Глава 15 Пеля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

Пеля

Энергия Домбровского в эти весенние и летние месяцы шестьдесят второго года была поистине неисчерпаема. Он не знал устали. По окончании своего официального служебного дня в 6-й дивизии варшавского гарнизона он торопился на окраину Варшавы. Здесь, в роще, его ждала повстанческая молодежь. Ярослав тренировал их в стрельбе, вел с ними тактические занятия, учил их читать карту, упражнял во взятии препятствий.

Среди этой патриотической молодежи были и люди постарше, были и девушки. Одна из них, невысокая тонкая блондинка, стреляла особенно метко. Он похвалил ее. Она сказала с какой-то ноткой надменности в голосе:

— А мы в нашем кружке все такие. Нам иначе нельзя.

Ярослав поинтересовался, что это за кружок.

Она сказала:

— Террористический.

Она совсем не походила на террористку со своим нежным девичьим лицом, так легко вспыхивавшим при приближении Ярослава. Скоро он узнал ее имя: Пеля. А полностью — Пелагия Згличинская. Постепенно он узнал, что она из самых недр Польши, из Любельщины. Отец Пели — мелкопоместный шляхтич, вконец разорившийся. Теперь, когда во время стрельб Ярослав брал руку Пели в свою, показывая, что ствол пистолета нужно наводить на мишень не снизу, а сверху, ему не хотелось отпускать ее руку, такую нежную и такую неумолимо твердую. Они часто возвращались в город вместе по берегу Вислы, обсаженному каштанами. Все больше они находили общего в своих мыслях, наблюдениях. Они удивлялись и радовались, обнаруживая, как похожи их суждения о людях, как совпадают их представления о будущем Польши. Единственное, чего они не касались, это своих личных планов. Но и это как будто стало ясным после одного из вечеров.

В лодке Ярослав и Пеля переплывали Вислу. Проходившая мимо большая баржа подняла волну. Молодые люди, смеясь, поставили лодку бортом под волну. Пеля привстала. Их качнуло. Пеля не удержалась на ногах. Ее бросило в объятия Ярослава. Он не отпустил ее. Губы их соединились.

Несколько дней после этого Ярослав не приходил на занятия. Его заменял другой офицер. Пеля ничего не понимала. Наконец Домбровский появился. После занятий, проходивших, как обычно, Ярослав попросил Пелю проводить его. Они долго шли молча. Пеля не хотела говорить, Ярослав не решался. Когда они подошли к реке, он сказал дрогнувшим голосом:

— Нам нельзя встречаться, Пеля…

— Почему? — спросила она, стараясь говорить равнодушно.

— Потому что я люблю вас, — сказал он серьезно.

Ее поразил этот странный ответ. Но прежде чем она успела раскрыть рот, он заговорил страстно. Он говорил, что не имеет права связывать ее судьбу со своей, что живет на пороховом погребе и что с его стороны было бы низостью увлекать с собой любимого человека.

— Революционеры не имеют права жениться, — говорил он.

Он привел в пример Чернышевского. Он рассказал о разговоре Николая Гавриловича с Ольгой Сократовной, который происходил при нем.

— Этот великий русский революционер сказал, и я это слышал собственными ушами: «Свое будущее я вижу явственно, и с моей стороны было неосторожностью соединять со своей жизнью еще чью-то». Он говорил…

Пеля перебила его:

— Ольга Сократовна его жена?

— Да.

— И она тоже с этим согласна?

— Что вы, Пеля! Она его лучший друг, его товарищ, его помощник. Это один из самых нежных и крепких браков, какие я когда-либо видел…

Пеля нахмурилась. Она сказала с твердостью, какой Ярослав до сих пор не знал в ней:

— Вот что, пан Домбровский. Я могла бы сказать вам многое. Я могла бы напомнить вам, что я уже два года состою в подпольной террористической организации. Конечно, вы вождь, а я рядовой повстанец. Но я тоже нахожусь на пороховом погребе. Может быть, даже раньше, чем вы. Пока вы учились в Петербурге, в царской академии, я здесь, в Польше, участвовала в уличных манифестациях, нас разгоняли царские солдаты. Но вы, пожалуй, подумаете, что я вам навязываюсь. Забудем то, что между нами было. Спасибо за науку, я имею в виду военную науку. Желаю успеха. Ваш успех — это успех всех нас. Прощайте!

Она решительно зашагала прочь. Ярослав бросился вслед за ней. То, что она сказала, глубоко ранило его. Он испугался, что она исчезнет навсегда и он больше не увидит ее. Он просил ее забыть то, что он говорил. Гордая девушка ничего не отвечала. Тогда и в нем заговорила гордость. Он повернулся и пошел в другую сторону.

А на следующий день произошло чрезвычайное событие в жизни подпольной Варшавы. Это случилось дождливой июньской ночью. В одной из аудиторий Варшавского университета происходило заседание Центрального национального комитета. Обсуждались вопросы восстания. Домбровский не учел влияния крупной польской буржуазии и помещиков. Во время выступления Домбровского в аудиторию неожиданно ворвалась группа «белых» с револьверами в руках. Они заявили, что нынешний состав комитета нельзя считать правомочным, так как в нем не представлены с достаточной полнотой все сословия Польши. Угрожая оружием, они тут же принялись организовывать новый состав комитета во главе с Агатоном Гиллером. Некоторое количество «красных» осталось в комитете, в том числе Домбровский. «Белые» ненавидели его, но не осмелились его тронуть из-за его популярности у варшавян. Первым решением нового комитета был, вопреки яростным протестам Домбровского, перенос срока восстания на более позднее число. Совсем отменить его они не решались — слишком много надежд и упований народ связал с идеей восстания. За Гиллером осталось руководство подпольной печатью и пропагандой. Началась деконспирация. Русское военное начальство что-то заподозрило. Открытых провалов еще не было, но многих офицеров перевели в Россию и даже произошли некоторые перемены в дислокации дивизий.

А вскоре трагическая весть как громом поразила Домбровского. В учебной роте — той самой, которая должна принять такое решающее участие в восстании — открыть повстанцам ворота цитадели, — была арестована руководящая революционная группа. Два офицера в момент ареста покончили жизнь самоубийством. А Ян Арнгольдт, Петр Сливицкий, Францишек Ростковский, рядовой Щур и другие были арестованы. Им грозил военно-полевой суд и смертная казнь.

Обо всем этом Домбровскому сообщил Каетан Залеский, прибежавший к нему с трясущимися от страха губами. Он тоже состоял в руководящей группе.

Домбровский испытывал яростный гнев. Ян Арнгольдт… Петр Сливицкий… Люди чистой, благородной души… Вот они, первые жертвы из нашей среды… Первые, но не последние… А кроме того, надо менять план восстания. Взятие Варшавской цитадели с помощью учебной роты стало уже невозможным.

— У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, кто их предал? — спросил Домбровский.

Залеский отставил стакан с вином и развел руками:

— Ума не приложу… Возможно, что тут не было предательства, а были неосторожные разговоры…

— Но кто-то ж должен был их слышать и сообщить о них!

— О! Это мог быть кто угодно, случайный человек. Ведь арестованы не все члены организации — я, например… Но теперь…

— Что теперь?

— Я не поручусь, что арестованные не назовут остальных.

— Я ручаюсь за них! И Ян, и Петр, да все они — настоящие люди!..

Домбровский стал осторожен. В Центральном национальном комитете теперь большинство принадлежало представителям «белых», и Ярослав воздерживался выступать здесь, как прежде, с революционными речами. Он стал молчалив. Он развивал свою деятельность в той среде, в которой он был уверен — среди студентов, ремесленников и тех военных, которых он знал лично. Это не значит, что работа приняла меньший размах. Скорее наоборот. Так как значительная часть дня была занята у Домбровского его служебными обязанностями в дивизии, то революционной работе приходилось уделять ночные часы. Да и вообще ночная тьма благоприятствовала подпольной работе. В эти часы и приходили к нему обычно связные от подпольных повстанческих кружков.

По-прежнему военное обучение оставалось одной из главных забот Домбровского. Он дал задание руководителям кружков прислать к нему повстанцев, хорошо знающих русский язык. Через некоторое время они собрались на одной из явочных квартир. Разумеется, ночью. Ярослав с трудом различал их лица в тусклом свете свечи.

— Все ли вы хорошо знаете русский язык?

Он нарочно задал этот вопрос по-русски. Нестройный хор голосов ответил утвердительно.

Домбровский положил на стол толстую рукопись.

— Это, — продолжал он по-русски, — курс лекций по тактике. Это искусство боя. Искусство оставаться победителем. Лекции эти принадлежат самым образованным и умелым генералам русской армии. Я прибавил сюда свои дополнения применительно к условиям предстоящей нам борьбы. Повстанцы должны знать эти лекции, как молитвы. Вы должны перевести рукопись на польский язык. Мы ее размножим и раздадим повстанцам. Мы должны сделать это как можно быстрее.

Повстанцы — среди них было немало пожилых, они лучше знали русский язык, — окружили Домбровского. Он распределял среди них листы рукописи. Одни уходили сразу, запрятав листы в карман или за пазуху. Другие тут же рассматривали свои листы и задавали вопросы относительно значения некоторых военных терминов. Последней подошла девушка. Низко опустив голову, она протянула руку. Ярослав вгляделся в нее.

— Пеля… — сказал он.

— Я пришла за работой, — сухо сказала она. — Я хорошо знаю русский язык.

Он дал ей листы.

— Подождите, — сказал он. — Мы выйдем вместе.

— Я должна напомнить вам, — сказала она, — что по правилам конспирации из явочной квартиры надо выходить по одному.

Он вынужден был признать, что она права. С тоской смотрел он, как тонкая ее фигура, удаляясь, исчезала во тьме. «Какой характер!» — прошептал он с яростью и восхищением.

Он чувствовал все больше, что эта девушка дорога ему. Но огромная работа по подготовке восстания, которую он взвалил на себя, не оставляла ему времени для любовной тоски. Друзья удивлялись Ярославу, его вулканической энергии. Не могли не оценить его и в комитете. Он был подпольным революционным комендантом Варшавы. Он же ведал контрразведкой. Фактически Домбровский объединял всю военную работу по подготовке восстания.

Однако не все, что он делал, он доводил до сведения комитета. После провала в учебной роте он остерегался предательства.

Так, например, он вызвал однажды к себе молодого повстанца Вашковского, которому глубоко доверял.

— Нам нужны деньги, — сказал Домбровский.

В глубоком раздумье он расхаживал по комнате. Вашковский удивленно посмотрел на него. Он не осмеливался прервать его размышления, но в конце концов не вытерпел и прервал молчание робким вопросом:

— Для чего?

— Для успеха восстания, — сказал Домбровский, — нам нужны четыре вещи: участие народа, оружие, искусство драться и единение с русскими революционерами. Народ с нами. Нам удалось поставить военное обучение. Нам обеспечена поддержка русских товарищей. Стало быть, чего нам не хватает?

— Оружия!

— Да! Среди наших крестьянских повстанцев есть отряды косинеров, то есть вооруженных косами, как в XVIII столетии. После неудачи с учебной ротой мы не можем рассчитывать на захват арсенала в цитадели.

— Мы раздобудем оружие в бою! — вскричал Вашковский. — С палками в руках мы добудем винтовки, а с винтовками мы добудем пушки!

— Детские разговоры, — холодно сказал Домбровский. — Слушай меня! Есть другой источник — единственно реальный: покупка. Да, мы можем приобрести за границей современное боевое оружие в любом количестве. Но для этого нужны деньги. Значит, сейчас перед нашей организацией стоит революционная задача: достать деньги.

— Но ведь мы получаем деньги со всей страны…

Домбровский махнул рукой:

— Это капля в море. Нам нужны огромные суммы.

Он сел верхом на стул, скрестил руки на спинке и сказал, глядя своим немигающим взглядом прямо в глаза Вашковскому:

— И мы можем достать их!

— Где?

— В Главном казначействе Царства Польского.

— Кто же нам даст их?

— Никто. Сами возьмем. Слушай меня.

Оказалось, что Домбровский разработал подробный план захвата правительственных денег из казначейства. Не спеша, детально останавливаясь на каждом пункте своего плана, Ярослав рассказал о нем Вашковскому. Там предусматривалось количество исполнителей, способ проникновения в казначейство, транспортные средства, маршрут исчезновения с деньгами, место их укрытия. Вашковский вынул карандаш, собираясь записать для памяти основные вехи плана. Домбровский запретил ему это и заставил тут же заучить план наизусть. А потом приказал повторить вслух. Убедившись, что Вашковский все запомнил, Ярослав сказал:

— О времени исполнения ты будешь извещен. Пока подбирай людей. Но не говори им для чего.

План этот Домбровский покуда хранил в тайне даже от комитета. Он считал себя вправе провести его собственными средствами в силу полномочий, которыми наделил его комитет.

Точно так же, независимо от комитета, было организовано покушение на маркиза Велёпольского. Деятельность этого аристократа становилась все более вредной для дела освобождения Польши. Его осведомленность обо всех начинаниях комитета становилась подозрительной. Для Домбровского было ясно, что в распоряжении Велёпольского были скрытые источники информации. Велёпольский использовал их для того, чтобы парализовать подготовку к восстанию. В руках его, как начальника гражданского управления Царства Польского, сосредоточилась почти неограниченная власть. Ему покровительствовал наместник — брат императора великий князь Константин. Террористические отряды подпольщиков давно подготовили план покушения на маркиза Велёпольского.

Позже Домбровскому стало известно через подпольную контрразведку, что Велёпольский решил, как сам он выразился, «вскрыть нарыв». Под «нарывом» маркиз разумел работу Центрального национального комитета, подготовку восстания, словом, всю революционную деятельность «красных». А средством для этого он избрал рекрутский набор в Польше. Предполагалось призвать в царскую армию под ружье молодежь страны, главным образом городскую. И при этом не оставить в Польше, а направить на военную службу в глубь России. План этот еще только начал разрабатываться в гражданском управлении.

Домбровский решил пресечь его в самом зародыше. Для этого военный отдел Центрального национального комитета во главе с Домбровским перешел к террору: решено было устранить вначале Велёпольского.

Во главе террористической группы были поставлены два варшавских подмастерья Рылль и Жоньца. В ночь перед покушением Домбровский проверял готовность группы. Там было, кроме Рылля, пятеро молодых людей. Один из этих юношей показался Домбровскому знакомым. Он вгляделся.

— Пеля… — прошептал он, изумленный.

Ее волосы были подобраны под шапочку-конфедератку. В мужской одежде девушка казалась выше. Он взял ее за руку. Она не отвела ее. Казалось, она была взволнованна. Рылль по-своему истолковал удивление Ярослава.

— Не сомневайтесь, начальник, — сказал он. — Гражданка — старый боец. Будет работать на славу…

На следующий день результата покушения Домбровский ждал с особым волнением. Оно не удалось. Двое участников были схвачены. Остальным, в том числе и Пеле, удалось скрыться.

Ярослав и Пеля снова начали встречаться. Домбровскому стала бесконечно дорога эта маленькая храбрая девушка. Для Пели Ярослав был богом — могущественным, всесильным, но богом человечным, со всеми его страстями, порывами, даже слабостями. Они решили пожениться и отложили это до победы.