Глава 12 Снова Питер и Москва

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

Снова Питер и Москва

И вот снова Петербург. Ярослав почти не видит его. То в крохотной комнатке своей, то в классах, отведенных экзаменующимся для занятий, Домбровский сидит за учебниками с раннего утра до поздней ночи. Среди дня — перерыв на час, чтобы пообедать наскоро в ближайшей дешевой кухмистерской. И снова — за учебники, снова у доски с мелом в руках, в библиотеке и у себя в клетушке, за маленьким столом, заваленным книгами и тетрадями.

Тринадцатого ноября был самый трудный экзамен — долговременная фортификация. Принято было думать: кто это испытание пройдет благополучно, тот может считать себя попавшим в академию. Домбровский получил наивысший балл — двенадцать. В радостном возбуждении вернулся он к себе. Здесь ждала его приятная неожиданность: посылка из дому. В посылке — домашние колбасы, носки ручной вязки, католический требник, дагерротип матери — приложено было поздравительное письмо от родных. Ярослав и забыл, что сегодня день его рождения. Ему исполнилось двадцать три года.

— Старенькая моя… — пробормотал он в приливе нежности, глядя на портрет матери (а ей в ту пору всего-то было сорок лет).

Приписка в конце письма обрадовала его. Брат Теофиль извещал, что он перешел на второй курс Киевского университета, и приглашал Ярослава на каникулы заехать к нему в Киев. «Кое-что здесь будет для тебя, Ярек, весьма интересно. Я на днях возвращаюсь в Киев и все к твоему приезду приготовлю…»

Эти глухие строки заинтересовали Ярослава.

Однако рано еще было говорить о каникулах. Пусть фортификация и сдана, но впереди еще труднейшие испытания. А между тем Домбровский, несмотря на свою молодость и отличное здоровье, чувствовал себя усталым после четырех лет Кавказской войны. Гром пушек, горные обвалы, трупы, плывущие по реке, трагическое лицо бородатого Шамиля, точно высеченное из камня, кровавые видения войны — всем этим были наполнены его лихорадочные сны… Напряжением воли он приторачивал себя к столу. На каждый очередной экзамен он шел с такой верой в победу, с какой прежде шел в каждый очередной бой, и — побеждал.

Настал день — это было 15 декабря 1859 года — Домбровский Ярослав Викторович, поручик 19-й бригады Особого Кавказского корпуса, после блестящей сдачи вступительных испытаний был зачислен слушателем в Николаевскую Академию генерального штаба.

Всех принятых в академию офицеров оказалось пятьдесят шесть человек, в большинстве чином не старше поручика, за исключением двух армейских капитанов и одного штабс-капитана гвардии. Это были все боевые офицеры с Кавказского и бывших Турецкого и Крымского фронтов. Но были среди зачисленных в академию также и юнцы — из наиболее способных воспитанников Пажеского корпуса и Школы гвардейских подпрапорщиков. Они держались отдельной группкой и с завистью посматривали на ордена, украшавшие мундиры фронтовиков.

Всех принятых собрали для предварительной беседы в Большом рекреационном зале академии. Она помещалась на Английской набережной. В широкие стрельчатые окна видны были полные воды Невы. Разъяснительную речь произнес начальник академии генерал-майор Баумгартен. Это был еще нестарый человек бравого вида с хриплым командирским голосом. Из слов его явствовало, что обучение рассчитано на два года. Первый курс теоретический. На нем проходят следующие науки… Тут генерал извлек из кармана мундира бумажку, вздел на крупный нос очки и прочел:

— Русская словесность, общие понятия об артиллерии и подробнейшие — об ее устройстве. Далее: малая тактика одной дивизии. Понятно? Засим: начальные основания топографии и геодезии и к этому черчение планов и глазомерная съемка местоположений. Поясняю: это есть не что иное, как глазомер и искусство судить о местоположении в отношении тактическом и вообще военном. Идем далее: кастраметация. Понятно? Сей термин происходит от латинского слова «castra», что означает лагерь. Следственно, кастраметация есть наука о лагерях и позициях…

Домбровский внимательно слушал. Он понимал, что эти науки, за исключением словесности и еще нескольких схоластических и устарелых дисциплин, необходимы для ведения современной войны. Без них не обойтись офицерам, предназначенным для занятия высших военных должностей.

Между тем генерал продолжал:

— …Логистика или все касающееся до подробностей маршей. Далее: фортификация полевая и долговременная. Далее, господа офицеры и воспитанники корпусов, обращаю ваше внимание на нижеследующие важнейшие предметы: высшая тактика, военная география, военная статистика. Военная…

Тут генерал сделал паузу и значительно поднял палец:

— …стратегия во всем ее пространстве.

И продолжал обыкновенным голосом:

— Военная история, собственно военная литература. И, наконец, обязанности и должности офицера генерального штаба в военное и мирное время. Кажется, все… Нет, простите: верховая езда. Таков, стало быть, первый курс, теоретический. Что касается второго курса, то он чисто практический. То есть: слушатели академии занимаются, в сущности, теми же предметами, что и на первом курсе, но уже не на лекциях, а практически, под надзором профессоров. К сказанному добавляю: сверх сего в академии преподаются немецкий и французский языки.

Потом слушателей познакомили с классами академии, с ее многочисленными кабинетами, собраниями карт и моделей, геодезических инструментов, с обширной библиотекой. В заключение генерал объявил, что летом каникул не будет, а слушатели займутся в окрестностях Санкт-Петербурга съемками местоположений, артиллерийским и саперным учениями, а также производством осадных работ.

— Поэтому, — заключил генерал, — господам офицерам, имеющим родных в провинции, рекомендую посетить их сейчас. Занятия начнутся пятнадцатого числа февраля месяца. Таким образом, в вашем распоряжении, господа офицеры, свободных два месяца.

Пани Зофья и пан Виктор Домбровские из Житомира заехали в Киев к младшему сыну Теофилю. С ним вместе они отправились в Москву к сестре пана Виктора Дукляне Алексеевне Хшонстовской. Так заблаговременно было условлено с Ярославом, который поехал из Санкт-Петербурга в Москву по железной дороге, первой и покуда единственной в России. Ярослав жалел, что не увидел родного Житомира. Но его каникул не хватило бы на передвижение лошадьми. Да и Виктор Алексеевич решил, что не мешает ему с женой проветриться, посмотреть обе столицы, повидать старых друзей, осевших на севере, обновить туалеты, узнать новости, не достигавшие печати.

Первые два дня родные не разлучались. Дни и вечера были заполнены воспоминаниями о друзьях и знакомых, планами на будущее. С волнением слушали рассказы Ярослава о войне, о фанатичной ярости мюридов, о дикой и величественной природе Кавказа, о солдатской дружбе.

Пан Юзеф делился последними политическими новостями:

— Что ни говорите, а в отношении к полякам намечается благодетельный поворот. Да, да, дорогой Теофиль, нечего презрительно пожимать плечами. С этого года в Санкт-Петербурге выходит газета на польском языке.

— Неужели?! — радостно изумился пан Виктор.

Теофиль пробормотал сквозь зубы:

— Газета в «угодовом» духе. В примирительном. Но и она уже запрещена.

— В самом деле! — удивился Юзеф. — А ведь задачи газеты были правильные: сближение поляков и русских при условии предоставления полякам гражданского равноправия…

— Так ты уж договаривай! И отказа, — вскричал Теофиль, — от требований национальной самостоятельности!

— Теофиль! — с упреком сказала пани Зофья. — Что за тон!

— Молодость! — сладким голосом пропела пани Дукляна.

— Я не обижаюсь, — сказал пан Юзеф с притворным смирением.

— И правильно делаешь, на мальчишек не обижаются, — сказал пан Виктор.

Он строго глянул на младшего сына и добавил:

— Пора образумиться, Теофиль. Бери пример с брата. Правда, было время, когда и Ярослав петушился и строил из себя Костюшко. Но ему было тогда семнадцать лет. В этом возрасте простительно… Я и сам (тут в голосе пана Виктора зазвучали сентиментальные ноты) в юности предавался политическим шалостям. Но тебе уже за двадцать. В эти годы Ярослав был уже серьезным человеком, боевым офицером русской армии.

Пан Виктор с удовольствием посмотрел на ленточку орденов, пестревшую на мундире старшего сына.

— Ярек коханый, — сказал он ласково, — письма, которые ты нам посылал с Кавказа, — это поэма! Что за слог! Какая экспрессия! Ты мог бы их обработать и передать в ту польскую газету, о которой говорил Юзеф. Она, конечно, будет вновь разрешена к выходу.

— Что ж, — сказал пан Юзеф, — ее редактор пан Иосафат Огрызко — мой старый приятель еще по минской гимназии. Могу дать тебе к нему письмо.

— Неужели ты это сделаешь, Ярослав?! — крикнул в негодовании Теофиль.

Ярослав молча улыбнулся и ничего не ответил.

Теофиль вышел, хлопнув дверью.

— Мне просто неловко, извините мальчика… — смущенно сказала мать.

— Ничего, ничего, — успокоительно заметил пан Юзеф.

— Я успокою его, — молвил Ярослав и вышел из комнаты.

Он нашел брата в саду. Теофиль ходил по тропинке, нервно отшвыривая ногами комки снега. Ярослав неслышно подошел сзади и положил руку ему на плечо. Теофиль сумрачно посмотрел на него и отвернулся.

— Еще немного, — сказал Ярослав, — и ты стал бы в раздражении и в горячности выдавать то, что тебе доверили.

Теофиль изумленно посмотрел на него.

— Значит, ты…

— Армия приучила меня к осторожности и к маневру, — сказал Ярослав.

Он взял Теофиля под руку.

Родственники смотрели на них в окно. Видно было, как братья гуляют по саду, беседуя живо и, по всей видимости, дружески.

— Каким благоразумным, я бы даже сказал мудрым стал Ярослав, — заметил одобрительно пан Юзеф. — Он несомненно благотворно повлияет на Теофиля.

— Ярослав далеко пойдет, — поддержала сына пани Дукляна. — Твоя школа, Виктор. Ты сумел воспитать сына.

Пан Виктор удовлетворенно улыбнулся. В саду между тем Ярослав говорил:

— Не только у нас, во всем мире происходит движение за свободу. Смотри, Тео! В Италии Гарибальди борется за освобождение своей родины. За океаном Линкольн вступил в борьбу против невольничества в южных штатах. В России все кипит и ждет сигнала! Не только в Петербурге. Я знаю, что и у вас в Киеве что-то происходит.

— Да, Ярек, — подхватил Теофиль, — у нас есть конспиративный польский центр университетской молодежи. Мы объединились с украинскими народниками. Ты слышал о хлопоманах?

— Да. Мы хотим установить с ними связь.

— Кто это вы? Расскажи…