УЗЕЛ НАДО РУБИТЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

УЗЕЛ НАДО РУБИТЬ

На следующее утро Быков пригласил к себе всех троих лейтенантов и устроил настоящий экзамен: проверял знание района плавания.

Он, верный своей стремительной манере, засыпал их вопросами:

— Стрелков, какова характеристика огня на мысе Точный? Андреевский, перечислите мысы и бухты восточного побережья Петровского залива. Платонов, расскажите, как вы будете входить в бухту Тигра? На обдумывание полминуты. Кто первый?

Готовы были все. Быков довольно улыбался и с откровенной симпатией посматривал на офицеров.

Стрелков говорил сбивчиво, волнуясь и стараясь как можно полнее ответить на заданный вопрос, при этом, сам того не замечая, ерошил свой короткий чуб и жестикулировал.

— Спокойней, Стрелков, — бросил Быков. — Ну что ты волнуешься? Отвечаешь верно.

Платонов стоял, вытянувшись в струнку, и докладывал обстоятельно и не спеша.

Андреевский с деланным равнодушием тусклым голосом монотонно перечислял мысы и бухты, всем видом своим демонстрируя бесполезность проверки его, старожила этого края.

Быков посылал свои вопросы, неожиданные, как теннисные мячи, экзаменуемым лейтенантам, но те были «на товсь» и точно отражали коварные подачи командира звена.

— Ну, хватит, — сдался Быков. — А вы молодцы. Так держать! Да, кстати, хочу вам напомнить: сегодня вечером в части комсомольское собрание. Обсуждаются задачи комсомольцев по подготовке к торпедным стрельбам. Будьте готовы выступить, особенно вы, Стрелков. Ваш катер засиделся на блоках. Пора бы уже и на воду. Ясно?

— Ясно, товарищ командир звена. На той неделе спустим. Это точно.

— Или, как говорит лейтенант Платонов, «абсолютно буквально», — пошутил Быков.

Лейтенанты сдержанно посмеялись, однако Стрелкову было не весело. Проклятый багелевский план не выходил из головы. Стрелков ведь так и не подписал его и, передавая Багелеву со словами: «Я еще подумаю», заметил тревожный взгляд старшины и нарочито небрежные слова: «Так мы будем действовать, товарищ командир, согласно плану?» — «Действуйте, Багелев, действуйте», — ответил Стрелков и испытующе поглядел на старшину.

Конечно, можно было доложить обо всем Быкову, посоветоваться с ним. Но Сергей считал это неудобным. «Командир я или не командир?» Принимать решение надо самому. Но какое? И тут его осенило. Комсомольское собрание! Вот где надо разделать Багелева. Обо всем сказать откровенно, при всех.

Собрание проходило в большом кубрике казармы. Койки и тумбочки сдвинули к окнам и в конец помещения. На освободившейся площади расставили скамейки, стулья, табуретки, в начале кубрика — стол, официально накрытый красной суконной скатертью.

Перед началом собрания к Стрелкову подошел секретарь комитета ВЛКСМ части лейтенант Белоглазов.

— Я очень рассчитываю на ваше выступление, Сергей Иванович.

— Да, да, конечно, — кивнул Сергей. — Непременно выступлю.

Белоглазов удовлетворенно сделал пометку в блокноте и с деловым видом направился к комдиву.

— Так как у вас с докладом, товарищ капитан третьего ранга?

Турков положил руку на плечо Белоглазова, посмотрел внимательно в глаза и сокрушенно выдавил:

— Даже и не знаю, что тебе сказать. В голове сплошной сумбрюд, — и он развел руками.

Белоглазов неуверенно улыбнулся. Он знал, что комдив любит шутить. И его любимое словечко «сумбрюд» вместо «сумбур» вроде бы подтверждало эту мысль, однако кто его знает, как следует понимать ответ Туркова.

— Так это, — растерянно начал он, — я не совсем…

— Не волнуйся, секретарь, — успокоил его Турков. — Все будет, как надо.

В списке выступающих Сергей увидел фамилию Багелева и потому попросил Белоглазова сначала дать слово старшине, а потом уже ему, Стрелкову.

— Багелев расскажет о работе экипажа, а я как бы подведу итог.

— Логично, пусть будет так.

Доклад комдива выслушали с интересом. В меру официальный, насыщенный цифрами и фамилиями, многими конкретными примерами, рассказанными с присущим Туркову юмором, он расшевелил всех.

У многих помимо «списка» появилось желание высказаться немедленно.

Первым был рыжий боцман. Стрелкову уже дважды довелось быть с ним в море. Огромной, как лопата, ладонью он попытался пригладить свои огненные вихры, но из этого ничего не получилось.

— Да ладно, Володя, — заметил сидевший в первом ряду щуплый моторист Паркаев из ведышевской команды, — не старайся. Озаряй нас — светлее будет.

Боцман с размаху положил ладони на самодельную трибуну, потом, словно смутившись их величины, неуклюже спрятал за спину.

— Вот тут комдив говорил, что от нас, комсомольцев, будет зависеть успех в предстоящих стрельбах. То так. Вот только не все серьезно к этому относятся. Взять хотя бы Яшу Клюгмана. Все ему шутки да прибаутки. За техникой не следит. Вахту несет неисправно. А недавно стоял дневальным в казарме, так что учудил? Под утро скуки ради достал из стола дежурного резиновый почтовый штамп «матросское бесплатно» и начал ставить печати на лбы спящим морякам. Утром все вскочили на физзарядку и вместо построения тычут друг в друга пальцами и рыгочут. А то вот еще на камбузе как-то…

— Товарищ Рогов, вы кончайте байки рассказывать, ближе к сути дела, — сурово прервал его Белоглазов.

— А я по сути, товарищ лейтенант. Раз мы готовимся к такому серьезному делу, как призовые стрельбы, серьезность должна быть во всем. То так! — неожиданно закончил он свое выступление любимым присловьем и сел.

Багелев выступал вторым.

— Товарищи катерники, боевые друзья! — начал он с пафосом. — С высоты своего семилетнего срока службы…

— И полутораметрового роста, — съязвил радист Соловьев.

В кубрике засмеялись. Рост Багелева действительно был ровно полтора метра. Белоглазов нахмурился, строго постучал ладонью по столу:

— Шуточки ваши неуместны, Соловьев. Вы не в балагане, а на комсомольском собрании.

Воодушевленного поддержкой Багелева понесло, как молодого коня:

— Так вот, с высоты семи лет службы я могу сказать, что наш экипаж, в особенности команда мотористов, к стрельбам подошла с высокими показателями. Вот, например, старший матрос Леонов, посмотрите на него, — и Багелев театрально вскинул руку и указал в сторону Леонова. Все обернулись к нему. — Что я могу о нем сказать? Орел! Специалист высокого класса. Вы что думаете? Если так будет шагать вперед, то того и гляди меня заменит.

— Скорей бы, — опять не удержался Соловьев.

— А ты, Соловьев, белая кость, голубая кровь, флотская интеллигенция. Чем ты там у себя в классе радистов занимаешься, мы не знаем. А что ростом вымахал, толку в этом мало. Бывает так — мал золотник, да дорог…

Багелев самодовольно улыбнулся, мол, понимайте, как знаете, о ком речь идет.

— А Калинин? — продолжал Багелев. — Слов нет, чтобы показать все его достижения и достоинства. И другие мотористы не хуже. Мы очень рассчитываем, что верхняя команда тоже будет на высоте. А задачи катер выполнит отлично. Командир может рассчитывать на наш опыт.

Стрелков посмотрел в сторону Литовцева. Боцман явно не одобрял громкие слова Багелева. «Ну что ж, корабли сожжены, — вздохнул Сергей. — Держись, Багелев!»

Последующие ораторы прошли как-то мимо внимания Сергея. Он было попытался набросать план своего выступления. Но из этого ничего не получилось.

— Слово имеет комсомолец Стрелков, — объявил председатель.

Стрелков встал и сразу почувствовал, как отяжелели ноги и пересохло во рту. Стараясь не показать волнения, он с ходу бросился в атаку.

— Я продолжу выступление Багелева. Он очень горячо говорил о малых золотниках. Конечно, дело не в росте. Как сказал поэт Ковынев:

Можно быть длиннее Гулливера,

Оставаясь низким истуканом.

Человек же малого размера

Иногда бывает великаном.

Вот Багелев, к примеру. Мал? Мал. Удал? Удал.

Краем глаза он заметил, как довольно ухмыляется Багелев и недоумевает боцман Литовцев.

— Не буду голословным, — продолжал Сергей. — Я на катере недавно, всего несколько дней. И очень рассчитываю на помощь своего экипажа, который пришелся мне по душе. Это опытные катерники. Но вернемся к Багелеву. Два дня тому назад, выполняя мое приказание, он подал мне план ввода катера в строй. Вы все тут опытные катерники и, надеюсь, по достоинству оцените этот любопытный документ, с которым я решил вас ознакомить. Не буду ничего выдумывать, а просто зачитаю его вам.

Стрелков взглянул в упор на Багелева, и тот не выдержал:

— Не надо, товарищ командир. Я его еще не выправил.

— Не надо, говорите, товарищ комсомолец Багелев? Сырой, значит, план? А на подпись-то вы его все-таки принесли? Нет уж, пусть послушают все, что вы сочинили, — Стрелков сделал паузу и закончил, — от имени экипажа.

И Сергей развернул план. Он видел, как оживились лица моряков, как они внимательно слушали его.

Всеобщий хохот потряс кубрик, когда был зачитан пункт о расконсервации мегафона. На лице Быкова заиграли желваки. Комдив нахмурился. Андреевский поглядел на него иронически. Лицо боцмана пылало возмущением. Багелев же готов был сквозь землю провалиться.

Сергей понял, что попал в точку, и намеренно буднично закончил:

— Вот такая петрушка вышла. А жаль, ведь Багелев мой первый помощник и опытный специалист.

…Утром в кают-компании многие с любопытством посматривали на Стрелкова. Андреевский, тот за завтраком, даже не поздоровавшись, с ходу, что называется, начал проработку:

— Думаю, дорогой Сергей Иванович, что вы вчера были неправы. Это не красит вас. Нельзя было так позорить своего старшину. Вы офицер, и могли бы решить этот вопрос у себя на катере.

— А я думаю, — вмешался Борис, — что Сергей прав. Он отстаивал не только свою командирскую честь, но и нашу, в том числе и вашу, товарищ Андреевский.

— Не мою, — возразил тот, — только не мою. Я нашел бы иные средства поставить на место зарвавшегося старшину.

— Какие, к примеру? — не без иронии спросил Борис.

— Какие? Да уж наверняка более действенные. А впрочем, у меня такое было бы просто невозможно, — проронил он, аккуратно набрав ложечкой кашу и отправляя ее в рот.

Сергей сдержанно молчал, зато Борис кипятился:

— Это почему же?

— Да по-то-му, — отодвигая тарелку, раздельно и четко произнес Андреевский, — что вы слишком примитивны со своим понятием о командирской чести. И вы еще убедитесь в этом неоднократно.

Поднявшись, он манерно откланялся и, не торопясь, двинулся к выходу.

Борис возмущенно фыркнул:

— Не обращай на него внимания, Сережа.

— А что, Боря, если он в чем-то прав? Наверное, я не очень солидно выглядел. Но, честно говоря, в тот момент не видел иного выхода, и мне показалось, что все было правильно.

— Да в чем ты себя обвиняешь, не понимаю? — даже рассердился Борис.

— Не все я продумал, как следует. Поддался порыву, стихи зачем-то читать начал, — он вздохнул. — Ты, конечно, прав, что не только себя я защищал. Но вот именно поэтому и должен был быть убедительнее и сдержаннее. Как теперь сложатся у меня отношения с Багелевым и с экипажем в целом — не знаю.

— Не волнуйся, Серега, — Борис похлопал его по руке. — Я видел реакцию зала. Она была в твою пользу. А что Багелев? Куда ему деваться? Ты — командир. Пусть он и думает, как ему с тобой отношения налаживать.

…Боцман встретил Стрелкова, как обычно, вроде и не было вчерашнего собрания. От его деловитости и спокойствия на душе у Сергея посветлело.

Багелев старался изо всех сил.

— Товарищ командир, мы тут прикинули с боцманом наши возможности. Думаю, что через три дня катер будет готов к спуску на воду. Хочется в море на своем сходить, хватит нам по чужим болтаться.

— Это верно, Багелев, чужие нам ни к чему.

Суетливость старшины, его притворно доверительный тон и желание во что бы то ни стало убедить командира в его, Багелева, положительности были неприятны Сергею и, чтобы сразу поставить все на места, он поглядел в упор на старшину и подвел черту под разговором:

— А насчет вчерашнего можно и забыть, если, конечно, вы все поняли.

Багелев вздрогнул и потупился, но тут же, оправившись от смущения, облегченно вздохнул:

— Конечно, товарищ командир, вы очень правильно сказали, можно и забыть. Я все для этого сделаю.