. Ложись! Замри!
Партизаны, где кого застала команда, попадали на землю. Лег и я. Осмотрелся по сторонам. Там, где мгновение назад копошились бойцы, сейчас никаких признаков их присутствия. Вокруг все замерло. В наступившей вдруг тишине до слуха донеслось тарахтенье мотоцикла. Я перевел взгляд на дорогу и увидел метрах в восьмистах спускающихся с горки два мотоцикла с колясками. Вот они замедлили движение, остановились. Дали пулеметную очередь в сторону села. Обычный прием трусливых разведчиков: на большом расстоянии вызвать на себя огонь. Партизаны не ответили. Гитлеровцы, видно, поверили, что в селе никого нет. Поехали смелее.
— Подпустить. По моей команде стреляют только пулеметчики Соснин и Грамотин, — донеслось до меня распоряжение Бокарева.
«Молодец. Не хочет преждевременно раскрывать свои силы», — отметил я про себя.
Тем временем гитлеровцы, ничего не подозревая, подъезжали к мостику. На каждом мотоцикле по три человека и одному пулемету. Когда до моста, где притаились партизаны, оставалось меньше пятидесяти метров, один из гитлеровцев истерически закричал. Видимо, заметил западню. Мотоциклы газанули, развернулись на сто восемьдесят градусов и помчались.
— Огонь! — выкрикнул Бокарев.
Ждавшие с нетерпением этой команды Грамотин и Соснин ударили из пулеметов. Один мотоцикл резко вильнул, наскочил на кочку и опрокинулся. Колясочное колесо продолжало крутиться в воздухе. Второй на полном газу удирал. Но скоро и его настигла пулеметная очередь Соснина.
— Декунов, вышлите отделение. Живых притащить. Мотоциклы убрать! — командовал ротный. — Остальным — занять свои места. Быть готовыми встретить противника.
Человек десять во главе с Декуновым перемахнули через речушку и устремились к мотоциклам. Все гитлеровцы были мертвы. Партизаны подобрали оружие, сняли пулеметы, а мотоциклы притащили и столкнули в речку.
Все это проделали быстро. И когда из кустов выскочили два грузовика с немцами в сопровождении броневика, партизанская оборона вновь замерла.
Противник спешил на помощь мотоциклистам, рассчитывая, что бой идет в селе. Вот первая машина поравнялась с местом, где валялись трупы мотоциклистов, и резко затормозила. Послышались выкрики. Гитлеровцы, как горох, посыпались из грузовика. Их примеру последовали немцы на второй машине.
— Эх, оплошность допустили, — с досадой проговорил Сердюк. — Трупы не убрали. Всыплю я этому Декунову. Все дело испортили. Теперь медлить нельзя.
И, как бы почувствовав настроение комбата, Бокарев, скомандовал:
— По фашистам, огонь!
Каратели попадали под пулеметный и автоматный огонь первой роты. По машинам и броневику ударили бронебойки. Грузовики развернулись и под прикрытием бронемашины и пехотного огня начали уходить за бугор. Однако скрыться удалось лишь одному. Второй был подбит и загорелся.
Гитлеровцев было человек пятьдесят. Они не рискнули наступать на село. Наоборот, начали пятиться к оголенным кустарникам. А когда задымилась бронемашина, подбитая партизанскими бронебойщиками, поднялись и побежали…
— Начало удачное, — повеселел комбат.
Да, это было только начало. Через полчаса мы заметили накопление пехоты противника в кустах. Послали командиру полка донесение о подготовке немцев к наступлению.
Обстреляли фашистов из минометов. Они ответили мощным артиллерийским и минометным налетом по селу. Снаряды и мины рвались далеко позади обороны первого батальона. В Бискупе возникли пожары.
Судя по силе артиллерийского огня, гитлеровцы готовились к серьезному наступлению.
Около десяти часов утра, не прекращая артиллерийского и минометного обстрела села, из-за высотки высыпали цепи гитлеровцев.
— Не меньше батальона, — определил Сердюк. — Ты здесь будешь? Тогда я пойду во вторую роту. Видно, каша заваривается надолго.
Противник обрушил ураганный огонь из пулеметов и даже автоматов с дальней дистанции и повел наступление, частью сил обходя первый батальон справа. Мы не отвечали.
Я подполз к Бокареву. Он спокойно наблюдал за приближающимися цепями вражеской пехоты.
— Жаль патронов, — повернувшись ко мне, проговорил Бокарев. — Мы бы им показали кузькину мать. Да и так они легко не отделаются. Вот только бы не обошли справа. За фланг взвода Деянова беспокоюсь.
— Там должен быть Тютерев, — ответил я.
— Хорошо, если они успели занять оборону… Что-то там никого не видно…
И как бы успокаивая Бокарева, справа, захлебываясь, застрочил «максим». Несколько гитлеровцев упало, остальные продолжали идти, увязая в грязи. Шли они в полный рост.
Чем ближе противник, тем нетерпеливее вели себя партизаны. Это не ускользнуло от внимательного взгляда командира роты.
— Рота, приготовиться! — передал он команду вправо и влево по цепи.
Бойцы зашевелились, начали подползать к брустверу и прилаживать оружие для стрельбы. Когда стало возможным различать лица врагов, из расположения второй роты одна за другой взвились две красные ракеты. Это Сердюк подал сигнал: «Открыть огонь!» Не успели догореть ракеты, а партизанская оборона, более чем на двухкилометровом фронте, ощетинилась десятками пулеметов и сотней автоматов. Послышалась яростная стрельба справа — на участке второго батальона. Гитлеровцы плюхнулись прямо в грязь и были видны, как на ладошке.
Оглушив внезапным пулеметным и автоматным шквалом и заставив противника залечь, партизаны перешли на прицельный огонь короткими очередями и одиночными выстрелами. Били на выбор. Враг нес большие потери.
Скоро немцы пришли в себя, возобновили обстрел первой роты и короткими перебежками настойчиво приближались к речушке. Нескольким группкам удалось пробраться к партизанской обороне на бросок гранаты. Здесь они начали закрепляться. К ним подползло еще человек двадцать. Их артиллерия сосредоточила огонь по центру обороны первой роты, прокладывая путь для пехоты в направлении мостика. Стало ясно: противник в этом месте наметил прорыв нашей обороны.
Перед первой ротой накопилось около двухсот гитлеровцев. Они в течение некоторого времени держали партизан под непрерывным обстрелом, затем поднялись и с криками побежали вперед. Мы расстреливали их с близкого расстояния. Во фланг атакующим ударили пулеметчики второй роты.
Каратели потеряли около половины своего состава и, не добежав до речки всего метров пятнадцать-двадцать, залегли. Но мы не дали им закрепиться, заставили отползти.
Заметив отход противника, наиболее ретивые бойцы бросились преследовать, но я приказал вернуть их.
Первая атака окончилась для фашистов катастрофой. Они вынуждены были отойти в исходное положение за бугор. Пользуясь передышкой, мы с Бокаревым обошли роту. У нас потери были незначительные. Партизаны чувствовали себя уверенно, некоторые даже шутили, смеялись над тем, как ловко отбили атаку.
— Дали фрицам жару! Сегодня больше не полезут. Можно устроить перекур с дремотой, — радовался пулеметчик Грамотин.
— Перекур устроить можно, а насчет дремоты — повремените, — охладил его пыл Бокарев. — Проверьте оружие, дозарядите магазины. Бой еще не кончился.
— Да куда им, товарищ командир? — стоял на своем пулеметчик. — Посмотрите, сколько их валяется? Почитай, больше сотни. Это ж нахальство надо иметь — так людьми разбрасываться.
Немцы с повторением наступления не торопились. Это настораживало. Одно дело, когда за первой атакой сразу же следует вторая, здесь все ясно. Силы врага могут увеличиться не намного. Введут в бой резерв и все. Совсем иное дело, если противник не спешит. В этом случае жди значительного усиления наступающей группировки. А в том, что каратели будут наступать, мы не сомневались. Хорошо были видны группки вражеской пехоты, перемещавшейся вдоль опушки кустарника. Оттуда же доносилось глухое рычание моторов.
— Не иначе как танки подтянули, — высказал предположение Бокарев.
Проверили расположение роты. Расставили бронебойщиков, заставили глубоко зарыться в землю. Раненых отправили в санчасть. В селе усилиями жителей и партизан потушили пожары.
Из второй роты возвратился Сердюк.
— Там все в порядке, даже раненых нет. Им по легче, — сказал довольный комбат.
Лишь через два часа фашисты осмелились повторить наступление. Затевался нешуточный бой. Противник против первого полка бросил свыше двух батальонов при поддержке трех танков. И артиллерийская подготовка на этот раз была намного мощнее.
Как только гитлеровцы вышли из кустарника, над Бискупе появились три немецких бомбардировщика. Взрывы бомб сотрясли землю. Вновь загорелось село. Израсходовав запас бомб, самолеты снизились и начали прочесывать улицы из пулеметов. От бомбежки и обстрела погибло несколько местных жителей.
Противник наступал на широком фронте, обходя первый батальон справа и слева. Обстрел обороны, как и при первой атаке, начал с дальнего расстояния. На этот раз и партизаны решили не подпускать близко наступающих. Первыми вступили в единоборство с фашистами станковые пулеметы и противотанковые ружья. По мере приближения вражеской цепи в бой вступали ручные пулеметы и снайперские винтовки. Несколько попаданий по танкам хотя и не принесли им вреда, но заставили танкистов держаться на большем расстоянии.
Когда гитлеровцы подошли метров на триста, партизаны открыли огонь из всех видов оружия. Из глубины села ударила наша артиллерия. Снаряды начали рваться в самой гуще фашистской пехоты. Каратели сделали бросок, чтобы выйти из зоны артиллерийского огня, тут-то их и косили автоматчики и пулеметчики первого батальона.
Вспыхнула жаркая перестрелка на флангах. Справа начал бой батальон Тютерева, а слева — батальон Шолина из второго полка.
Чувствуя свое превосходство в силе, немцы продолжали наращивать удар. Артиллерия и минометы сосредоточили огонь по центру обороны батальона Сердюка. Видно, и на этот раз они решили прорваться именно здесь.
Бой накалялся. Когда он достиг наибольшего напряжения, пулемет на правом фланге первой роты замолчал. Сначала мы подумали: пулеметчик меняет ленту. Но минуты летели, а пулемет молчал. Ободренные этим, фашисты ринулись к речушке.
— Косиченко, узнай, почему молчит пулемет! — приказал Бокарев оказавшемуся рядом пареньку — связному командира полка.
Прикрываясь земляным валом, связной устремился на правый фланг. Мы с тревогой следили, кто первым добежит к пулемету: связной или гитлеровцы…
— Грамотин, Соснин — преградите путь противнику! — подал команду Степан своим подручным пулеметчикам.
Пулеметчики дружно ударили по фашистам и заставили их залечь метрах в тридцати от речки. В этот момент заработал молчавший до сих пор пулемет. Вырвавшиеся вперед фашисты не выдержали и попытались отскочить назад, в ложбинку. Но ни одному не удалось спастись. Все они остались лежать на луговине.
Бокарев ругался, обещал «всыпать» пулеметчику, допустившему оплошность, которая чуть было не обернулась катастрофой для батальона, а возможно и для всего полка.
— Я ему покажу, как эксперименты проводить! Захотелось ему подпустить вплотную, — ругался командир роты.
Выполнить свои угрозы ротный не сумел. Бой шел, а связной не возвращался. И лишь после боя мы узнали причину молчания пулемета.
Когда посланный Бокаревым связной добежал до места, то увидел мертвого пулеметчика. Косиченко, не раздумывая (для этого не было времени), лег за пулемет и начал сокрушать наседавших фашистов. Вот тогда ему пригодились знания, полученные у опытного пулеметчика Грамотина…
Узнав о смерти пулеметчика, командир роты снял шапку и тихо проговорил:
— Прости, друг…
Бой не прекращался весь день, но в действиях немцев уже не было той решимости, с которой они начинали. Все их попытки продвинуться вперед пресекались в самом начале.
Особую похвалу командира заслужил Валя Косиченко. Умелыми и решительными действиями он во многом способствовал срыву атаки противника…
Близился вечер. Подразделения дивизии уже готовились к выступлению, а нам так и не пришлось отдохнуть. Даже пообедать не было времени. Теперь старшины прикидывали, как одновременно накормить за обед и ужин.
— Оставьте прикрытие и снимайте батальон, — сказал я Сердюку и поспешил в штаб.
Колонна начала вытягиваться из Бискупе. В это время возобновилась стрельба в районе села Закжев. Прискакал связной и доложил, что на оборону второго полка из Высоке наступает до тысячи гитлеровцев с танками. Видимо, не добившись успеха в бою за Бискупе, немцы подтянули свежие силы и решили попытать счастья на другом направлении. Или же запоздали и одновременного удара у них не получилось.
Момент враг выбрал удачный. Партизанская дивизия сняла почти всю оборону и еще не успела выступить на марш. Занимать снова оборону — не успеем. Но и уходить, имея на хвосте крупную группировку противника, не разумно. Надо было быстро принять решение. И Вершигора с Войцеховичем нашли выход. Приказали дивизии начать движение, а второму полку, оставаясь на своих позициях, отразить наступление, затем ночью незаметно выйти из боя и догнать колонну главных сил.
Этот замысел удался. Кульбака прекрасно справился с задачей. Используя излюбленный партизанский прием, он приказал батальонам подпустить врага и нанести ему сокрушительный огневой удар. Так и сделали. Когда противник, понеся большие потери, откатился, Петр Леонтьевич снял полк, совершил марш-бросок и в полночь присоединился к колонне.
Очередной переход был очень напряженным. Предстояло преодолеть шоссе Красныстав—Люблин и железную дорогу Хелм—Люблин.
Роберт Клейн доложил, что в Волю Идзиковскую прибыло около двух тысяч гитлеровцев. Это была большая угроза. К нашему удивлению, этот гарнизон испугался ночного боя и промолчал, сделал вид, что не заметил нас. Да мы и не сожалели об этом.
Перед шоссейкой Вершигора остановил колонну, решил дать передышку людям и лошадям, чтобы как можно стремительнее преодолеть шоссе, а затем железную дорогу. Пока мы отдыхали, третий полк выставил заслоны на шоссе, а второй на «железке».
На шоссейной дороге рота Арутюнова неожиданно столкнулась с фашистами, ехавшими на автомашинах. Партизаны первыми открыли огонь. Каратели успели высадить две роты — около двухсот человек. Вспыхнул короткий бой. Противник потерял около пятидесяти человек, две грузовых и одну легковую автомашины, не выдержал и бежал. После мы узнали, что немцы следовали из Красныстава на девяноста автомашинах, с партизанами столкнулись неожиданно и, не зная наших сил, отошли.
Колонна главных сил без особых приключений пересекла шоссе и поспешила к железной дороге. В это время со стороны Люблина послышался грохот приближающегося эшелона. Подразделения второго полка только что вышли к месту и не успели заминировать дорогу и изготовиться к бою. По эшелону открыли беспорядочную стрельбу. Поезд под самым носом проскочил невредимым.
Стрельба всполошила гарнизон в Травниках. Скоро оттуда подошли немцы. На этот раз им был организован достойный прием. Как всегда, кульбаковцы действовали смело и решительно. Уничтожили 22 гитлеровца, остальных отбросили в Травники. Затем уничтожили связь, разрушили сто метров железнодорожного полотна.
Оставив позади шоссейную и железную дороги, партизанская дивизия вышла в лесистый район. На отдых остановились в селах Добромысль, Кулик, Майдан, Стренчин. Однако и здесь враг не оставил нас в покое.
В середине дня 11 марта около 1500 гитлеровцев при поддержке танков повели наступление на Добромысль, где располагался первый полк. Основная тяжесть пала на первый батальон. Бой был жестоким. Противник повторял атаку за атакой.
Труднее всего пришлось взводу Деянова, оборонявшемуся на правом фланге. Партизаны не успели окопаться, а фашисты начали наступление. Был момент, когда у Деянова созрело решение отвести взвод к фольварку и закрепиться у кирпичных сараев. Но в это время, словно из-под земли, вынырнул комиссар Тоут. У комиссара особое чутье. Он появляется неожиданно и, как правило, на самых трудных и опасных участках, где решается судьба боя. И всегда с приходом невозмутимого, спокойного Иосифа Иосифовича Тоута лица бойцов светлели. К ним возвращалась уверенность в успехе. И на этот раз при виде комиссара бойцы оживились, только командир взвода Деянов, обеспокоенный за жизнь комиссара, встревожился!
— Товарищ капитан, уходите, здесь опасно!
— Что тут у вас? Почему так близко подпустили врага? — пропустив мимо ушей эти слова, спокойно спросил комиссар.
— Видите, сколько их напирает? Сил больше нет сдерживать. И патроны кончаются, — пожаловался Деянов.
— Патронов мало? У вас же немецкие пулеметы. Там патроны! — капитан кивнул головой в сторону противника. — Встать! За мной, вперед! Ура-а!
Тоут вскочил и, стреляя на ходу, бросился на врага. Справа и слева комиссара бежали бойцы с раскрытыми ртами и перекошенными от злости и криков «ура» лицами и тоже поливали гитлеровцев огнем из автоматов и пулеметов. Противник не выдержал ошеломляющей контратаки трех десятков партизан, поддержанных пулеметами первой и второй рот, откатился, оставив на поле боя убитых.
— Собрать оружие и боеприпасы и быстро в исходное! — приказал Тоут.
Партизаны, не останавливаясь, подобрали немецкие автоматы, патроны, гранаты и даже ротный миномет, под прикрытием пулеметов отошли на свою позицию.
Бойцы повеселели. Пользуясь короткой передышкой, долбили землю, углубляя окопчики, раздавали патроны к трофейным пулеметам и автоматам.
— Держитесь, ребята, скоро помощь подоспеет, — сказал комиссар…
Через несколько минут после ухода комиссара Тоута Деянов увидел чуть левее перебегающих партизан. Это выдвигалась вперед рота батальона Тютерева. Два бойца притащили патроны к отечественным автоматам.
— Вот это дело! Большое вам спасибо, товарищи, — обрадовался Деянов. — Повоюем еще. Пусть теперь попробуют сунуться каратели!
И фашисты не заставили себя ждать — повторили атаку более крупными силами. Бой разгорелся с еще большим ожесточением. В критические моменты командир батальона Сердюк поднимал своих бойцов в контратаки и в рукопашном бою отбрасывал врага. Самоотверженность Сердюка, командиров рот Бокарева и Манжевидзе и бойцов батальона позволили одержать верх над сильным противником.
В разгар боя первого полка враг с рубежа шоссейной дороги Травники—Влодава нанес одновременный удар по обороне второго и третьего полков в Стренчине и Майдане. Бой был не менее упорным, чем за Добромысль. Героически сражались партизаны батальонов Шолина, Цымбала и Берсенева. Атаки врага на всех участках были отбиты с большими для него потерями.
Первая Украинская партизанская дивизия прорвала кольцо блокады и, сметая на своем пути вражеские заслоны и гарнизоны, стремительными бросками продвигалась на север. Многочисленные диверсионные группы направлялись на десятки километров в стороны от основного маршрута, уничтожали мосты, связь, пускали под откос эшелоны. Особенно действенными были диверсии, проводимые в районе Люблина.
Противник заметил наше стремление на север и, используя хорошо развитую сеть шоссейных и железных дорог, стал концентрировать силы в районе Бяла-Подляска, Лукув, Седльце. Усилились передвижения вражеских войск по шоссе Вишнице—Лукув.
С утра 13 марта группа противника в двести человек подошла из Яблонь и атаковала разведывательную роту в Подедвуже. Роберт Клейн приказал подпустить противника как можно ближе и расстрелять из пулеметов и автоматов.
Гитлеровцы направили на село самолеты. Подтянули резервы и после бомбежки снова бросились в атаку. Завязалась упорная борьба. Немцам удалось ворваться в горящее село. Клейн и Семченок повели разведчиков в рукопашный бой. После жаркой схватки фашисты были отброшены, но скоро им вновь удалось зацепиться за окраину села.
Разведчики держались стойко. Даже раненые не покидали поля боя. Истекая кровью, тяжелораненый Алексей Акимович Журов продолжал одной рукой вести огонь из автомата. На выручку разведчикам подоспели кавалеристы и решительным ударом во фланг разгромили карателей, отбив тем самым охоту у гитлеровцев к повторным атакам…
Пришлось выдержать бой и другим подразделениям дивизии. Исход затянувшегося боя решился в пользу партизан лишь после того, как была выслана в обход рота третьего полка под командованием Скопенко. Она ударила по противнику с тыла. Едва только услышав у себя в тылу пулеметную и минометную стрельбу, немцы, не зная сил партизан, действующих у них в тылу, и опасаясь окружения, в панике начали отступать на Лынов и Хородыще, бросая убитых, раненых, оружие и боеприпасы.
В этом бою было уничтожено более двухсот гитлеровцев. Партизаны захватили три батальонных миномета, четыре пулемета, винтовки, автоматы и другое военное имущество.
Вой, бои, бои… Количество раненых партизан непрерывно росло. Взрывчатка израсходована полностью. Боеприпасы таяли не по дням, а по часам. Большинство бойцов снова сдали в обоз отечественные автоматы и пулеметы, заменили их трофейными.
Противник, видимо, догадался, в каком затруднении оказались партизаны, и с каждым днем усиливал нажим. Стало ясно — передышки, которую мы так ждали, не будет. Была и другая причина, заставившая гитлеровцев сосредоточить в этом районе большое количество войск. Они опасались нашего нападения на лагеря смерти — в Майданеке возле Люблина и в Сабибоже неподалеку от Хелма. Мы проходили от этих лагерей в нескольких километрах. К сожалению, «патронный голод» и громоздкий обоз раненых не позволили нам осуществить эту операцию.