«Путин — м.дак!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Путин — м.дак!»

«Говорить или не говорить?»

Теперь Тбилиси было не узнать. Всё-таки, грузины очень странные люди. Ещё год назад — я своими ушами слышал на каждом углу — они боготворили президента Михаила Саакашвили. А теперь, посчитав своего Мишу диктатором, кинулись на улицы его свергать. Многие бывшие политические соратники грузинского лидера по «Революции роз» покинули его: Георгий Хаиндрава, Саломе Зурабишвили, Давид Бердзенишвили. Даже бывший министр обороны страны Ираклий Окруашвили, одиозный, яркий и сильный антироссийский политик, разругался с президентом и прятался в Германии — а ведь когда-то считался фаворитом главы Грузии. С Саакашвили оставался лишь Иване Мерабишвили, министр внутренних дел, человек жёсткий и властолюбивый. С его именем в Грузии связывали большинство коррупционных и репрессивных явлений.[110]

На 2 ноября 2007 года в грузинской столице был назначен митинг оппозиции. Недовольные президентом политические силы страны объединились в Общенародное движение Грузии, чтобы сменить власть в стране мирным путем. В их совместном Манифесте выдвинуты обвинения Саакашвили в узурпации власти вместе со своим «коррумпированным окружением», в «политическом терроре», пренебрежении основными правами и свободам человека, в «крайней нищете» большей части населения, в «атаке против Православной Церкви, гражданских институтов и свободного бизнеса». В 12 пунктах этого обращения была сформулирована их программа: восстановление территориальной целостности Грузии, создание в стране независимого суда, прекращение политического террора властей, неприкосновенность частной собственности, реальное функционирование местного самоуправления, свобода СМИ, создание достойных условий жизни и гражданская интеграция, сохранение национальных традиций, конституционное соглашение между государством и духовенством. А также другие благие намерения.

Предполагалось, что к осуществлению вышеперечисленных принципов оппозиция приступит после свержения власти президента Саакашвили и его команды — то есть после досрочных президентских и парламентских выборов. Напомню — мирным путем.

Наша съёмочная группа добралась из Москвы в Тбилиси накануне, в четверг вечером. Побросали багаж в гостинице и бросились в центр города. До начала митинга оставалось чуть меньше суток, но перед зданием парламента было уже многолюдно. Протест оппозиции был официально разрешён властями, заранее собравшихся на площади «грузинский диктаторский режим» не разгонял, как принято почти везде на постсоветском пространстве.

Протестующая публика была разношерстная, из всех социальных и возрастных групп. Привлекла внимание очень пожилая трогательная интеллигентная пара. По ним было видно, что до сих пор любят друг друга. Она — одета со вкусом, драгоценности только подчеркивали её красоту, глаза женщины, рядом с которой есть её мужчина. А он нежно поддерживал её за руку, иногда поглаживая и что-то объясняя своей спутнице.

— Почему мы тут? — переспросил влюбленный. — Миша позорит нас, позорит нашу Грузию. Как можно такое ему простить?! Как мы можем со стороны за этим наблюдать.

Становилось холодно, подкрадывалась ноябрьская вечерняя горная прохлада, но на площади кипели горячие грузинские страсти. Решалась судьба страны. Грузный мужчина с огромным животом спорил с высоким и жилистым седым грузином в очках, у которого из кармана куртки высовывалась газета «Коммерсант».

— Если Миша президент, если он мужчина, то он придёт сюда и хотя бы одно слово скажет нам. Скажет: «Простите!», — требовал высокий.

— Биджо[111], слушай меня, биджо! — не соглашался толстый. — Нам не нужен президент. Нам нужна парламентская республика. Саакашвили уйдёт, придёт другой президент, нас снова обманет. Будет новый диктатор. Не нужен нам президент!

Представитель аудитории газеты «Коммерсант» в знак несогласия с изменением политического устройства государства замахал рукой. И тут я влез в их спор.

— Почему вам не нравится Саакашвили?

— Потому что из-за него в стране коррупция и террор, — бросил высокий.

— Но вы ведь за него голосовали?

— Разумеется, — он сухо отрезал и покосился на микрофон НТВ у меня в руках.

— Обманывали нас, — вмешался парламентарист. — Самую большую ошибку сделали мы, что за него голосовали. Здесь четыре года назад мы делали революцию[112] с ним. А он нас обманывал.

— А всё ваша Россия виновата, — высокий зло смотрел на меня. — Вам такой президент как Саакашвили и нужен. России и вам — армянам. Чтобы развалить Грузию.

— Я не армянин, — удивился я.

— А почему ты так о Саакашвили беспокоишься? — сжимая кулаки, завопил нервный читатель «Коммерсанта».

— Я не армянин, я — корреспондент НТВ из Москвы, — прозвучало это смешно и глупо.

На моего оппонента зашикали и закричали по-грузински — как мне потом перевели смысл: нельзя так с гостем разговаривать — и оттащили в сторону. Кто-то схватил меня за руку и развернул к себе. Широкоплечий крепкий парень в бедной дерматиновой куртке, разговаривая со мной, горячился и размахивал руками. Я заметил, что ладони у него покрыты многолетними мозолями.

— Я тебе скажу правду, — говорил он красивым гортанным голосом. — Живу в деревне, приехал сюда из Сванетии. Мы нищие. Я мечтаю о простой работе. Чтобы мог кормить свою семью. А Миша… Миша — парней сажает в тюрьму. Сколько молодых ребят сейчас сидят!

Прямо посреди площади стоял старый диван, который был занят группой женщин, молчаливо и глубокомысленно созерцавших происходящее вокруг. Ещё одна дама важно сидела рядом в родственном дивану кресле и изящно держала в руках сложенный зонтик. У Мананы, пожилой и очень политизированной мигрелки тоже была мечта. Ради неё она приехала из западной Грузии со своими тремя подружками.

— Демократию хочу, — призналась она с характерным грузинским акцентом. — Мальчик, понимаешь? Демократию!

— Если Саакашвили не согласится с требованиями протестующих, Вы отсюда не уйдёте?

— Нет, не уйду. Хочу досрочные парламентские выборы, — объявила Манана и отвернулась от меня, дав понять, что торг неуместен.

«Ну, грузины. Вот обнаглели! Путина на вас нет!»

Они думали, что уберут Саакашвили, и в их стране всё вдруг изменится. Только он мешает процветанию их Родины, только из-за него всё плохо. Так же они думали, свергая Эдуарда Шеварнадзе. Я вдруг вспомнил, что по дороге из аэропорта в гостиницу мы проезжали по главной улице Тбилиси, проспекту Руставели, и там шли ремонтные работы — как и год назад. Ничего не изменилось на этой главной улице столицы. А у Государственного театра оперы и балета на пересечении Руставели и улицы Реваза Лагидзе рабочие выкладывали плиткой тротуар, прилегающий к мостовой. Вернее, один работал, другие стояли рядом и давали советы, как класть плитку, а ещё несколько тучных и энергичных людей в костюмах и галстуках — видимо, начальство — наблюдая и покрикивая на рабочих, контролировали процесс.

«Так говорить или не говорить?»

В «пресс-центре» на Руставели тоже кипели митинговые страсти. И здесь тоже Михаила Саакашвили никто уже не защищал.

«Пресс-центр», корпункт APTN состоит из трёх рабочих комнат. Но все собирались в большой передней, где за большим столом курили, пили чай или кофе и спорили. В тот вечер я застал там шефа APTN Вахо Забашто, Мамуку — Васо Матуа с ВГТРК, нашего нтвшного оператора Гиви Пейкришвили, Зуру Мурадова оператора-стрингера и Шаха — Шахвеледа Эйвазова с Associated Press.

— Вы же в прошлый раз говорили совсем другое здесь, — спрашивал я, стуча ногтем указательного пальца по столу. — Мол, Саакашвили сделал так много для страны всего за несколько лет и так далее.

— А что он такого сделал? Обязан был сделать, — недоволен был Вахо. — У нового аэропорта крыша слетела после первого же урагана. Внизу коррупцию убрал, а наверху стали брать ещё больше.

— Надо быть справедливым, — рассуждал Мамука. — Миша сделал много. И за несколько лет власти начали решать проблемы, которые накопились за многие предыдущие годы. Но, во-первых, он обязан был это делать — ведь он президент. Во-вторых, теперь он постепенно узурпировал всю власть в стране под себя. В-третьих, сейчас важно другое — пойдёт он на силовое подавление протестов или нет?

— Неужели, он будет разгонять и избивать митингующих?

— Ха-ха! Расстреливать будет! Расстреливать, парень! — Вахо рубил ладонью воздух.

— Боюсь, что я тоже так считаю, — процедил Мамука. — Сейчас он будет выжидать. В течение двух-трёх дней всё будет ясно. Завтра Миша точно не будет разгонять митинг.

Мнения разделились следующим образом: три к одному в пользу того, что президент Грузии в конце концов всё же применит силу.

— Вот вы все его ругаете. Но если бы он вернул земли, — я предполагал отсоединившиеся Южную Осетию и Абхазию. — То вы ему всё простили бы. Всё!

Ребята промолчали. Восстановление территориальной целостности их родины — самая больная тема для любого грузина.

— А где, кстати, Нугзар? — поинтересовался я у ребят про собкора НТВ в Тбилиси Нугзара Кереселидзе.

И тут все вдруг приуныли. Шах сразу встал и вышел из передней. Вахо произнёс: «Ээээээ!» и пошёл смотреть в соседей комнате по телевизору местные новости на полную громкость. Мамука закурил сигарету и, уставившись в какую-то точку на стене, погрузился в процесс познания своего внутреннего мира. А Гиви как-то с укором посмотрел на меня и ушёл разбирать кассеты.

Все же новости про Нугзара я узнал. Рассказали, что Вано Шламов фотокорреспондент France Press имел неудачную попытку сбросить Нугзара с открытой крыши-террасы так называемого «пресс-центра» — а это пятый этаж. По крайней мере, он её — угрозу — вербально озвучил. Ещё услышал, какой отчаянной по смыслу фразой Гиви описывает своё служебное положение: «Я у него в заложниках». НТВ упорно продолжало работать в Тбилиси только через Нугзара, а он распределял финансы, как ему заблагорассудится: не доплачивал подчинённому гонорары за материал, придумывал в отношении своего оператора штрафные санкции. Например, платил Гиви одну сумму, а в Москву отчитывался за другую — и на НТВ это, кстати, знали. А когда у съёмочной группы во время выезда пропала одна незначительная деталь из старой телевизионной техники, собкор НТВ, устроив шумную истерику с криками и воплями, потребовал у подчинённого выплатить цену почти нового оборудования — и «хозяин» заставлял Гиви долго работать на себя бесплатно. Да и просто Нугзар удовлетворял за счёт этого невероятно безобидного и безропотного человека своё тайное извращенное влечение господствовать и повелевать, которое у нормального обывателя проявляется лишь в постели, и то по праздникам. Но я всё равно не понимал — почему он (Гиви) его (Нугзара) терпит?

«Говорить или не говорить? Говорить! Это твой единственный шанс, может быть».

Ближе к полуночи стало известно, что со стороны Мцхеты к грузинской столице приближается колонна. Несколько тысяч человек из Западной Грузии организованно ехали на пятничный митинг. Наша съёмочная группа отправилась к ним на встречу.

Это была очень красивая и впечатляющая картина. Издалека освещённая множеством фар ночная петляющая мцхетская дорога была словно живая. Длинная, растянувшаяся на несколько километров колонна из автобусов, грузовых и легковых машин напоминала огромную жуткую змею, подбиравшуюся к Тбилиси.

Мы остановились на дороге, стали ждать. Нарастал гул. Через некоторое мгновение нас оглушили звуки и ослепил свет фар. Водители сигналили, люди высовывались из окон, размахивали флагами, свистели, смеялись, кричали антипрезидентские лозунги.

Однажды я испытывал подобные эмоции. Стоя на возвышенности, наблюдал, как внизу у подножия холма несётся селевый поток. Меня отговаривали, но я стал потихоньку пробираться вниз, спускаться к нему ближе и ближе. Шум бушующей водной стихии смешивался с треском сталкивающихся друг с другом камней, огромных валунов, деревьев. Мутная вода бурлила, пузырилась, словно кипела, наводила ужас и манила в свои объятия. Труп коровы поток нёс с такой лёгкостью как будто это спичка, то подбрасывая и переворачивая, то скрывая в своей глубине. Я стал кричать, чтобы проверить — услышу ли свой голос, но он потонул в грохоте селя.

Поток из Западной Грузии достиг Тбилиси и растёкся многочисленными ручейками по улицам города, как заряжённые частицы, усиливая энергию гражданского протеста. Жители столицы выходили из своих домов, приветствовали приехавших, хлопали им. Люди обнимались, танцевали, пели песни, играли на музыкальных инструментах.

Полицейских тоже было много. Они никак не препятствовали массам. Некоторые правительственные здания были оцеплены. Иногда стражи порядка просили людей обходить какую-то территорию, что-то им объясняя, и протестующие соглашались. Погромов, столкновений, стычек никаких не было. Никто не пытался ломать ограды, бить окна, витрины магазинов и выносить спиртное, а также справлять нужду на каждом углу. Это была революция по-грузински, грузинский бунт — с эмоциями и страстями, но осмысленный, веселый, не жестокий. По крайней мере, в ту ночь. Вообще, в те дни все, с кем мы разговаривали, молили Бога, чтобы протесты не закончились силовыми эксцессами.

Антипрезидентская оппозиция в своей тактике использовала технологию цветных революций. Ту же, что и Михаил Саакашвили, свергая Эдуарда Шеварнадзе со своими сторонниками и соратниками четыре года назад во время «Революции роз». Мирные массовые шествия, уклонение от столкновений с силовиками, палатки, костры, голодовка в центре города, транспаранты на английском, рок-группы для разогрева. И дата 2 ноября для митинга также была выбрана намеренно — четыре года назад «Революция роз» началась после прошедших в этот день фальсифицированных выборов. Даже въезд в Тбилиси по мцхетской[113] дороге напоминал историю со вступлением в столицу с мцхетского направления многокилометровой колонны автомобилей с протестующими во главе с Саакашвили 21 ноября 2003 года — т. н. «поход на Тбилиси», закончившийся падением власти Шеварнадзе. Ну и конечно яркий и лаконичный призыв, выражающий руководящую идею и требование.

В ту ночь я впервые услышал лозунг «Миша — фандараст!»

«М.дак он или не м.дак?»

Фандараст — это не то, что вы подумали. Но это тоже имеется в виду. По-осетински это значит «уходи», «иди с миром», «прощай», «скатертью дорога». В своё время нынешние грузинские власти придумали использовать это определение-пожелание в адрес Эдуарда Кокойты, президента непризнанной республики Южная Осетия из-за такого двусмысленного звучания этого слова на русском языке. А теперь, как было видно — и слышно — люди стали употреблять этот лозунг относительно Михаила Саакашвили, имея в виду — как нам в Грузии говорили — и то, и другое.

«Стоит ли вообще объяснять, почему он м.дак? Если он честный человек, то он и сам о себе так думает».

На площади встретил Аню Конюкову. Освещать те события в Грузии, как и год назад, должны были три съёмочные группы НТВ. У меня были оператор и звукооператор из Москвы. И Аня в этот раз приехала вместе с Виктором Сосновским, своим крымским оператором и, по совместительству, её мужем, смешным и чудаковатым, с колыхающейся копной полуседых курчавых волос на голове. Но оператор и человек он хороший.

Аня и Виктор друг друга дополняли. Все их споры, даже семейные, были только вокруг трудовой деятельности, производственного процесса. Своей работоспособностью они доказывали, что вечные двигатели не миф, но существуют. Коллеги, как и мы, только в тот день приехали в Тбилиси, но уже успели пересечься и разругаться с Нугзаром. Заявили мне, что не хотят с ним работать.

Нынешней командировке Аня была очень рада. Происходящие в Грузии протесты стали главными новостями информационных выпусков на НТВ и других российских телеканалов. Снимай конфликт и выдавай в эфир. Москву эти протесты очень устраивали и радовали. Всё, что плохо для Саакашвили — хорошо для России. Так думали в Москве. Кроме того, грузинский президент был символом «Революции роз», а для кремлёвских идеологов цветные революции — это опасность, это отклонение от нормы, это находящееся за гранью восприятия их органами чувств явление окружающей действительности. Скопление большого количества людей в одном месте вызывает у них панический, даже патологический страх. Движение масс, пульсирующая улица — это ведь не тайные интриги в тиши кабинетов, это не провокации, шантаж, коварные заказные убийства, подкупы, кулуарные договоренности, пародии на судебные заседания. При таком виде политической борьбы эти серые лубянские мышки начинают теряться и беспомощно барахтаться. В их системе координат — уличные протесты, митинги могут быть только заказаны, оплачены своими или врагами. Потому, от любых сбоев в системе, установившейся путём цветной революции, они приходят в экстаз, и, страстно пища, принимаются доказывать: вот, видите! власть с улицы, с площади — это плохо! это бардак! это гадость!

Люди перед парламентом стали расходиться, чтобы набраться сил и прийти утром. На площади всю ночь должно было оставаться около трёх сотен человек. Мне было жаль Аню и её мужа, выглядели они очень уставшими. А уже утром ей необходимо выдать в эфир репортаж с митинга.

— Аня, идите в гостиницу. Хотя бы поспите несколько часов. Мы вас здесь заменим. Тебе же выглядеть надо нормально утром.

— Нет! Я останусь здесь! — возмутилась она и крикнула за всю их семью: — Мы не хотим спать!

— Уверена?

— А? — Конюкова думала о чём-то другом, лично-государственническом. — Да, да… Эти грузины теперь наконец-то понимают, что без России — никуда! Скинут этого придурка! И приползут на коленях к России!

— Аааа! Ну, тогда — ты права. Как уснуть — если вокруг такие события происходят, — не стал я её расстраивать.

И Аня с Виктором скрылись среди дежуривших на площади оппозиционеров и до утра не давали им сомкнуть глаз.

«К этому выводу я пришёл давно. Эта мысль меня постоянно преследовала. Часто не давала спать по ночам. Сколько раз я спорил с собой. Тебе это надо? Думай о своей жизни, о своих проблемах, а не о проблемах страны, общества. Наладишь свою жизнь, а проблемы страны как-нибудь без тебя разрешатся…»

Набравшись сил за ночь, в пятницу Тбилиси забурлил с новой энергией. Проспект Руставели, ведущий на площадь перед парламентом, был заблокирован полицией для движения автотранспорта.

Начало митинга было назначено на 14:00 по местному времени. Люди всё прибывали. Митингующие больше были похожи на отдыхающих, словно пришли на прогулку: весело смеялись, несли на плечах детей, радовались солнечному дню, хорошему поводу не пойти на работу. Ведь настоящий грузин знает несколько десятков способов, как избежать физического труда и заняться творчеством.

Даже выкрикивая антипрезидентские лозунги, люди не выглядели агрессивными, озлобленными. Всё же, грузины даже протестные акции могут превратить в праздник. По крайней мере, смотреть на такой протест было приятно глазу.

Говорили, что власти стягивают в столицу крупные силы, ходили тревожные слухи. Но полицейские в тот день не вмешивались в происходящее, вели себя очень вежливо. Недалеко от площади, не скрываясь, стояли автобусы со спецназовцами МВД. Некоторые члены молодёжных оппозиционных организаций стали раздавать им белые ленточки — символ оппозиции. Обвешанные оружием, в бронежилетах и касках бойцы улыбались, смеялись, брали ленточки.

Провокации тоже были. Неожиданно на стене одного из правительственных зданий рядом с парламентом появился огромный, на всю стену, плакат — карикатура на Бадри Патаркацишвили, бывшего российского олигарха, одного из самых богатых людей Грузии и главного спонсора антипрезидентской оппозиции. Он был в образе кукловода, а его куклы были с лицами лидеров грузинской оппозиции. Группа оппозиционеров пробилась в здание и сорвала эту карикатуру.

Кстати, сами лидеры оппозиции не скрывали, что пользуются финансовой поддержкой бывшего российского олигарха — «чтобы обеспечить цивилизованную форму акций протеста»…

Митингующих было действительно очень много. Трудно было подсчитать — сколько. Возможно, 60–70 тысяч, а может быть и все сто пятьдесят тысяч, как утверждала оппозиция. Людьми была заполнена не только площадь перед парламентом, но и сам проспект Руставели, выходящий на площадь, а также все соседние улицы, переулки, крыши домов. Если бы в тот момент пришлось случайно оказаться в каком-нибудь спальном или нецентральном районе Тбилиси, то можно было бы увидеть сиротливые пустынные улицы — люди пришли сюда в центр столицы на митинг или собрались перед телевизорами в гостях, в кафе, на работе и шумно спорили — мы видели это своими глазами — и обсуждали эти события.

Иногда многотысячный митинг пел песни, иногда скандировал лозунги. Периодически площадь затягивала любимое: «Миша — фандараст!» Главные требования митингующих — провести досрочные парламентские выборы весной следующего года (то есть в сроки, предусмотренные Конституцией до внесения в неё президентом изменений) и выпустить всех политических заключенных. Президенту Михаилу Саакашвили объявили ультиматум — до 18:00 дать ответ на эти требования. В противном случае, заявляла оппозиция, акция протеста у парламента станет бессрочной.

Были видны разногласия и несогласованность между оппозиционными партиями — не все лидеры категорично поддерживали требование площади о немедленной отставке Саакашвили и превращении Грузии в парламентскую республику. А главное — о реальных дальнейших действиях. Нерешительность, трусость грузинских этих оппозиционных лидеров подавляла энергетику протеста — они проиграли партию именно в те первые часы митинга. Да и не было у них такого интеллектуала, как Зураб Жвания, который думал за всю оппозицию в ноябре 2003 году. К тому же, посол США что-то не проявлял активность. Но главное — оппозиция (в лице её лидеров) проиграла сама. Да, конечно, она хотя бы делала попытку выиграть, организовать массовый протест. С этим никто не спорит…

Президент Миша молча за всем этим наблюдал, сидя в своей резиденции.

Неожиданно на площади объявился Бадри Патаркацишвили. Это как будто придало сил протестующим, потому что ранее он заявлял, что на митинг не придет. Выступление у него было короткое.

— Я специально приехал из Лондона, чтобы в трудное время быть рядом со своим народом. Мы должны сделать всё, чтобы к руководству пришли такие люди, которые были бы народными избранниками. Я считаю, что нам хватит мудрости, чтобы политическим путем урегулировать все проблемы.

Призвав власти к диалогу, Патаркацишвили сразу покинул митинг.

Площадь снова затянула: «Миша — фандараст!»

«Может этот человек, строящий из себя Майкла Карлеоне, сам по себе и не виноват. Но он разбудил заснувший дух агрессивного бюрократизма. От министра до профессионально чёрствых сотрудников почтового отделения рядом с моим домом. У всех, кто обладает властью. Они стали думать, что имеют право на власть и над тобой и твоими детьми, над твоей женой. Не понимаю, Путин кто? Бог в католической космологии? Его нельзя трогать немытыми руками и подвергать сомнению? Он претензий не терпит?

Я не исключаю, что он любящий отец своих детей, жене, наверняка, не изменяет. Думает, что патриот. Но он символ, образ. Из-за него закомплексованный путинизм повылазил из всех щелей.

Комплекс путина, путинизм. Ареал распространения: вид встречается в странах с податливым, несформировавшимся гражданским обществом, ушибленным метафизикой, комплексами мессианского предназначения и реминисценциями прошлого. Удачно приспособленный вид к условиям эпохи развития коммуникаций, когда классическая тоталитарная система (например, сталинская) стала неэффективна. Боится массовых пассионарных проявлений, инициативных личностей. Участки мозга, отвечающие за самокритику и покаяние, атрофированы в результате мутации. На подконтрольной территории объединяет вокруг себя невзрачных, узколобых, но злобных особей своего вида для коллективного управления, нападения, убийства и поедания или же выдавливания с контролируемого пространства индивидов всех остальных родственных видов. Ненасытен, большую часть бдения проводит в поисках наживы. Постоянно врёт. Агрессивен, но трусоват. Мстителен. Охотится стаей, даже если противник менее слабый и не может оказать сопротивление. Предпочитает нападать сзади, неожиданно. Прежде чем приступить к поглощению поверженной жертвы, любит её жестоко истязать и подолгу наблюдать за её страданиями. При этом даже от умирающей в муках жертвы требует проявления искренней любви к себе — болезненно самолюбив. При отсутствии страстных сердечных чувств у окружающих к своей особе испытывает душевные муки и плачет. Умело скрывает свои отрицательные черты. Вследствие мутации приобрёл способность менять свою окраску, выражение глаз и мордочки при цветовых и интеллектуальных изменениях в окружающей среде».

Прибежал с отснятым на митинге материалом в «пресс-центр» для «перегона» в Москву. Застал конец бурной ссоры Нугзара и Ани. Попытался их успокоить. Нугзар хлопнул дверью и убежал в свой офис на втором этаже в этом же здании.

Аня стала объяснять причину конфликта — не договорились, кто и где должен снимать, кто для какого эфира делает материал, кто будет вести прямое включение из Тбилиси и т. д. Мне было не интересно. Иногда легче понять истинную мотивацию целого общества, чем Ани или Нугзара.

— Как же я ненавижу эту страну! — выпалила Аня в сердцах.

— А страну-то за что?

Пытаюсь её успокоить.

— Анька, надо вам как-нибудь договориться. Мы же все из одной телекомпании. Отработаем, а потом хоть кровную месть объявляйте друг другу.

Конюкова расплакалась и ушла. Меня отвёл в сторону Мамука.

— Я тебе поражаюсь, Эльхан. Нугзар только что жаловался на всех вас в Москву. А Аня за вас всех защищалась. Да он только и делает, что доносы на вас строчит. А ты его поддерживаешь…

— Да никого я не поддерживаю. Но нельзя же вот сейчас заниматься мелкими обидами, подставами!

Читаю в глазах Мамуки укор.

«Чего-то я не знаю. Недоговаривают они. Ладно. Это не важно. У меня другая цель в этой командировке».

Коллеги из «пресс-центра» на Руставелли. Единственное, что хотел, но не мог объяснить местным ребятам — об их большом заблуждении, дескать, весь мир занят их проблемами. Они действительно были уверены, что сейчас — и вообще, круглый год — всё руководство НТВ, как и весь телеканал — следит за разворачивающимися здесь, в «пресс-центре» страстями, обсуждает и переживает местные интриги, знает о них, живёт ими. Забавно было это слушать…

Человек так устроен — изучать, познавать, принимать мир, через своё зрение, своё мышление. Тем более — на Кавказе, где люди крайне политизированы и эгоцентричны…

Да в Москве многие даже не знают — есть ли метро в Тбилиси или нет.

Забавно ещё и то, что такое же восприятие — то, что весь мир помешан на проблемах их страны — у многих грузин. Забавно было это слушать…

Ладно. Человек вообще существо эгоцентричное. Общества эгоцентричны. Ведь уверены же жители США, что Бог — американец.

Ладно. Это не важно. У меня другие были цели в этой командировке. У меня. Меня… Забавно.

«Я уже давно делал на НТВ свои репортажи. Должность у меня была — продюсер-корреспондент. Но больше всего я хотел прямого эфира. Я уже «прямился»[114] для дневных новостей. Но хотелось настоящего, для новостей в прайм-тайм … Так мне говорить это или нет?»

Время 17:00. Ультиматум истёк. Лидеры оппозиции угрожают власти начать общегражданскую акцию неповиновения, а митинг в Тбилиси не прекращать. Всё! Теперь, чтобы не работать, у грузин будет красивый политический повод.

Начинал свою игру Михаил Саакашвили. Лидеры оппозиции хотели личной встречи с президентом. А он отправил к ним спикера парламента Нино Бурджанадзе, тогда игравшую на стороне главы Грузии. Оппозиция согласилась, убеждая себя, что Бурджанадзе посредник между ними и президентом Грузии.

«Однозначно, м.дак. Вопрос не в этом. Вопрос в том — говорить или не говорить? Сказать или не сказать? Тоже мне — Гамлет, блин, а!»

На часах 18:00. Конфликт в Тбилиси пытаются решить из Москвы. Миткова на стороне Нугзара Кереселидзе, а «города» поддержали Аню Конюкову. Я не знал про масштаб разногласий, пока мне не позвонили из вечернего выпуска и не сообщили — в 19-часовых новостях, главном новостном выпуске, «включаться» буду я. События в Тбилиси — главная тема, и моё прямое включение будет идти в самом начале программы.

Решение о моей кандидатуре продавил Алексей Пивоваров, ведущий вечернего выпуска вместе с Лилией Гильдеевой.

«Я скажу это в прямом эфире! «Путин — м.дак!» На всю страну.

С каким же удовольствием я это сделаю! Давно об этом мечтал. Лучшего не придумаешь. Здесь даже бежать никуда не надо. Пусть потом ищут. Ха!

Глупо? Может быть… Конечно, глупо. Глупо. Конечно, глупо! Весело и глупо. А то, что делает Путин — не глупо? Хорошо, хорошо, я глупый, хорошо! а все остальные — умные.

Вся страна больна этим путинизмом. Путин — это Иван Грозный в современном костюме, с дорогими часами. А после Грозного что предполагается? А? Правильно, хорошенький, но слабый Бориска Годунов. А потом смута — разруха».

Звонит Сапог, шеф-редактор бригады Пивоварова и Гильдеевой. Один из умнейших и уважаемых людей на НТВ, хоть и цензор. Сапог — это шутливое прозвище от его фамилии, Сапожников, безОбразное.

— Всё нормально, Эльхан? — спросил Сапог как всегда грустным голосом.

— Да, Саша. Готовлюсь.

— Давай пробежимся по тексту. Прочти мне — подкорректируем.

Я был готов к проверке — рассказал.

— Всё нормально, Эльхан. У тебя будет минута и 20 секунд. Постарайся не растекаться по теме. Сразу после твоего включения пойдёт репортаж Ани. Ты в конце включения сам и «подведи»[115] её репортаж.

«Минута и двадцать секунд… Мне столько и не понадобится, Саша».

Перед самым выпуском звонит Пиво.

— Ты готов?

— Да, Лёша, я готов! — а сам думаю о другом тексте.

— Постарайся, чтобы всё прошло хорошо. Таня [Миткова] была против твоего включения.

«Может, Миткова чувствует? Да нет. Не может быть! Они такого даже предположить не могут. Они думают, что карьера превыше всего».

«— Разве так можно? Нельзя же переходить на личности… — При чём тут переход на личности?! Мм.дак.дак он и всё тут!.. В противном случае придётся признать, что не Путин м.дак, а мы все м.даки, что всё это издевательство терпим. Чтобы не признавать себя м.даками, придётся объявить м.даком Путина».

Я вдруг представил, как Миткова будет злорадствовать после этого эфира: «Это всё он — Пивоваров! Это он настоял, чтобы дать прямой эфир этому неадекватному Мирзоеву. Это он его в прайм-тайм вывел», — будет говорить она.

Предательски заныло под ложечкой. Пиво я подставлю. Да, Миткова использует всю эту историю себе на пользу.

Площадь за моей спиной ждёт, чем закончится встреча лидеров оппозиции со спикером парламента Нино Бурджанадзе. Да вся Грузия ждёт. Они наивно думают, что этот человек добровольно отдаст власть. Это вам не Эдуард Амвросиевич.

«Миша — фандараст!»

«Прямо после вопроса ведущего: «Эльхан, что происходит сейчас на площади перед парламентом?», заорать на всю страну: «Путин — м.дак!» Выкрикнуть, одним духом. А потом повторить. И повторять, пока не выкинут из эфира.

Грузия — это, однозначно, самое удачное место».

Почти 19:00. Встреча закончилась. Цирк! Бурджанадзе выслушала требования оппозиции провести досрочные парламентские выборы весной следующего года и выпустить всех политических заключенных и сказала, что «она не обладает полномочиями, решение должен принять президент». Обещала передать Михаилу Саакашвили эти требования. Как будто он про них не знает.

Миша выиграл время.

Поднимаюсь на лайф-позицию. Ноги ватные, не слушаются. Руки дрожат. Сердце бьётся почему-то где-то в горле. Что я буду делать? Страшно! Никогда так не дрожал, даже тогда, когда мне в лицо направили пистолет и имитировали стрельбу… В голове всё перемешалось.

Площадь поредела, но ещё слышно пронзительно-отчаянное «Миша — фандараст!». А у меня в голове монотонный голос повторяет «Путин — м.дак!» — равномерно, настойчиво бьёт в набат.

Выпуск новостей начался.

«Вот этот народ — не м.дак, потому что он хочет и может выйти на центральную площадь страны, здесь самоорганизоваться — да, самоорганизоваться, а не броситься громить пивные ларьки, лишь только увидев отсутствие вертухаев-карателей, вожаков-организаторов — и назвать диктатора — пусть, по их мнению! — фандорастом. Да, скоро его разгонят. А он опять выйдет, а не будет на кухнях сжимать кулачки».

Пиво читает «подводку». «Звук очень плохой», — мелькает у меня в голове. Мне кажется, что «подводка» очень длинная. «Зачем мне нужна эта пытка?»

Я уставился прямо в объектив камеры. Всё как в тумане — этот нарастающий шум с площади? или в моей голове? Оператор из-за камеры удивленно смотрит на меня…

Издалека слышу вопрос ведущего ко мне. Набираю в легкие воздух. И…

«Всегда удивлялся, почему никто до меня этого не сделал. Неужели в России нет таких ребят на телевидении. Ведь в разговорах все всё понимают. Это же протест одиночки. Превентивная экстремистская операция».

Что же такое случилось? Почему же все его испугались? А помните, какое чувство свободы было в 90-е? Да, было опасно, была неопределённость. Да, была разруха в стране. Правда о разрухе — мы про это знали. От нас эту правду не скрывали, как сейчас. Да, правда горчила. Но у обычного человека была уверенность в себе, в своих силах. Понимание, что всё зависит от него самого. Не могу забыть 90-е!

А эти споры в конце 99-го и весь 2000-й — что возвращение в прошлое, Back to USSR, больше не будет? Мол, мы уже прошли точку невозврата, мол, люди вдохнули воздух свободы. А теперь вокруг апатия и страх, бюрократическая броня, болото — хоть вой от отчаяния.

А как люди сами себя убеждали. Мол, Путин вышел из спецслужб, а они патриоты. Какие надежды связывали с его президентством. Так вот эти патриоты сделали хуже, чем либералы в 90-х. Как будто даже вертухай не может быть патриотом. Теоретически.

Иметь такую поддержку населения, такой шанс, вызванный «нефтяным дождём», и не реформировать страну, а заняться собственным обогащением и выстраиванием авторитарной системы… Ни одна структурная реформа не доведена до конца. Всё, что сделано — это не реформы, это — имитация. Был шанс, был. Ни у кого таких благоприятных условий не было до него. И как называть такого человека?

Но я всё равно не понимаю — почему его всё ещё терпят? Вот! Я понял! Путин — это Нугзар, а вся Россия — это Гиви. Мы все у него в заложниках.

«Надо было сказать. Почему я это не сделал? Дурак я! Чтобы это изменило? Да ничего. Дурак я!»

Source URL: http://ostankino2013.com/putin-m.dak.html