Новое назначение
Новое назначение
епе произошло внезапно: меня вызвал Ягунов. Его серые глаза смотрели на меня доброжелательно, даже мягко.
— Вот какое дело. Назначаю вас врачом-диетологом. Временно, конечно.
Я ошеломлен: ожидал чего угодно, только не этого.
— Вопросами питания больных я никогда не занимался. Диетология требует…
— …правильной ориентировки в назначении диеты, — подхватил Ягунов. — Она должна не только поддержать силы раненых, но и способствовать скорейшему выздоровлению. Вы это хотели сказать?
Начальник госпиталя зашел мне «в тыл», отрезая «пути отступления». Но я еще пытаюсь сопротивляться:
— Согласен, это очень важно. Но, повторяю, вопросами диетологии я никогда не занимался…
Кончики ягуновсних усов, как крылья бабочки, вздернулись кверху. Все в госпитале уже знали: это плохой симптом.
— Я до войны, к вашему сведению, не обследовал гигиену уборных, не выводил вшей и клопов. А теперь занимаюсь и этим.
— Да, но я хочу объяснить вам, профессор…
— Не профессор, а начальник госпиталя! Военного! Вы намерены выполнять мой приказ?
Ягунов встал. Поднялся и я:
— Слушаюсь, товарищ начальник госпиталя!
— Примите дела от доктора Введенской. Действуйте! Желаю успеха.
Ягунов взял с письменного стола толстую книгу.
— Это руководство по клинике лечебного питания, — сказал он. — Возьмите! Приказываю: хорошенько проштудируйте! Учебник вам поможет. Как надо есть, знают все. А вот как накормить больного, раненого — это настоящая наука.
Побрел в ординаторскую. Положил книгу в шкаф. Никак еще не мог смириться с приказом Ягунова.
Принимать от Введенской было почти нечего. Своей кухни госпиталь пока не имел. Пищу приготовляли в университетской столовой и приносили к нам в бидонах из-под молока. В пути все остывало. Моя «диетология» пока что заключалась в составлении меню. Я продолжал работать на отделении.
Госпиталь начал строить пищевой блок в бывшем общежитии, в первом этаже. Начальник пищеблока Мельник достал котлы, инвентарь и оборудование. Окончание работы задержала кладка плит. Кирпичи есть, а печников нет.
Помог комиссар. Он созвал всех политруков отделений:
— Есть ли у нас ранены® печники?
В ответ — молчание.
— Не знаете? Это очень плохо, — сухо заметил Луканин. — Ведь я говорил вам: надо знать о раненых все, вплоть до деталей их биографии. Да будет вам известно, что у нас есть два печника: один — в третьей палате пятого отделения, другой — в седьмой палате шестого отделения. А нам надо хотя бы восемь печников. Через час жду ваших сведений.
Раскрывался Луканин более трудно, чем Ягунов. Молчаливый, медлительный, он казался скрытным. Но с каждым днем мы убеждались, что Луканин обладает замечательным качеством: оставаясь незаметным, он замечал во много раз больше, чем мы.
Через час восемь печников с увлечением взялись за работу.
Санитары, медицинские сестры, дворник Голубев подносили со двора кирпичи.
Плиты сложили в три дня. С 4 ноября пищу для раненых стали приготовлять в собственной кухне.
В отсутствие руководящего повара Ларисы Николаевой составлять меню приходилось с поваром Дмитрием Ивановичем Смирновым. Ему было под шестьдесят, всю жизнь он проработал в первоклассных ресторанах. Отсюда соответствующие привычки и манеры. Составлять с ним меню-раскладки было сплошным мучением. Сидя за столом и обтирая платком лысину, повар говорил:
— Что? Опять каша овсяная! Да разве это работа! Ни одного серьезного блюда. Сегодня мне знаешь что приснилось? Будто делаем мы с тобой раскладку и я тебе диктую: на первое — суп Пьер ле Гранд и суп тортю. По выбору. На второе — пуляр фарси и канар де Руан с груздями. Тоже, значит, по выбору. А на сладкое — тутти-фрутти… Э, да что там сны рассказывать! — тяжело вздыхал старик. — Ну, как там дальше у нас?
Большинству блюд повар давал ресторанные названия. Неприятности по этому поводу доставались, конечно, мне.
— Выбросьте эти дурацкие консоме из головы! — злился Ягунов, утверждая меню. — У нас не «Европейская» гостиница…
Мне приходилось только виновато молчать.
Спустя некоторое время после моего вступления в новую должность меня вызвали к Ягунову.
— Садитесь! Как дела с книгой, которую я вам дал? Одолеваете?
Я смешался: дальше первых страниц я не двинулся. Просто не было времени.
— Понемногу одолеваю, товарищ начальник! — неуверенно ответил я.
Глаза Ягунова посветлели.
— И что вы успели почерпнуть из учебника?
— Автор предлагает разграничить два понятия: диетическое и лечебное питание. Первое — для здорового человека, второе — для больного…
— Очень похвально! — обласкал меня Ягунов своим иронически-лучезарным взглядом. — Дальше?
— Лечебное питание — мощный терапевтический фактор, имеющий большое значение при всех без исключения заболеваниях…
— Благодарю! Молодец! Можете идти!
Надо ли говорить, в каком состоянии вышел я из кабинета Ягунова.
— Зачем вызывал? — спросил Савицкий.
— Подвел ты меня! — сказал я.
Дело было в том, что в день назначения меня диетологом я поделился своей тревогой с Савицким, сетуя на приказ Ягунова — штудировать объемистый учебник, когда и без того дел невпроворот.
— В этом нет никакой необходимости, — успокоил тогда меня Савицкий. — Ягунов вертится с утра до ночи. Не будет же он тебя экзаменовать? Толковый повар и сам знает, как кого кормить…
Я согласился с Петром Устиновичем. Нам обоим тогда искрение казалось, что вся история с этой книгой — ненужная затея Ягунова. Ох как мы оба заблуждались! Ягунов умел смотреть далеко вперед. И как бы он ни «вертелся с утра до ночи» — никогда и ничего не забывал.