Ю. В. САДОВСКИЙ ИЗ ВОСПОМИНАНИИ ЧЕКИСТА

Ю. В. САДОВСКИЙ

ИЗ ВОСПОМИНАНИИ ЧЕКИСТА

В мае 1923 года меня, 23-летнего коммуниста, призвали на работу в центральный аппарат Государственного политического управления. Первым моим желанием в этом ведомстве было увидеть Ф. Э. Дзержинского. Вскоре оно осуществилось.

Как-то в июньский жаркий день, возвращаясь с оперативного задания, я вошел в первый подъезд здания ГПУ. Предъявив пропуск, подошел к кабине лифта, который еще поднимался вверх. Через минуту вверху щелкнула закрывшаяся дверь, и я нажал кнопку… В этот момент я увидел, что вахтер и часовой-красноармеец замерли в положении «смирно». Оглянулся, вижу: по ступенькам лестницы от входа поднимается Феликс Эдмундович. Я был в штатском, без фуражки. Несколько растерявшись от неожиданности, я тоже вытянулся, молча приветствуя председателя ГПУ, и сделал шаг, чтобы подняться по лестнице. Но Дзержинский, дотронувшись до моего плеча, остановил меня:

— Вы же хотели подняться на лифте, поедемте вместе.

Феликс Эдмундович вошел в кабину и, поднимая руку

к кнопкам управления, спросил:

— У вас какой этаж?

Нужно сказать, что тогда у нас существовало правило — включать лифт в целях экономии электроэнергии на этаж пассажира, поднимающегося выше остальных; те, которым нужно было ниже, спускались по лестнице пешком

Я, не желая затруднять Феликса Эдмундовича, сказал: «Третий». Он внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Вы говорите неправду, на третьем этаже я вас никогда не видел; вы работаете на четвертом?

Я вынужден был в большом смятении подтвердить это и Феликс Эдмундович нажал кнопку четвертого этажа! Выйдя из кабины и опять слегка сжав мою руку выще локтя, он стал спускаться на третий этаж. Мне очень хотелось проводить его хотя бы взглядом, но, поняв, что это было бы бестактно, пересилил себя.

В конце того же года мне пришлось не только еще раз увидеть, но и услышать нашего руководителя. Тогда шла борьба партии с троцкистами. Для новых нападок на партию троцкисты использовали тяжелую болезнь В. И. Ленина. Вопреки решениям X съезда партии о ее единстве, троцкисты навязали ей новую дискуссию, в ходе которой пытались внести раскол и в партийную организацию ОГПУ.

Надо сказать, что и в среде чекистов нашлись люди, хотя и считанные единицы, которые не поняли антипартийной сущности троцкизма…

В декабре 1923 года в клубе ОГПУ по Большой Лубянке (теперь улица Дзержинского), дом № 13, проходило большое бурное партийное собрание ОГПУ. Оно продолжалось почти трое суток и кипело страстями. Перерывы устраивались только на день для текущей оперативной работы. С докладом выступил член коллегии ОГПУ старый большевик М. А. Трилиссер,81 содокладчиком — один из лидеров троцкизма — Преображенский. Вместе с Преображенским на собрание явилась большая группа троцкистов, не имевшая никакого отпошения к ОГПУ. Они прошли в зал заранее, пользуясь тел, что пропускали не по служебным удостоверениям, а по партийным билетам. Многие коммунисты-чекисты из-за этого не могли попасть в зал: не хватило мест.

Дзержинского в первый день на собрании не было, и троцкисты вели себя довольно нахально. Они выступали один за другим крикливо, демагогично, сбивали несогласных с ними ораторов колкими репликами.

На другой день на собрание пришел Дзержинский, и был избран председателем. Троцкисты пытались cорвать собрание, заявив, что при избрании президиума нарушена внутрипартийная демократия. Феликс Эдмундович потребовал переголосования его кандидатуры и вновь был избран председателем подавляющим большинством голосов.

В ходе острой полемики слово взял Дзержинский.

Обширный зал клуба замер, остановленный поднятой рукой Феликса Эдмундовича. Его внешне спокойная, сдержанная, но, чувствовалось, внутренне накаленная речь продолжаласьнедолго. В суровом молчании вслушивались чекисты в остро отточенные, жесткие слова «железного Феликса», бичующего троцкизм…

В октябре 1924 года состоялась вторая моя встреча с Феликсом Эдмундовичем. Она прошла в его кабинете во время заседания, на котором обсуждалось состояние работы нашего подразделения.

К Дзержинскому нас пригласили поздно почыо… Некоторое время мы ждали в приемной у его секретаря товарища Герсона. В большом… кабинете было очень тихо. Мы сидели молча, глубоко взволнованные.

Но вот тихий звонок, и секретарь пригласил нас войти.

Феликс Эдмундович стоял за столом очень скромно обставленного кабинета. Поздоровавшись, он предложил нам сесть, и заседание началось.

В своем выступлении по нашей работе Дзержинский высказал ряд критических замечаний. Но сделал он это с таким тактом, с таким вниманием к сотрудникам подразделения, что мы, молодые чекисты, не только не испытывали никакого разочарования, но вышли от него окрыленными, еще более влюбленными в своего вождя. Эту влюбленность я пронес до сих пор, она не покинет меня до конца моих дней.

Во время заседания Феликс Эдмундович несколько раз пристально вглядывался в меня. Потом спросил, почему я такой худой и бледный? Я тогда болел туберкулезом легких, всего месяц, как оправился от довольно тяжелого состояния. Я сказал об этом. Он тут же поручил руководителю нашего подразделения Т. Д. Дерибасу82 получше позаботиться обо мне. Думается, что и эта деталь еще рая показывает гуманность и заботливость о рядовом сотруднике великого человека, грозы буржуазии.

Третья и последняя моя встреча с Феликсом Эдмундовичем произошла, как это ни странно, опять у лифта первого подъезда здания ОГПУ в один из июньских дней 1926 года. Но теперь мы встретились как старые знакомые. Улыбнувшись, Дзержинский поздоровался со мной за руку. Нажимая на кнопку четвертого этажа, он шутя спросил:

— Вам на третий?

В лифте, глядя на меня, заметил:

— На здоровье вы теперь, как видно, не жалуетесь? Я действительно чувствовал себя здоровым и выглядел неплохо.

— А я прогрессивно старею, — продолжал Дзержинский.

Лифт остановился, и мы распрощались. Феликс Эдмундович выглядел очень утомленным, несколько располневшим, но его внимательные глаза по-прежнему светились огромным умом и великой человечностью.

После этой встречи не прошло и месяца, как Дзержинского не стало…

Публикуется впервые