Три «мушкетера»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Три «мушкетера»

Темной июльской ночью партизанская дивизия пробиралась Налибокской пущей вдоль восточного берега Немана. Двигались на север в сторону местечка Щорсы. Там мы намеревались захватить переправу через Неман. Колонна шла привычным размеренным маршем. Впереди, как всегда, Клейн со своими разведчиками. Первый полк шел за кавалерийским дивизионом.

Я с полковыми разведчиками ехал в голове полка. Рядом со мной — командир взвода Бычковский. Сегодня его взвод был в резерве. Мы ехали и тихо разговаривали. Послышался топот скачущих коней. К нам подъехали Юрий Колесников и дивизионный разведчик Миша Демин, по прозвищу Миша Ария.

Прошло полгода, как я ушел из разведроты, но меня все еще тянуло к боевым друзьям. При каждом удобном случае я заглядывал к ним. Но в последнее время получилось так, что никак не удавалось навестить разведчиков. Отвлекали бесконечные бои, длинные переходы, да и разведчики тоже редко собирались вместе. Поэтому я обрадовался встрече с Деминым.

Мишу я знаю давно. Высокого, никогда не унывающего и отчаянного разведчика любили за веселый и покладистый нрав, а главное, за песни, неисчислимое множество которых он знал. Демин мечтал стать артистом. Даже когда в 1938 году поступил в Московский геологоразведочный институт, он вечерами учился в театральной студии. Миша — компанейский парень. Каждый считал за честь идти с ним на задание. Особая дружба его связывала с онежским пареньком Пашкой Лучинским и острогожцем Алексеем Журовым. Низенький, толстый, почти кругленький Пашка Лучинский рядом с Мишей выглядел малышом. Зато Лешка Журов — длинный, но худой, как жердина. Все трое были в одном отделении, вместе ходили на задания. Неразлучные они были и во время отдыха. Достаточно было кому-то из них подсесть к костру, как появлялись остальные, и тут же звенела песня. Миша пел тенором, Леша— баритоном, Павлик подпевал неопределенным голосом, несмело.

Демин первым в соединении узнавал новые фронтовые песни. Просто непонятно, какими путями он их раздобывал. Иногда он пел арии из опер. Особенно нравилась ему ария Ленского. Ее исполнение и дало Мише прозвище — Мишка Ария.

В главразведке Демина, Журова и Лучинского называли «три друга». Партизанский весельчак, танцор и пародист Вася Демин, однофамилец Миши, в честь троицы песню «Жили два друга» переделал на «Три друга — разведчика» и, подражая Утесову, исполнял на вечерах партизанской самодеятельности.

У разведчиков были свои любимые песни. Чаще всего пели «Трех мушкетеров». Только вместо слов «мушкетеры» пели «разведчики». А Демина, Журова и Лучинского «перекрестили» в «трех мушкетеров».

Трусов рождает ваша планета, —

запевал Журов,—

Все же ей выпала честь, да, честь:

Есть ведь разведчики, есть ведь разведчики,

есть! —

подхватывали товарищи. Тут уж и Павлик Лучинский не стеснялся, пел во весь голос.

Как-то друзей встретил Гриша Дорофеев из третьей роты и сказал:

— Мушкетеры, а не создать ли нам партизанский ансамбль песни и пляски? На фронт приезжают артисты, к нам им прилететь нелегко. А мы что, рыжие?

Идея Гриши понравилась, поддержали. Создали самодеятельное общество, получившее название «общества веселых чудаков». Каждому участнику присвоили клички. Среди них были вполне приличные: Гуцул, граф Бамбула, граф Черный Глаз… Но были и такие, от упоминания которых партизаны валились со смеху.

Много забавных, поистине радостных минут доставили партизанам доморощенные артисты. Непременными участниками всех концертов были Демин и Журов. Лучинский по своей скромности выполнял роль сочувствующего зрителя.

Дружба этой троицы крепла. Идя в разведку, каждый знал, что товарищ не спасует, не подведет. Как-то, еще во время рейда из Брянских лесов за Днепр, надо было разведать город Лоев, раздобыть лодки и паром для переправы подразделений. Выполнение этой задачи поручили главразведке и третьей роте.

Отделение Фетисова, в котором воевали Демин, Журов и Лучинский, прошло вдоль Днепра около десяти километров, но на восточном берегу не нашло ни одной лодки. Выручил один старик. Он извлек из-под хвороста старенький челн и отдал разведчикам.

Ребята взвалили этот челнок на плечи и принесли к реке, спустили на воду. Челнок на воде держался, но во многих местах пропускал воду. Разведчики позатыкали щели и решили переправиться на западный берег. Когда же начали усаживаться, поняли, что челнок всех не удержит. Надо было кому-то остаться на восточном берегу.

— Демин, ждите нас здесь, — сказал Фетисов.

— Ни за какие тысячи! — взъерепенился Миша и первым влез в челн. — Что я, хуже других?

— Пусть остается Лучинский, — подсказал Чусовитин.

— И не подумаю. Тоже нашли козла отпущения, — обиделся Пашка.

Фетисов мог приказать любому, и тот бы выполнил приказ. Но командир отделения надеялся, что найдется охотник, который согласится остаться. Охотника не нашлось.

— А если Павлик поплывет за лодкой?.. Он архангельский мужичок — морозоустойчивый и плавает хорошо, — предложил Миша.

— И поплыву, но не отстану от отделения, — решительно сказал Лучинский и быстро начал раздеваться.

— Ты что, спятил? Река у берегов замерзла. Ветер пронизывает до костей! Знаешь, что может от этого получиться? Я пошутил, — сказал Демин.

— Не дури, Павлик, — пытался уговорить его Фетисов.

Однако Лучинский уже снял сапоги, френч, брюки. Все это свернул в узел и перетянул брючным ремнем. В одном белье, как лунатик, бултыхнулся в ледяную воду. Крякнул, подплыл к челну, бросил в него узел и уцепился за корму. Ноги и руки сводило, но отступать поздно. Друзья уселись, оттолкнули челн от берега, и Чусовитин из всех сил заработал единственным веслом.

Павлик усиленно болтал ногами, стараясь не окоченеть окончательно. Потом даже укусил себе руку, чтобы избавиться от подкрадывающейся судороги. Стало легче. Однако ног он почти не чувствовал. Все сознание его сосредоточилось на одном: лишь бы не оторваться от челна.

Демин снял брючный брезентовый пояс и петлей прихватил руку Лучинского. На всякий случай, чтобы не дать другу утонуть. Ребята гребли по очереди, меняясь. Павлик направлял челнок к противоположному берегу и старался подталкивать сзади.

— Держи на огонек, — сказал Фетисов.

Днепр в этом месте широк, беспокоен. Разведчиков сносило. Большого труда стоило выдержать направление. Плыли очень медленно. Павлику показалось, что прошла целая вечность, пока челн уткнулся носом в противоположный берег. Все облегченно вздохнули. Быстро вытащили Лучинского из воды. Белье на нем сразу же задубело. Поверх белья натянули брюки, френч. Обули. Накрыли плащпалаткой и провели в ближайший дом на окраине города Лоева.

Дверь открыл старик и оторопел. Потом спохватился, всплеснул руками и проговорил:

— Да откуда вы, сынки?

— Из Днепра, — ответил Фетисов. — Пустите отогреться.

Оставив Чусовитина и Журова дежурить на улице, Фетисов и Демин затащили Лучинского в дом. Старик и старуха забеспокоились.

— Разве так можно! Что же вы не сняли мокрого белья? Соколик мой, родной, пропадешь, — запричитала старуха.

— Быстро раздевайте, скипидарчиком разотрите, а я мигом — торопливо проговорил старик, накинул на плечи пальто и выбежал из дома.

Пока разведчики с помощью хозяйки стаскивали с Лучинского мокрую одежду, старик успел сбегать к соседке. Вернулся он с бутылкой мутной, неприятно пахнувшей, но хорошо знакомой партизанам жидкости. Налил стакан и заставил Павлика выпить. Оставшейся самогонкой растерли ноги, руки, грудь, спину. Пашка почувствовал, как благодатное тепло разлилось по телу…

Разведать гарнизон не стоило большого труда. Сложнее было с переправочными средствами. Но и здесь помог старик. С помощью рыбаков разыскал лодки, указал, где можно раздобыть паром. Отделение Фетисова взяло три лодки и переправилось обратно.

На рассвете через реку переправились третья и разведывательная роты, ворвались в город Лоев и завязали бой с гитлеровцами. Утром начали переправу остальные подразделения. Двое суток шла переправа партизан через Днепр…

Два с лишним года воевали неразлучные друзья. Участвовали во всех рейдах, во многих боях. Побывали в Карпатах, в Польше.

Случилось так, что Павлик и Миша влюбились в одну девушку — смелую автоматчицу. Влюбились не на шутку. Первую любовь каждый переживал по-своему. Миша перестал петь залихватские песни, перешел на лирические. Павлик, наоборот, стал еще более молчаливым. Только при встрече с люби-мои девушкой веселел» улыбался и… молчал. А она, шестнадцатилетняя, даже не подозревала о своем успехе.

Свою сокровенную тайну, каждый в отдельности, поведали Леше Журову.

— Эх, друг, взвалил ты на свои плечи непосильный груз. Ей нравится другой парень, — не то всерьез, не то в шутку говорил Леша то одному, то другому товарищу.

Это открытие озадачило дружков. Смелые в бою, находчивые в разведке, Миша и Павлик на этот раз растерялись и не проявили ни находчивости, ни смелости. Еще больше терялись, услышав звонкий, беспечный голос девушки.

— Ох эта любовь! Что она может сделать с хорошим человеком?! — переживал Леша за дружков.

Объясниться в любви не успели. В одном из боев автоматчица была тяжело ранена. Ее отправили на Большую землю. Даже проститься не удалось. К девушке не возвращалось сознание.

После этого случая Миша и Павлик долго ходили удрученные. Повеселели, лишь когда узнали, что девушка выжила.

Миша вновь запел. Но на этот раз чаще всего слышалась песня «Нина-Ниночка, Ниночка-блондиночка, я тебя не в силах позабыть…»

Много времени прошло с тех пор, но Демин и Лучинский помнили о девушке.

Я знал о безответной любви разведчиков, но никогда не заводил об этом разговора. И теперь, когда увидел Демина, вспомнил о той девушке, однако спросил совсем о другом.

— Давно не виделись, Миша. Что нового у разведчиков?

— Новостей много, — ответил Демин. — Старший лейтенант Семченок со взводом фронтовиков ушел от нас.

— Как ушел?

— Получил специальное задание фронта. Оказывается, к нам их присылали на учебу. Получили практику ведения разведки в тылу врага, набрались ковпаковского опыта и айда на самостоятельную работу. Снова подались в Польшу, а возможно, до самого Берлина доберутся[24].

— Какие еще новости? Как твой друг — Лучинский?

— О-о, до Пашки рукой не дотянуться! В начальство выбился — комсорг роты! Я перекочевал в конную разведку к Усачу. Пришлось вспомнить и свою старую специальность минера, — выкладывал новости Демин. И сразу же перешел на другую тему — По всему видно, скоро кончается наша партизансная жизнь.

— Почему?

— Да как же? Фронт ведь рядом, а генерал Плиев уже обогнал нас, говорят, к Западному Бугу подался… Обидно, что из «общества веселых чудаков» встречать советские войска придется мне одному. Погибли Коженко, Никанорыч, Вася Демин… Ранены — Гришка Артист, Леша Журов, Вася Алексеев…

Рассказ Демина заставил и меня еще раз вспомнить о тех, кого мы потеряли в боях. Их могилы разбросаны по всей Украине от Сумщины до Карпатских гор, на польских равнинах, в белорусских лесах. Каких людей потеряли!

— Единственное утешение — мы фашистов положили в несколько раз больше. — Миша задумался, потом продолжал: — На фронте сейчас веселые дела. Как только соединимся с армией окончательно, обязательно пойду в разведку. В наступлении и особенно при преследовании фронтовые разведчики действуют нашими, партизанскими методами…

Не суждено было попасть Демийу во фронтовую разведку. Впереди началась стрельба, рвались мины, грохотали орудия, отчетливо выделялись крупнокалиберные пулеметы. Миша пустил своего коня галопом и, напевая:

Ты одессит, Мишка,

А это значит, что не страшны тебе

Ни горе, ни беда… —

поскакал вперед.

Я понял — начался бой за местечко Щорсы.

Вслед за Деминым поспешил и Юра Колесников, чтобы уточнить обстановку. А через пять минут Миша Демин был убит.

Пройдя вперед, я увидел плачущего Колесникова.

— Миш… только что… Видел, как он упал лошади. Подбегаю, он еще жив. Возле него разведчики. Миша открыл глава, обвел взглядом товарищей и сказал: «Ребята, что же это делается?» И тут же потерял сознание…

Не сбылись мечты Михаила Родионовича Демина. Не стал он ни геологом, ни артистом.

Бой разгорался. Здесь мы встретили упорное сопротивление фашистского гарнизона. Как выяснилось, в местечке оборонялись казачьи части кавалерийской дивизии белогвардейского генерала-Краснова, укомплектованные сынками и внуками белогвардейцев, выброшенных за пределы нашей страны Октябрьской революцией и гражданской войной.

После двухчасового боя нам удалось сломить сопротивление противника и зацепиться на окраину местечка. Но на помощь красновцам подошла новая немецкая часть. Кроме того, в тылу казачков гитлеровцы выставили заградительные отряды.

Не желая нести напрасные потери в уличных боях и понимая, что гарнизон врага обречен, Вершигора приказал обойти Щорсы с севера, вынудить противника к отходу и покончить с ним на открытой местности. Однако довести дело до конца нам не удалось. На следующий день к Щорсам подошли механизированные части Советской Армии и полностью уничтожили весь гарнизон врага.