Наркотики и борьба

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Наркотики и борьба

У Владимира Путина друзей много. Люди они разные. Общее у них одно — все они любят власть. Большинство из них — патологически. Это болезненное отклонение особенно активизировалось у них после 99-го года, когда к ногам ВВП свалилась огромная страна. Может при других обстоятельствах его друзья остались бы — или стали бы — нормальными людьми. Но тут у них поехала крыша. Ведь власть — как деньги. Не заработал потом и кровью, досталась легко — вскружит голову, опьянит, сломает.

Виктор Черкесов — это, может быть, самый характерный тип среди этих друзей. Дружба с Путиным — его единственная реальная заслуга в жизни. Все остальное — несправедливое везение. Серый, не харизматичный, бездарный в тактике, занудливый. Но весь во власти всепоглощающей любви в его душе. Любви к самому себе. При этом он осознает, что большинство окружающих это великое чувство не разделяют, что очень нервирует Черкесова. Более того, от этого он становится невменяемым. Ещё себя он считает «чекистом, что дальше, как говорится, некуда». В обществе людей без погон такие, как он, чувствуют себя неуютно, теряются. Как относиться к собеседнику, если не знать, кто он по званию, к какой касте принадлежит? Кто враг, кто свой, а кто — начальство?

В советское время Черкесов работал в 5-м отделе ленинградского Управления КГБ — боролся с инакомыслием: с диссидентами, правозащитниками, с советскими феминистками, а также за распространение политических анекдотов. Ну, и со шпионами. Многих, правда, потом реабилитировали. Популярность к нему пришла в 1988 году. В разгар перестройки, когда уже всё было понятно с официальной идеологией, он инициировал последнее в Советском союзе уголовное дело по 70-й статье УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда») — дело ленинградского отделения партии «Демократический союз». Черкесов созвал пресс-конференцию — мол, вот он раскрыл заговор антисоветчиков. И в доказательство торжественно показал шпионскую технику — чудо мысли вражеских спецслужб — с помощью которой якобы можно посылать секретные материалы за рубеж. Это был найденный дома у правозащитника Юлия Рыбакова… старенький факс. Было смешно. Первый опыт Черкесова в пиаре был неудачный.

Его постсоветская карьера — мечта любого чиновника. Стать свадебным генералом — ни за что не отвечать, но иметь статус. Благодаря поддержке друга Черкесов возглавил Управление ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, потом получил должность первого заместителя директора ФСБ. А в 2000 году стал полпредом своего друга Путина в Северо-Западном федеральном округе. Любимое времяпровождение Черкесова в рабочее время — парадные совещания, «круглые столы», выступления ради выступления. Иногда он забывает о дежурных приемах и встречах и бросается искать врагов — внешних, и внутренних. Если даже их нет, он их находит. Враги у него лично-государственные — то есть все его личные враги вдруг становятся и врагами государства. Многие из них тоже «чекисты, что дальше, как говорится, некуда».

Во внерабочее время Черкесов пытается превращать свой статус в деньги. В этом ему помогает его жена Наталья Чаплина, в прошлом — экзальтированная ультралиберальная журналистка, а теперь владелец информационного агентства «Росбалт». Кстати, с ней он познакомился тоже благодаря Путину. Через жену Черкесов получает заказы на лоббирование и оплату. А еще её ребята из «Росбалта» стали известны тем, что могут навязать свои услуги по рекламе той или иной бизнес-структуре. Правда, делают они эту рекламу грубовато, без лишнего креатива, но куда же денешься? В 90-е так действовали крепкие молодые люди — навязывали свои услуги по безопасности бизнеса. Ещё у четы процветает бизнес по торговле нефтью.

Живи и радуйся, что ещё нужно? Но Черкесов с детства мечтал стать главным чекистом в стране. До 90-х в этом он боялся признаться даже самым близким. В 2000-х — стал рассказывать об этом уже всем. Ну, очень хочет человек свою армию.

Обычно в политике удерживают свои позиции, лавируя, сталкивая других игроков, не давая им усилиться. А Путину приходится сталкивать своих друзей, чтобы выжить. Черкесов ведь не один. Чтобы хоть как-то успокоить своего друга, летом 2003 года Путин создал под него Государственный комитет России по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ (Госнаркоконтроль). Это был царский подарок за налоги граждан: штат — 40 000 сотрудников, центральный аппарат — почти две тысячи. Потом, кстати, Черкесов добился и переименовал ведомство в ФСКН. Хотя это не ФСБ, не ФСК, но тоже приятно и похоже звучит. Друг на время успокоился.

В День знаний 1 сентября 2003 года у Виктора Черкесова была запланирована выездная пиар-акция. Её жертвами должны были стать дети из школы № 23 подмосковной Балашихи. Рано утром в семь утра нас, журналистов, собрали перед входом в здание Госнаркоконтроля России на Маросейке, 12. Коллег было много — телевизионщики, газетчики. Ну и, конечно же, сотрудники информагентства «Росбалт». Все зевали и ругались за такое раннее задание. Здесь же стоял и курил со знакомыми операторами Яков Бранд, доктор медицинских наук, завотделением Института им. Склифосовского, известный в народе как Доктор Бранд, ведущий программы «Без рецепта» на НТВ.

Подошла какая-то девушка, небольшого роста и стала нас активно инструктировать. Представилась как Майя Анатольевна. Выяснилось — это глава Управления общественных связей Госнаркоконтроля Майя Иванова, по-нашему «пресс-сек» [1]. Если бы она в тот момент еще и призналась, что в звании полковника (!) полиции, то я бы окончательно проснулся.

— Вот вы с НТВ? Ведь так? А можете снять проезд кортежа Виктора Васильевича? Как он будет ехать по Москве, по Подмосковью? Подъезжать к школе?

— А зачем? — поборол я красивый зевок.

— Как? Вы это покажете по телевизору, — удивился невыявленный полковник. — Людям это интересно! Оператор может высовываться из окна машины во время езды…

— Вы так думаете? — ответил я вместо «Да кому эта хрень нужна?!». — Людям интересно, как Черкесов ездит по Москве?

— Ну, смотрите! — обиделась она. — Потом я не буду просить Виктора Васильевича!

Наконец, из здания вышел и Виктор Васильевич. В принципе, что-то такое я и ожидал увидеть. У него лицо правильного мальчика. Чистенького, аккуратненького, зализанного. Черты хрупкие, нежные. И весь какой-то на взводе, дёрганный. С нами он даже не поздоровался, лишь наградил быстрым пустым и равнодушным взглядом. Вокруг него угодливо засуетились подчиненные и охрана. Черкесов задержался. Видно было — он почти не слушает, что ему говорят, а погружён в себя и наслаждается утренним теплом лести. Вдруг пуп земли высокомерно отмахнулся от свиты, нервно «в никуда» крикнул, чтобы все следовали за ним, и влез в свою машину.

Торжественное начало нового учебного года в балашихинской школе № 23 с углубленным изучением биологии и экологии затягивалось — ждали гостей из Москвы. Нас встречали восторженно. Махали букетами, какими-то флажками, топали ногами, старшеклассники свистели, мамы и преподаватели самозабвенно хлопали — словно Черкесов какая-то рок-звезда, а мы его группа поддержки. Пуп земли заулыбался, покраснел, приветственно кивал по сторонам, то застегивал, то расстегивал пиджак. Я задумался о причине его народной популярности у местных — ну не двухмесячная же работа на должности главы Госнаркоконтроля, да и за предыдущие три года полпредства он ничего не сделал: ни реального, ни публичного. А потом увидел, как несколько старшеклассниц в гольфах, решившись, завизжали и бросились за автографом к Доктору Бранду. Типажный директор школы Нина Алексеевна Кукина не дала разочароваться Черкесову, продолжавшему радоваться и не видевшему предыдущего эпизода, быстро отогнала от тела теле-врача старшеклассниц и махнула группе маленьких девочек в бантиках, которые запели что-то очень милое, но слова и музыку не помню.

Не удалось выяснить, почему именно в это учебное заведение решил приехать глава Госнаркоконтроля, но, однозначно, местным ребятам очень повезло. В школе № 23 ремонт не делали 23 года. Когда мне это сказали, я подумал, что, видимо, соседняя с этой школа № 26 ждёт ремонта уже 26 лет. Не важно, что все было сделано на скорую руку — всего за месяц — главное, что в День знаний в школе ожидаемо воняло резким запахом краски, либо очень старой, либо очень разбавленной. В тонах превалировал зеленый цвет. Большая часть ребят из младших классов тоже были в зелёных пиджачках.

После бурной встречи нас — школьников и журналистов — погнали в актовый зал, где Виктор Черкесов начал открытый урок «об опасности злоупотребления наркотиками и о борьбе с этим злом». В президиуме сидели помимо него врач из «Склифософского», директор школы и глава местной администрации.

— Дорогие ребята, — начал Черкесов. — Государственный комитет Российской Федерации по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ является специально уполномоченным федеральным органом исполнительной власти.

Дальше предупредил, что «наркоситуация в России серьёзно изменилась», и треть урока это доказывал — рассказывая о создании Госнаркоконтроля и хваля перед детьми создателя его — дядю Вову.

Все самое интересное было потом. Урок был для школьников, но Черкесов говорил всей стране. Начал он, угрожая — «у страны имеется полный набор средств для борьбы, но эти средства недостаточно хорошо применяются». И, наконец, предложил — ввести в стране обязательное добровольное тестирование на употребление наркотиков для ряда профессий: водителей, медиков, авиадиспетчеров, педагогов, «тех, от которых зависит наша безопасность и жизнь».

В самом начале, когда мы только рассаживались, нас, журналистов, предупредили, чтобы мы не мешали, вопросов не задавали. Мол, всё лучшее детям. Но только что сказанное — было для наших ушей. Сегодня же коллеги разнесут эту новость — телевидение покажет, газеты напишут, журналы будут анализировать — и, наконец, россияне, обыватели узнают, что есть такая контора Госнаркоконтроль и её руководитель Виктор Черкесов. Это — начало раскрутки, первый шаг в рекламной акции. Черкесову нужно было это где-то сказать. И он использовал День знаний как информационный повод. Это уже не история с факсом, это уже ход конем. Понятно, что никто не станет принимать закон о добровольно-обязательном тестировании на наркозависимость. Понятно, в первую очередь, самому Черкесову. Но шума, шума сколько будет!

Вдруг Черкесов переменил тон с пламенного на елейный, и я забеспокоился за ребят.

— Дети, вы должны и сами принимать участие в борьбе с наркотиками. Как настоящие патриоты! — дядя генерал вытаскивал пряник. — Вот у нас работает круглосуточный «телефон доверия». Вот — 621-43-91. Сообщайте нам. Мы сразу же примем меры!

Послышался смех, а кто-то из детей из задних рядов не выдержал и крикнул:

— Стучать? Мы должны будем стучать?

Определение ребенка задело за живое бывшего чекиста. Но его опередил Доктор Бранд. Он громко, на весь зал, засопел и загремел:

— Кто сказал стучать? Кто это сказал?

Ребята сразу испуганно затихли. Директор школы схватила ручку и стала что-то записывать в блокнот. Потом стала хвалить гостям толи своих учеников, толи себя.

— Наши ребята все хорошие. Не пьют и… не курят. Мы все против наркотиков. Мы все так считаем. Правильно, дети? — сказанное прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

И тут Черкесов показал кнут.

— Надо и в школах начать проводить добровольные тесты на употребление наркотиков. Чтобы родители могли контролировать своих детей, — сказал он, обернувшись к президиуму, и запутался в понятиях. — Не хочет проверяться — есть повод насторожиться.

«Так добровольно или принудительно?»

— Вполне возможно, вполне — скоро день школьника будет начинаться с прохождения теста, — теперь он снова говорил «в зал», тряся указательным пальцем.

Самые маленькие весело зашушукались, все, кто постарше — затихли ещё больше.

«Да, ребята. Это и есть жизнь».

Все эти предложения были разумные, если бы только работали. Если бы все другие законы в стране тоже всегда работали. А в жизни получится — от результатов этих тестов тоже можно будет откупиться. Этот жизненный урок ребята пройдут позже.

К трибуне подошёл Доктор Бранд, а я решил прогуляться. Я-то знал по своему подростковому прошлому, где пульсирует настоящая школьная жизнь.

На заднем дворе, под школьными окнами, кучковались подростки — смолили и ругались как взрослые. Шёл обмен важной информацией — о старшекласснице Свете, которая «у всех берёт». Некоторых ребят я уже видел в зале. Отметил себе лидера среди них. Белобрысый худощавый, но жилистый паренек, со стрижкой «под ноль».

— Тебя как звать?

— Саша, — парень стал меня оценивать взглядом. — А ты что — журналист?

— Угу. Здесь учишься?

— Ну, да, — в голосе и во взгляде появился четкий вызов. — Хожу иногда.

— Иногда? Что — подвигов ищешь?

— Да нет, — парень не ожидал, но посмотрел с доверием. — Жизнь такая.

— Не такая уж сложная, — я вспомнил себя и друзей подростками.

— Наверное, — помедлил. — Ты бригаду смотрел?

— Какую бригаду?

— Фильм такой.

— А! ну да.

— Это про меня. Саша Белый это я — про меня сняли.

— Ну, смотри, — не хотелось учить парня. — Не ошибись.

Молча покурили.

— Что-то я тебя в актовом зале не заметил. Был там?

— Да пошли они в жопу! — «бригадир» зло кивнул в сторону школы. — Что я — про наркоту не знаю?

— Употребляешь?

— Нет. Ты что? — сразу опешил. — Раз попробовал — не моё героин. Водка лучше. По-мужски. Даже пиво!

— А что — можно здесь героин достать?

— Да легко, — фыркнул парень. — Да везде. Вот прямо на соседней улице — на Карбышева (улица Карбышева в Балашихе). Ещё тут же! Рядом со школой — на улице Пионерская. Сразу две точки.

— И почем опиум для народа? — вырвалось у меня.

— Опиум для народа — это не здесь, — едва не обиделся на проверку трудный подросток. — А героин для народа дешевый — 300 рублей за чек. Ну, за дозу.

— Что ж ментам не скажете?

— А я что — стукач? — зло и серьезно посмотрел он на меня и уронил сигарету.

— Разве об этом разговор!

— Да пойми ты — менты сами знают, — загорелся он. — Да вот на Фадеева (улица Фадеева в Балашихе [2]) — «ментовка» стоит. А прямо на их улице точка. И что — они не знают?! Они всех барыг объезжают за своей долей.

— А в вашей школе кто-то героин употребляет?

— Человек 10, это только про которых я знаю, «сидят» на игле, — поразил цифрой паренек. — Не каждый день, но «сидят».

— Точно не употребляешь?

— Я же сказал — не моё! План могу покурить. А все остальное — не для меня.

Миссия главы Госнаркоконтроля на сегодня подходила к концу. Не знаю — как мои коллеги, но я так не думал. С оператором и звукооператором заняли позицию во дворе школы. Стоим, ждём. А в голове кружится фраза того парня. Одни верят власти — их двойной игре, показухе, лжи, другие терпят: «Да пошли они в жопу».

Из дверей школы показался Черкесов. Довольный! Свои-то задачи он решил. Торопится. Преподнесли букет цветов. Взял. Быстренько мимоходом попрощался с учениками и администрацией.

Между дверями школы и своим кортежем глава Госнаркоконтроля напоролся на нашу засаду. Дополнительное общение с журналистами не входило в его планы. Черкесов был очень недоволен. Были бы мы одни, он своей охраной может и отбился бы от нас.

— Ну что? Удачная у Вас была поездка? — я старался не выдавать себя сразу и ждал, пока остальные коллеги подбегут к нам.

Получился брифинг. Последним подошел Доктор Брант, важно и торжественно двигаясь. Черкесов вздохнул и стал отвечать.

— Да, очень удачная. Мы договорились с руководством школы — о наркотиках будут рассказывать на уроках ОБЖ.

«Преподаватели детям или дети преподавателям? — едва не вырвался у меня вопрос, но я не стал сразу ёрничать.

— Вы предлагаете представителям ряда профессий проходить добровольное тестирование…

— Да, да. Я считаю обоснованным и полезным вплоть до законодательного закрепления добровольного тестирования на наркозависимость…

— Но это же нарушение прав. Начнут с ряда профессий, а закончат всеми.

— С чего Вы взяли? Тестирование на наркозависимость не нарушает прав человека, — Черкесов перешёл на государственнический пафос. — Потому что государство обязано защищать общество от наркоугрозы!

— Зачем принимать закон о тестировании, если оно добровольное? Всё-таки! — продолжал я цинично его мучить. — Тестирование — добровольное или принудительное?

У Черкесова задрожали губы, мелко-мелко. Лицо побледнело. Только что это был довольный жизнью, неплохим началом дня человек. Он уже представлял, как его слова будут обсуждать, смаковать, спорить о них. Маховик закружится. А тут… Его ход конем не продержался даже часа, дорогую сердцу пиар акцию топчут сапогами прямо в его присутствии.

— Эти тесты — не станут ли новым источником для коррупции и имитацией борьбы с наркотиками? — допрос продолжался.

— А вам какое дело? — сказал он спесиво и зловеще.

Глава Госнаркоконтроля смотрел на меня и, видимо, с тоской думал — попадись я ему, когда он был следователем 5-го отдела ленинградского Управления КГБ. Конечно, если бы не присутствие коллег, через некоторое время допрашивали бы меня.

— Я сейчас разговаривал со школьниками, говорят, здесь везде продают наркотики.

Это уже было слишком. Теперь Черкесов задрожал всем телом.

Вдруг кто-то мощным толчком с фланга оттеснил меня от жертвы. Это была Майя Иванова. Теперь я понимаю, за что ей дали звание полковника.

— Это заказ? — зашипела она, вцепившись мне в рукав и вытолкнув подальше от начальника.

— Что? Какой заказ?

— Скажите. Ну, пожалуйста, — полковник-пресс-сек попыталась меня завербовать «по-хорошему». — Ну, честно!

Я едва не перешел с ней на «ты», сказав: «Ты что — дура?». «Плохо, плохо работаете», — подумал я. И тут на мгновение в душе у меня началась борьба. Боролись деликатность и злорадство.

«А что? Почему бы не поиздеваться. Ну, например, над манией преследования Черкесова?» — уговаривало злорадство.

«Не опускайся до уровня этого маньяка в погонах», — пыталась удержать деликатность.

«Они этого не стоят. Не церемонься. Подыграй, он поверит — потому что ждёт что-то в этом роде», — напирало злорадство.

И я «раскололся».

— Майя, только Вам, — зашептал я ей с очень серьезным лицом. — Это — специальное задание от руководства. Вчера вечером получил от начальства — сделать черный пиар Черкесову. Так и сказали: «Надо его с дерьмом смешать!» Вопросы мне специально расписали…

Я помедлил. Убедился в попадании в цель и добавил.

— Но только между нами. Я на Вас рассчитываю.

— Спасибо, — она смотрела снизу вверх мне в глаза и читала в них, надеюсь, я хорошо играл, искренность и честность. — Спасибо.

Осеклась, едва не добавив что-то вроде «Родина вас не забудет».

— Не надо благодарностей, — помог я ей. — Мне самому неприятно это делать.

Майя Иванова протянула мне руку для рукопожатия, пытаясь сделать это как можно крепче. Там, рядом, за нашими спинами, но как будто где-то далеко, продолжалась жизнь — что-то говорил Черкесов, громко сопел Доктор Брандт, слушали и записывали коллеги. А мы, мы на мгновение оказались одни, вдвоем, как два человека, достигших состояния прекрасного человекодружия. Обычный пресс-секретарь и обычный журналист, смотрели друг другу в глаза и пожимали друг другу руки. Одна с благодарностью, другой — с подлыми намерениями.

— Только — ни-ко-му! Майя!

— Честно, — левую руку она положила на свою грудь в области сердца. — Честно! Даю Вам слово… коллега.

Я отвернулся и, понурив голову, медленно пошел в здание школы. Войдя, сразу бросился к окну, выходящему во двор. Осторожно выглядываю. Так и есть! Майя Иванова оттащила своего шефа от журналистов, встала на цыпочки и быстро-быстро что-то шепчет ему на ухо, все время поглядывая в сторону главных дверей школы, где я скрылся. Виктор Черкесов склонился к своему пресс-секретарю, почти присел. Лицо его выражало бурю эмоций, бушующих у него внутри. Мне даже из-за стекла было видно, как он краснел, бледнел, как у него бегали глаза и, наверняка, снова дрожали губы.

А дальше был цирк. Черкесов драпал. Бросив журналистов, свою пресс-службу во главе с полковником полиции, Доктора Бранта, школу № 23 с углубленным изучением биологии и экологии и даже дружественных сотрудников «Росбалта», глава Госнаркоконтроля России, генерал-полковник драпал. Как заяц. Бросился к машине и был таков.

А я стоял за окном и смеялся. Ну что ещё остается нашему брату журналисту? Вот такие вот маленькие радости. Едет сейчас генерал в машине и думает — кто же его заказал? Волнуется. Путается. Оглядывается. Нет ли хвоста?

Хорошо!

В Москве, в центральной части страны, «борьба» с наркоманией ещё не такая абсурдная. Не такая абсурдная, как в провинции. Чем дальше от столицы — тем хуже, тем трагичнее. Вот мне рассказывали про Туву — вотчину главы МЧС Сергея Шойгу, другого близкого друга Путина. Сбором конопли занимается почти всё сельское население республики. Особенно — дети, школьники. Иногда — целыми семьями, иногда — целыми классами. Вместе со школьными учителями, под их надзором. Во время учебных занятий, вместо них. Выходят на поля цветущей конопли — на сбор «урожая», драгоценной пыльцы. Такой «урок на природе». Выполняют школьные задания. Особый раздел педагогики — современной российской. Среднее образование.

Заготовленное сырье потом скупают перекупщики и отправляют крупными партиями дальше по России — не менее трети потребляемой в стране марихуаны «производится» в Туве. А по мнению многих экспертов — вся половина. Говорят, там это нормальный бизнес, народный, естественный — единственный общедоступный, прибыльный способ заработка сельских жителей этой бедной, искусственно [3] загнанной в положение дотационной республики. Безработица и спрос за пределами республики — в самой Туве потребление невысокое. Все об этом знают, все с этого имеют свою долю — и центр, и региональные власти, и местные. Вотчина главы МЧС Сергея Шойгу. Владения Сергея Кужугетовича — во всех отношениях. «Борьба» с наркоманией.

Я и сам понимал — шутка с Черкесовым могла мне выйти боком. Такие, как он, мстят жестоко. Ещё долго после этого постоянно обшаривал карманы в поисках наркотиков. Подброшенных наркотиков.

На НТВ всё было предсказуемо — в эфир дали только про добровольно-принудительное тестирование. Я подбивал коллег сделать и про остальное — на меня зашикали, замахали руками. Ольга Букина, шеф-редактор новостной бригады Кирилла Позднякова стала меня «учить»: «Да ты что? Зачем это нужно было делать? Вот на старом НТВ это можно было…». Хотя была бы тогда неделя Михаила Осокина, было бы по-другому. Наверное.

Может я глупый, не знаю. Но не хочу ходить в розовых очках. Может и верил бы, что наркотиками торгуют только гастарбайтеры. Что тонны этого яда попадают в страну поездом Душанбе-Москва из Таджикистана.

Неужели, необходимо доказывать, что декларируемая борьба с наркотиками — это имитация. Вам будут показывать по «ящику» пойманных мелких торговцев, а вы хотя бы кого-то знаете из реальных руководителей наркомафии? Хотя бы одно имя? А борьба идёт. Деньги из бюджета тратятся. Приедет очередной черкесов в очередную балашиху, попиарится и уедет. А наркотики останутся. Если в 2003 году доза героина в Балашихе стоила 300 рублей, то теперь — специально выяснял — продают только граммами, 1500 рублей за грамм (в грамме где-то 4–5 доз). То есть цены не сильно изменились. Ещё говорят, наркотиков в Балашихе меньше не стало, но её продажа монополизировалась.

В 2008 году главой ФСКН стал Виктор Иванов, тот самый, который на должности замруководителя администрации президента Путина курировал миграционную политику и полностью её провалил. А Виктор Черкесов пошёл на повышение — стал руководить Федеральным агентством по поставкам вооружения, военной, специальной техники и материальных средств (Рособоронпоставки). Вот так.

Понятно, что наркомании — это страшная болезнь. Понятно, что одними полицейскими мерами её не вылечить. Её истоки, главные причины — в цивилизационном развитии человечества. Потому, наркомания — это цивилизационная болезнь, болезнь развития человеческой цивилизации. Даже в странах, где борьба с преступностью ведётся, а не имитируется, наркомания существует. Здесь даже не нужно обращаться к статистике — героин можно купить и в Норвегии, и в Австралии, и в Японии, и даже в Саудовской Аравии. Многие наркоманы — это неприкаянные пассионарии (ну, по крайней мере, сидящие на кокаине, начинающие с него), ошибочно обратившиеся к наркотикам в поисках смысла в нашей цивилизации, из которой осмысленность давно выветрилась. В стремлении, попытках убежать от посредственности. Во многих странах с этой болезнью воюют — кстати, разными методами, комплексно — но искоренить её окончательно невозможно. У нас же даже минимума борьбы нет. Или вы её видите? ФСКН — это реальность или мираж? По-моему, это очередной цирк.

Да пошли они в жопу!

Source URL: http://ostankino2013.com/narkotiki-i-borba.html