Л. Б. РИВИН ДЗЕРЖИНСКИЙ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Л. Б. РИВИН
ДЗЕРЖИНСКИЙ В МОЕЙ ЖИЗНИ
За время пребывания в Орловском централе мы — политзаключенные — почувствовали в Дзержинском стойкого революционера… и полюбили его. Расставаться с ним было тяжело.
В дни Февральской революции 1917 года трудящиеся города Орла вышли на улицы и потребовали освобождения из тюрем политических заключенных. Тяжкие оковы, давившие меня 10 лет, спали навсегда. Все революционеры получили долгожданную свободу и разъехались по родным местам. Я уехал к себе в Белоруссию и устроился на работу в одну из транспортных организаций. Через некоторое время наш район был оккупирован германскими войсками. Всем советским учреждениям пришлось эвакуироваться в тыл… Я решил поехать в Саратов к сестре, которую не видел много лет. Мой путь лежал через Москву.
Побывать в новой советской столице было давнишней моей мечтой. Не скрою, очень хотелось встретиться с Дзержинским. Мне говорили, что он работает в Кремле вместе с В. И. Лениным.
Москва встретила меня ясным, апрельским утром. От Александровского (теперь Белорусского) вокзала до Казанского решил пройти пешком и посмотреть город…
С Красной площади не хотелось уходить. Словно завороженный смотрел на развевающийся красный флаг над зеленым куполом Кремлевского дворца — символ победившей пролетарской революции, за которую мы боролись и страдали в тюремных казематах. Сознание того, что в Кремле живет и работает наш вождь и учитель В. И. Ленин, а рядом с ним — мой друг Ф. Э. Дзержинский, радовало и вдохновляло меня. Однако зайти к Феликсу Эдмундовичу в Кремль я постеснялся.
С мыслями о Ленине и о Дзержинском через Никольскую улицу (ныне улица 25 Октября) вышел на Лубянскую площадь (площадь Дзержинского) и по улице Большая Лубянка (улица Дзержинского) направился в сторону Казанского вокзала. Иду, наблюдаю, мечтаю… И вдруг… я почувствовал на плече чью-то руку и тут же услыхал радостный возглас:
— Лазарь, дорогой, это ты?
Оглянувшись, я увидел Феликса. Вместо каторжника в тюремной робе, худого и бледного, каким он в 1916 году покинул Орловский централ, передо мной стоял стройный в длинной шинели человек. Иа голове — военная фуражка с красной звездой, а на ногах — вычищенные до блеска сапоги. Чисто выбритое лицо расплылось в доброй улыбке искрящиеся глаза излучали радость.
В первые секунды я настолько растерялся, что не мог сказать ни слова…
— Ты откуда и какими судьбами оказался в Москве? Я ведь работаю в этом здания, — указал Феликс на красивый угловой дом на Большой Лубянке, около которого мы встретились.
— Идем ко мне, там и поговорим.
С этими словами Дзержинский взял меня под руку, мы вошли в вестибюль дома. По тому, как приветствовали его часовые с винтовками в руках и сновавшие мимо люди в кожаных куртках с висящими на ремнях маузерами, я понял, что здесь какой-то военный штаб и Феликс Эдмундович здесь главный. Обращал на себя внимание и стоявший на возвышенной площадке в вестибюле пулемет «максим»…
— А я слышал, что ты работаешь в Кремле вместе с Лениным? — спросил я Дзержинского…
— В Кремле, у Владимира Ильича бываю часто, но работаю, можно сказать, днюю и ночую, здесь, — ответил Дзержинский.
— Ну теперь рассказывай о себе все, — предложил Феликс Эдмундович, когда мы вошли в его рабочий кабинет и уселись друг против друга.
Я последовательно, но кратко поведал о своем освобождении из тюрьмы, о пребывании на родине…
Затем мы начали вспоминать нашу жизнь в Орловском централе, которая казалась нам теперь кошмарным сном…
Как бы подводя итог нашим воспоминаниям, Дзержинский сказал:
— Главное, Лазарь, в том, что неимоверные трудности и страдания, которые мы пережили, не сломили нас, не погасили в наших сердцах идеи, за которые мы боролись. Более того, эти тяжелые годы закалили нас для борьбы и труда.
Затем речь зашла о положении в стране. Феликс говорил, что молодая Республика Советов переживает тяжелый кризис. На заключение Брестского мира с Германией мы пошли, чтобы спасти революцию и укрепить Советскую власть. Однако эсеры и меньшевики стараются сорвать этот мир, спровоцировать войну и таким образом погубить рабочих и крестьян. Бывшие союзники царской России в войне с Германией готовят интервенцию. В то же время внутренняя контрреволюция всюду поднимает голову, формирует белые армии, организует заговоры и восстання, усиливает саботаж и спекуляцию.
— Но Республика Советов непобедима, — решительно заявил Дзержинский. — Ее резервы неисчерпаемы. Вождь революции В. И. Ленин и большевистская партия принимают все меры, чтобы отстоять завоевания Октября… А для борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией создана Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров. Мне поручили возглавить этот орган пролетарской диктатуры…
Посмотрев через окно куда-то на улицу, Дзержинский продолжал:
— Работников хороших у нас мало, вот беда! — И, подумав минуту, вдруг спросил:
— А как ты смотришь на то, чтобы остаться работать здесь, в ВЧК?..
Такой поворот в нашем разговоре был для меня настолько неожиданным, что я растерялся. Собравшись с мыслями, ответил:
— Я, Феликс, рад твоему вниманию, но о деятельности ВЧК знаю очень мало. Боюсь, что не смогу быть полезным вам.
Дзержинский улыбнулся и сказал, что ему раньше тоже не приходилось работать в ЧК… Порешили на том, что я съезжу в Саратов к сестре, подумаю и по возвращении дам ответ.
В процессе нашего разговора часто звонил телефон. Ответы руководителя ВЧК были краткими и четкими: «Согласен», «Не возражаю», «Проверьте тщательно», «Соберите доказательства», «Действуйте в зависимости от обстановки» и т. п.
Чувствовалось, что здесь, в огромном городе, да и во всей стране идет напряженная, невиданная война с врагами революции.
Во время беседы я спросил Дзержинского:
— Чем объяснить, что у вас такая боеготовность, всюду стоят пулеметы, часовые, все при оружии?
— На днях мы раскрыли крупный белогвардейский заговор савинковской организации под демагогическим названием «Союз защиты родины и свободы». Организация насчитывала до 5 тысяч членов, главным образом бывших офицеров царской армии. Заговорщики ставили целью поднятъ вооруженное восстание, арестовать и уничтожить Советское правительство, всех коммунистов и советских активистов города, а затем открыть ворота в Москву англо-французским интервентам.
— Ты представляешь, какая грозная опасность надвигалась на молодую Республику Советов? — с возмущением говорил Дзержинский.
Затянувшись папироской, он продолжал:
— Сейчас в городе продолжаются аресты участников заговора, и мы находимся в боевой готовности…
После беседы Феликс предложил мне зайти в столовую и пообедать… Прощаясь, пожелал мне счастливого пути…
В Москву я вернулся через восемь дней. С вокзала направился прямо на Большую Лубянку, в дом № 11. В вестибюле у меня потребовали пропуск. Я объяснил, что иду к товарищу Дзержинскому по договоренности. Дежурный куда-то позвонил, и меня пропустили.
Как только я вошел в кабинет, Феликс Эдмундович встал из-за стола, мы крепко обнялись. Он поинтересовался, как прошла моя поездка к сестре, какова жизнь в Саратове, каково положение на транспорте. Затем спросил о моем решении относительно работы в ВЧК.
Я ответил, что согласен работать в ЧК, но только не в Москве, а в Белоруссии.
— Почему? — последовал вопрос.
— Для работы в центральном аппарате я не подготовлен. На периферии принесу больше пользы для Советской власти. В Белоруссии я родился, там прошло мое детство, юность… Мне хорошо известны местные условия, обстановка, люди.
— Ну что ж. Нам позарез нужны работники и на местах, мы как раз занимаемся организацией и укреплением местных ЧК. Поезжай в Оршу начальником пограничной чрезвычайной комиссии.
— В Оршу так в Оршу. Этот город мне знаком.
— Вот и хорошо. Орша сейчас — один из боевых участков нашей работы. Через железнодорожную станцию Орша за демаркационную линию на Запад ежедневно проезжает много людей. Там стекаются белоэмигранты и перебежчики, контрабандисты и спекулянты, шпионы и диверсанты. Временную границу в районе Орши надо закрыть на замок.
Председатель ВЧК подробно разъяснил, как создать аппарат пограничной комиссии и с чего начать работу.
— Главное, — подчеркивал Феликс Эдмундович, — подобрать надежных и грамотных оперативных работников и сформировать боевой отряд. ЧК должна располагать вооруженной силой, на которую можно опереться, особенно в борьбе с бандитизмом. Для этого необходимо связаться и поддерживать постоянный контакт с местными партийными и советскими органами, а также с частями Красной Армии. Если потребуется помощь в обмундировании и вооружении отряда, обращайтесь к нам. Регулярно информируйте о ходе работы…
А теперь скажи, сколько времени тебе потребуется на подготовку к отъезду?
— Думаю, что за трое суток уложусь, — ответил я.
— Тогда сегодня же свяжись с иногородним отделом ВЧК и получи там необходимые инструкции и документы. В свободное время обязательно посмотри Москву, ее достопримечательности. Мы, чекисты, должны не только безупречно знать специфику своей работы, военное дело, но и быть развитыми политически и культурно. Только при этом условии мы сможем правильно строить отношения с любой категорией людей.
Обратив внимание на мой чемоданчик, Дзержинский заметил:
— Ты, я вижу, прямо с вокзала. Остановиться в Москве тебе, конечно, негде, а на гостиницу не рассчитывай — там все коридоры наполнены. Но ты не расстраивайся. Ночевать будешь здесь, в моем кабинете.
С этими словами Феликс обратил мое внимание на ширму у степы, за которой стояла узкая железная кровать с убранной постелью.
— Это мое пристанище. А пока здесь будешь спать ты. Я на это время буду ходить ночевать к сестре Ядвиге. В связи с наступлением кайзеровских войск на Западном фронте в 1915 году она эвакуировалась из Литвы в Москву и живет здесь до сих пор.
Несмотря на мои возражения, Дзержинский настоял на своем, и я три ночи спал в ВЧК. Правда, спал я мало: приходил я за полночь, а руководитель Чрезвычайной комиссии работал еще дольше. Несмотря на это, в 9 часов он был уже в кабинете.
Получив нужные документы, оружие, значительную сумму денег и пишущую машинку, я выехал в Оршу.
По делам службы мне часто приходилось бывать в Москве, и всякий раз я в первую очередь заходил к Феликсу Эдмундовичу. Он внимательно выслушивал мои доклады, давал наставления, распоряжался о выдаче мне нужных для дела оружия, материальных и денежных средств.
Я, как и все чекисты, старался во что бы то ни стало выполнить указания председателя ВЧК, руководствоваться стилем его работы, и это было лучшей гарантией успешной борьбы с контрреволюцией на порученном мне участке.
Публикуется впервые