Перед операцией

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Перед операцией

Подошли великие дни Страстной недели, а я все еще находилась в больнице. В моем сердце раздавались песнопения святых дней. Благо, что я многое знала наизусть. Я вспомнила, как впервые услышала слова из службы Великой Пятницы. Володя был еще тогда моим женихом, мы сидели с ним вечером в папином кабинете. Летом я в храме наслаждалась церковным пением, особенно мне нравился Володин тенор. И вот я зимой попросила Володю спеть мне что-нибудь. Он долго сидел и напевал нотное «Приидите, ублажим Иосифа приснопамятного». Голос Володи звучал то тихо, то громче, но доходил до моего сердца. Он кончил свою теноровую партию, замолк. «Еще что-либо подобное спойте», — робко попросила я. Тогда Володя исполнил опять нотное: «Тебе, одеющагося светом яко ризою, с нем Иосиф с древа с Никодимом…». Эти два песнопения навсегда вошли в мою душу. Когда я повторяла слова этих молитв Великого Четверга, мне казалось, что я стою и прошу вместе с Иосифом. Только прошу я не Пилата, а Бога Отца: «Даждь мне Сего странного, Иже не имеет, где главы подклонити…». И вот уже скоро два тысячелетия пройдет с дней страдания Господа, а много ли сердец зовет Его к себе с любовью: «Вниди в сердце мое…»? А Он все Тот же, жаждущий любви нашей…

Предаваясь таким мыслям, я не могла сидеть в больнице. Я вышла на улицу. Было теплое весеннее утро. Никакие врачи в этот день не работали, так как 22 апреля считалось всеобщим выходным днем (День рождения Ленина). По улицам тянулись бесконечные колонны детей, несших в руках прутики со свежей листвой и бумажками, яркими цветами на концах веточек. Кругом было людно, шумно, но я ни на что не смотрела, я пробиралась к ближайшему храму. Я знала, что где-то в этом районе есть действующая церковь, а потому шла и шла. Спросить я никого не смела, но белые узелочки в руках старушек показывали мне, что уже святят пасхальные куличи.

Наконец предо мною незнакомый храм, откуда выходят богомольцы. Я взошла, увидела святую Плащаницу, украшенную белыми цветами, опустилась на колени и с плачем начала изливать перед Господом свое наболевшее сердце. Долго я стоять не могла, сил совсем не было. Приложилась и побрела опять в больницу, имея одно желание: не упасть, дойти до постели. Дошла с Божией помощью. Никто не обратил внимания на мое отсутствие, многие в тот день впервые вышли погулять. Я поняла, что жить, как прежде, я уже не могу: несмотря на долгие недели лечения, сил не было, я совсем изнемогла. Кровь моя была настолько плоха, что врачи решили делать мне вливание чужой крови.

И в первые же пасхальные дни началась эта мучительная процедура. Меня всю трясло, зубы стучали, хотелось бегать, чтобы согреться. Но пришел Иван Петрович, не велел вставать, так как температура у меня сильно поднялась. Дали грелки, одеяла, понемногу я пришла в себя. Последующие два раза я уже не ощущала такого сильного озноба, видно, организм привык уже усваивать чужую кровь. Я не рассуждала, говорила только: «Твори, Господь, Свою святую волю».

И все же на Пасху я опять сбежала ненадолго домой. Застала Володю, села с ним рядом, целовалась, христосовалась. Обнимала всех детей, слушала их рассказы, думала: «Вот так и в вечности мы все встретимся снова — вот будет радость воскресения!». Час промелькнул, как минута. Дочки пошли меня провожать в больницу. «Не горюйте, теперь уже недолго нам быть в разлуке, скоро операция», — прощалась я с детьми.