51. Победы весны 1942-го

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

51. Победы весны 1942-го

Говорить-то приходится о победах германского оружия…

К маю тысяча девятьсот сорок второго года на советско-германском фронте установилось равновесие сил. Это было лишь численное равновесие.

После бесплодных усилий Красной Армии прорвать фронт вермахта инициатива снова перешла в его руки. Умение советских бойцов уже сровнялось с умением немцев. Но полководцы так не растут. Солдат, если повезло ему пережить первый бой, да среди обстрелянных "стариков", куда менее делается уязвим. И лейтенант после первого боя делается солдатом.

Для солдата бой всегда бой.

Для генерала он - шахматная партия. Все разные. Сколько их сыграть надо, дебютов и эндшпилей, чтобы опыта набраться? И все на крови. Вот когда отчетливо, не в панике 41-го, а в буднях войны, выявилась разница уровня между военными операторами - уничтоженным или чудом уцелевшим цветом РККА и сталинскими выдвиженцами. Жукову следовало бы помянуть о репрессиях в связи с ходом событий на фронтах 42-го. Это могло звучать так:

"Поскольку весной 1942 года я оставался единственным полководцем в высшем эшелоне Красной Армии, да и то сидел под Москвой ввиду боязни Сталина оставить без должного внимания это направление и прозевать на нем приготовления вермахта, остальные фронты доверены были туповатым маршалам, вследствие чего Красная Армия не могла успешно проводить крупномасштабные операции… "

Конечно, Жуков такого написать не мог. Наверно, и думать не мог. Не смел. Хоть и билось в подсознании, ибо - правда. За то и Василевского ценил: не полководец еще, штабной стратег, для оператора нет ни боевого опыта, ни жесткости - но хоть замысел понимает с полуслова! обстановку чует! самому Жукову цену знает! хоть один единомышленник да есть!

Не исключаю, что Сталин умышленно держал Жукова на Московском направлении - дабы отвратить Гитлера даже от планирования нового похода на столицу. Не зря в дни октября 1941 года "Красная звезда" опубликовала большой портрет Жукова на первой полосе. Не только ради того, чтобы в случае поражения не долго искать виновника, но и для того, чтобы дать знать немцам: герой Халхин-Гола - здесь. Немцы жуковскую хватку на себе уже ощутили. А Сталин для этого случая отказался от своего принципа "незаменимых нет".

Вместо удаленного Жукова в Генштабе остались Шапошников и Василевский.

Они понимали обстановку. Но одно дело - понимать, другое - отстоять понимание. (Жуков готов был отстаивать и отстаивал, хотя, конечно, уже не так запальчиво, как 29 июля 1941 года. Да ведь и Сталин себе ничего такого с Жуковым не позволял до финального надругательства над маршалом после победы.) И в итоге вместо активной обороны Сталин велел готовить наступления и в Крыму, и в районе Харькова, и на льговско-курском и смоленском направлениях, да еще в районах Ленинграда и Демьянска.

Это было в Ставке на совещании 5 января 1942 года. Лишь один Жуков возражал и просил дать войска ему - для перелома на центральном участке фронта. Шапошников после совещания сказал:

– Вы зря спорили. Этот вопрос был заранее решен Верховным.

– Тогда зачем же спрашивали наше мнение? - резко спросил Жуков.

– Не знаю, не знаю, голубчик! - ответил Шапошников и тяжело вздохнул.

Нелегко далось Шапошникову это совещание. Еще тяжелее далось оно стране и народу.

Не имея жуковых во всех развертываемых операциях, Красная Армия не обладала умением использовать войска и удерживать инициативу. И вот Ленинград - крепость, Москва тоже, а Жуков как бы комендант осажденных крепостей - обеих. О южном направлении его не спрашивали. Да и Генштаб тоже. А больной Шапошников и робкий Василевский не навязывались.

Немцы между тем выжидали. Целью летней кампании уже не была Москва. Теперь, когда шла глубокая война (выражение Е.Евтушенко), поход на Москву несомненно означал прогрызание подготовленной обороны и осаду с неизвестными шансами. Да и падение Москвы, гибельное для строя осенью 1941 года, теперь, в 1942-м, стало бы еще одним поражением русских в долгой войне. Нефть оставалась заветной целью Гитлера, и направление было выбрано соответственно - Юг. Операция с целью пресечения водной артерии Волги и захвата Кавказа назвала была "Блау".

Хотя план был разработан, немцы не спешили. Как и в минувшем году, внезапность поставлена была во главу угла. Вермахту, в сущности, безразлично было, где нанести удар. Любое направление подходило для прорыва с последующим поворотом в нужном направлении. И заготовки имелись на все случаи, лишь бы убедиться, что движение Красной Армии не демонстрация. Немцам для решения нужна была окончательная дислокация советских войск. В том числе, московской группировки.

А пока они обеспечивали фланги, особенно черноморский, в соседстве с которым пролегала стрела запланированного наступления. Фюрера беспокоил Крым, непотопляемый авианосец…

***

Крым и стал прологом кампании 1942 года. Командование Крымского фронта проявило некомпетентность, беспрецедентную даже для сталинской школы. Имея значительное численное превосходство, Керченская группировка пыталась деблокировать Севастополь. Атаковали и - не сумели ничего.

Это и был момент, когда застыл весь советский фронт.

Тогда и двинулся вермахт - ликвидировать Керченскую группировку, очистить Крым, обезвредить Черноморский флот. Естественно, этого следовало ожидать. Но кто посмел бы преподнести вождю такое предупреждение?

8 мая 1942 года вермахт нанес удар на Керченском полуострове вдоль черноморского побережья, прорвал фронт и вклинился на 8 км в глубину советской обороны. Это не было катастрофой, если сразу принять надлежащие меры. Но вот в каком виде они последовали:

"К вечеру… Верховный Главнокомандующий получил от Л.З.Мехлиса (А-а, старый знакомец! Помните, читатель? Опричник, свидетель звездного часа, он же пока что начальник Главного Политического управления Красной Армии, а в прошлом непременный член троек!), являвшегося тогда представителем Ставки Верховного Главнокомандования при руководстве и в войсках Крымского фронта, телеграмму следующего содержания:

"Теперь не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала командующего фронтом (выделено несомненно мной. - П.М.) 7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов (генерал-лейтенант Д.Т.Козлов был командующим Крымским фронтом) созвал военный совет для обсуждения проекта будущей операции по овладению Кой-Асаном. Я порекомендовал отложить этот проект и немедленно дать указание армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10-15 мая…По моему настоянию ошибочная в сроках ориентировка была исправлена. Сопротивлялся также Козлов выдвижению сил на участок 44-й армии."

Господь всемогущий, как же низко надо пасть, чтобы этот Мехлис стал полномочным представителем Ставки… Мехлис, неуч и каратель. И развертывается сюжет - комичный с точки зрения отдаленного историка, но жуткий для тысяч солдат Красной Армии.

А то Ставка не знает, что Д.Т.Козлов не Якир и не Уборевич. Да где ж их теперь сыщешь… На то и ты там, Мехлис, так твою и разэтак, чтобы из этой субстанции конфетку сделать. Ан ты, оказывается, и сам из той же субстанции!

И Верховный так Мехлису и отвечает - в приличной форме, поскольку телеграфом же…

"Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобная, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы - не сторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки… Вы вместе с командованием отвечаете… Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов."

Выделено мной. Но вопль - чей? А, может, и намек на усердие в ликвидации командармов? Сталин все помнил…

Пока идет эта перебранка, люфтваффе прицельно разбивает штабы, режет связь, а танковые клинья, словно в 41-м, расчленяют массу войск - и танков! двадцать одну стрелковую дивизию - двадцать одну, читатель! И делает это десятью с половиной дивизиями, презрев каноны, требующие при наступлении трехкратного превосходства. Немецкая дивизия по численности вдвое больше советской, но преимущества все равно нет. Ни в танках нет здесь у вермахта преимущества, ни в артиллерии. Даже во внезапности нет, наступления ждали. Лишь в одном у него преимущество, притом, подавляющее, - в качестве командования.

Немцы в тылу, Керчь взята. Войска - каша. Разгром страшен. Пленных стараются не брать. Немцы на своих и трофейных танках расстреливают бегущих. Люди кидаются в Керченский пролив на бочках, обломках, вплавь, а самолеты люфтваффе пикируют не только на лодки, но даже на одиночных пловцов. Крымчане, свидетели разгрома, рассказывая подробности моему другу, археологу Михаилу Кубланову, проводившему раскопки античных поселений у Керчи, плакали тридцать лет спустя.

В Аджимушкайских каменоломнях укрылись те, кто обрек себя на агонию. Они выходили за пищей, а их узнавали по воспаленным губам. Воды не было, и они сосали камень, водоносные слои известняка.

Керчь, город-герой…

"Причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта - Козлов, Шаманин, Вечный, представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, и особенно 44-й армии - генерал-лейтенант Черняк и 47-й армии - генерал-майор Колганов, обнаружили полное непонимание природы современной войны.." (Директива Ставки от 4 июня 1942 г.).

Беспрецедентное признание.

Кто же виноват, что во главе армий генералы, не понимающие природы современной войны?

Риторический вопрос…

***

Казалось, теперь, после кровавой бани в Крыму, надо бы призадуматься о том, куда двинет вермахт. Обстановка с падением Крыма изменилась насколько, что при взгляде на карту сам собой напрашивался вопрос: этапом какого плана была эта стремительная и безжалостная операция, в которой вермахт снова блеснул мощью сорок первого года?

Невероятно, но факт: такой вопрос задан не был. Велено было думать, что следующим шагом вермахта будет шаг к Москве.

Зачем отвлекаться на Крым, если затем бить по Москве? Нелепо. Ведь это потеря времени, она уже проучила русской зимой. Это и далеко, для возвращения к Москве потребуется дальняя переброска войск. Так, быть может, все же не Москва? Узкий Керченский пролив так и манит к высадке на Таманском полуострове, а это же Кавказ! Или совсем уж нет опасения за бакинскую нефть, столь нужную немцам?

Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве!

Ну, пусть. Но не воздержаться ли пока от наступательных операций? Ведь ясно уже, что операторы неумелы и растреплют свои армии зря…

Следующим шагом вермахта будет шаг к Москве! Упредить!

12 мая, в разгар событий в Крыму и без малейшей связи с ними, без всякой надежды облегчить там положение, войска Юго-Западного фронта, зная о концентрации вермахта перед своим фронтом, но, по указанию вождя, считая ее демонстративной, отвлекающей внимание от Московского направления, несмотря на робкие протесты Генштаба упредили противника и перешли в наступление в общем направлении на Харьков. Операция была выведена из подчинения Генштаба, ее велено было считать делом фронта.

Такова была личная попытка Сталина избежать повторения сорок первого года. Полагаю, что, кроме оперативно-тактических, вождь преследовал и дипломатические цели. Ему в тот момент позарез нужна была крупная победа…

Операция началась бойко, и Красная Армия, превосходившая вермахт, особенно в танках, изрядно продвинулись в направлении Харькова. Но темп продвижения зловеще слабел. В пятидневной обороне вермахт растрепали наступавших, а 17 мая одиннадцать дивизий фон Клейста перешли в контрнаступление из района Славянск, Краматорск. Прорвав оборону 9-й армии, они двинулись под основание советского клина.

В Генштабе случившегося не пропустили, и Василевский, хоть и не допущенный к операции, но пристально за нею наблюдавший, немедленно рекомендовал перейти к жесткой обороне. (Конечно, за его спиной стоял Шапошников, умолкший к тому времени уже насовсем и высказывавшийся с благолепной осторожностью лишь тогда, когда его лично призывал Сталин.) В книгах об этой операции говорится, что штаб фронта с Тимошенко во главе придерживался иного мнения и был согласен со Ставкой (Сталиным!):

" Обстановка под контролем, но нужны подкрепления." Не думаю. Представляется более вероятным, что это было не мнение штаба фронта, а боязливое чтение им вождевых желаний, как и год назад в Киеве. Сталин дать резервы согласился и велел продолжать движение в тыл немцам. А подкрепления, сказал он, прибудут через три дня.

Подумаешь, что при наступлении три дня… Вермахт обождет.

Не ждал вермахт. С утра 18 мая обстановка у Барвенковского выступа стала катастрофической. Клейст расширил стокилометровый прорыв и формировал оборону против возможной деблокады окружаемых советских войск изнутри и извне. Ход событий командованием фронта уже не управлялся. Василевский молил Сталина прекратить движение на Харьков. Вождь ответил грубым отказом. Армии продолжали смертельный свинг в тыл вермахта.

Вечером штаб фронта уже не мог подыгрывать вождю в его желаниях. Перепуганный Хрущев, член военного совета, звонил Василевскому, и тот еще раз пытался поколебать непреклонность вождя. Сталин снова ответил отказом, и Генштаб снова не настоял на своем.

Как тут еще и еще не пожалеть о строптивых командармах?

Страшно возражать Сталину? А терять сотни тысяч солдат в котлах уже в самом сердце страны - это что, не страшно?

Что крылось под нахальным отказом вождя прислушаться к мнению своих генералов? Уже не дружки просили, к ним он давно утратил доверие, а им же выдвинутые военные таланты школы Уборевича (помянутого здесь, ибо всердцах его как-то помянул и вождь: "… учить войска, как при Уборевиче"). Знал он и о совпадении мнений Василевского и Шапошникова, умолкшего, но пока еще остававшегося для него высшим военным авторитетом (исключая себя, разумеется). Причина, на мой взгляд, прозрачна: после свежего конфуза в Крыму и в видах поездки Молотова в Лондон для заключения договора между СССР и Великобританией вождю срочно требовался военный успех. Предстояло обсуждать границы, отстаивать приобретения за счет разодранной Польши, что проще, имея за спиной наступление и тем давая союзнику понять, что судьбы войны - и его, союзника, судьба - решаются на Восточном фронте, и с жертвами там не считаются.

Швырялись в пасть смерти сотни тысяч жизней, чтобы, имея врага в сердце страны, успешнее торговаться о будущих границах.

Молотов улетал 19-го вечером. Лишь тогда, спустя сутки после мольбы Генштаба, вождь согласился на отвод войск. Увы, поздно. Паулюс, перейдя от обороны к наступлению, ударил на Балаклею, замыкая кольцо. Резкий поворот советских армий и неистовые атаки на неумолимые немецкие стрелы не изменили положения. При поддержке танков пехота сомкнутыми рядами шла в смертельный огонь, стремясь удержать дорогу на Изюм. Но 22-23 мая клещи закрылись, а танки уже были без горючего. В кольце осталась масса войск, разгромленных "с невероятной быстротой".

Почему же - с невероятной? И с вероятной, и с неотвратимой. Армия шла в наступлении и не готова была к обороне!

38-я армия пыталась прорвать кольцо снаружи. 28 мая с невероятным трудом ей удалось образовать в обороне вермахта прокол шириной в несколько сот метров, через который выскочила группа в 22 тыс. человек.

В течении недели шла резня окруженных. Высший комсостав погиб. Генералы Бобкин (с 14-летним сыном), Костенко, Подлас с тысячами пехотинцев полегли в безнадежных боях. Ярчайшая фигура Смоленской битвы, генерал Городнянский, о ком солдаты говорили, что его никакая пуля не возьмет, застрелился, чтобы не попасть в руки эйнзатцгрупперов. Три армии перестали существовать. По немецким данным, в плен попала 241 тысяча человек. Число погибших оценивается в 150-200 тысяч.

В книге Воениздата "Гриф секретности снят", на которую приходится ссылаться, поскольку это единственный в своем роде и, в общем, солидный источник, богатый диаграммами и использовавший наличные документы, называет цифру безвозвратных потерь в этой операции (названной, естественно, Харьковское сражение, а не Харьковская бойня), 170958 человек. Но пленные?!

За Харьковской катастрофой последовала агония Севастополя. Это было неизбежно после падения Керчи. Освободившиеся силы вермахта группировались на юг. Харьков создал прекрасную ситуацию для летней кампании. Фюрер уверился, что план "Блау" - хороший план, а южный фланг фронта -ахиллесова пята советской обороны.

***

Первыми начали генералы-демонстраторы. Мастера военной игры перемещениями войск внушили впечатление, что ударят на Москову. Напуганный Сталин уже без напоминаний Жукова укреплял московскую зону в ущерб другим направлениям. Об этом сказано у Василевского. Но как прозевали "Блау", не рассказывает и он…

… В середине июня воздушная разведка Брянского фронта донесла о значительной концентрации германских войск в районе Щигры-Курск, на что управление разведки Генштаба отреагировало примерно так: "Вы смотрите не в ту сторону, немецкое наступление готовится не на южном, а на северном фланге вашего фронта, где сконцентрировано не менее четырех танковых и десяти пехотных дивизий в районе Юхнова, чтобы ударить ими в стык Брянского и Западного фронтов."

Реакция Генштаба[72] была результатом стараний генералов-демонстраторов вермахта. Они обманули и желавшего обманываться Сталина, и понукаемого им Василевского, и даже Жукова, в какой-то мере оправдываемого тем, что с общей ситуацией он был знаком лишь постольку, поскольку его посвящали, а в качестве командующего фронтом больше всего опасался за свое хозяйство.

Впрочем, так же не поверили и немцы своей воздушной разведке в канун контрнаступления под Москвой.

Но несколькими днями позже и Брянский фронт, и Генштаб были грубо разбужены крушением в расположении войск фронта связного самолета вермахта с офицером штаба 23-й танковой дивизии майором Райхелем на борту. Пилот погиб, Райхель с портфелем в руках пытался бежать и был застрелен, а в портфеле оказалась инструкция командиру 40-го танкового корпуса Штумме о проведении первой фазы операции "Блау". Содержание документов в тот же день передано было штабу Юго-Западного фронта и Генштабу в Москву. Обозначилась цель удара от Волчанска на Новый Оскол: захват Воронежа с последующим поворотом на Острогожск. Наступление нацелено было не на стык Западного и Брянского, а южнее, на стык Брянского и Юго-Западного фронтов. Сталин, как и прежде, отказывался верить фактам и, как и прежде, считал это провокацией и обманом. Он, словно по договоренности с самим фюрером, ждал прямого удара на Москву.

Снова и снова Голиков докладывал о концентрации вермахта в районе Курска, о нарастающем оживлении в районе сосредоточения, о несомненной переброске немцев из Орла. Вотще. 20 июня комфронта вызван был в Ставку. Здесь, на его глазах, разъяренный Сталин смел со стола бумаги злосчастного Райхеля и сказал, что не верит ни слову о "Блау". Он разносил разведку за доверчивость и малокомпетентность, забыв - или, быть может, стараясь взять реванш в глазах Голикова, руководителя ГРУ в канун войны, - что все же получал из ее рук сведения о вероятных сроках начала вторжения.

С ворохом ругани и приказом совместно с Западным фронтом готовить взятие Орла не позднее 5 июля Голиков вернулся в Воронеж.

К трем часам утра 28 июня набросок плана наступления на Орел был готов.

Тремя часами позже летнее немецкое генеральное наступление на юге (операция "Блау") началось.

Мудрый вождь товарищ Сталин, тот, кто прав во всем…

***

Укрепление Московской зоны не значит, что на юге превосходство было за вермахтом. Напротив, численностью живой силы и танков вермахт вдвое уступал Брянскому фронту. Но превосходил его качеством оперативно-тактического мышления. Оборона фронта - подготовленная оборона! - была прорвана, и за два дня вермахт продвинулся в глубину на 40 км. Масштабы бедствия станут понятны, если вспомнить, что 19 ноября, в день начала Сталинградской контрнаступательной операции, советские войска продвинулись на 30 км. Это значит, что войска вышли на оперативный простор: оборона глубиной даже в 10 км на фронте советско-германской протяженности непосильна была бы и для Китая с его людскими ресурсами.

"К середине июля, отбросив наши войска за Дон от Воронежа до Клетской и от Суровикина до Ростова, войска противника завязали бой в большой излучине Дона, стремясь прорваться к Сталинграду. В результате вынужденного отхода наших войск в руки врага попали богатейшие области Дона и Кавказа. Создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и на Северный Кавказ… "

***

Кто знает, о чем он думал в короткие ночи, ложась с рассветом спать… Пробегал список жертв? Он помнил всех. И где. И когда. Не прощал. И не раскаивался. Просто думал: того, наверно, можно было не трогать… и этого… и того… Ну, не Гамарника, конечно, не Якира с Уборевичем, не Примакова с Путной и Эйдеманом, не Тухачевского с Фельдманом. А с Блюхером погорячились, погорячились… На допросе, понимаешь… Ай-я-яй, это ж надо… Глаз, понимаешь, себе выколол, чтоб в новом процессе показаний не давать. Ну, куда ж его, изуродованного, на процесс… (Фыркнул.) Ежов, болван, поспешил. Надо было помягче, больше времени дать, подумал бы, остыл. С летчиками тоже… Тут уж сам… А что с ними, понимаешь, было делать, когда этот мальчишка Рычагов, сопляк, при всех вождю такое говорит? "На гробах летаем!" За всех сказал - всех и убрать пришлось. А выдвиженцы, блин, даже самолеты в укрытия не спрятали, указаний, понимаешь, ждали… Догадываться надо, без указаний все делать! Чтоб вождь и знать не знал ни о чем! Чтоб перед врагом, если вдруг какие вопросы, искреннее удивление разыграть: "Да вы что, господа хорошие, да мы ни о чем таком не знаем, ничего такого и в уме не держим, чтоб от вас прятать!" М-да… Ну, ничего, смену растить будем. Вот Василевский, Антонов… Проверить, кстати, не родственник ли тому Антонову, что на Тамбовщине сумбур устроил… И другие себя покажут. А потери - на то и война, понимаешь…

Верховный не только думал так, он так действовал. Неудача с выбором командующего 2-й Ударной армии Власова ("Не застрелился в окружении, проститутка!") не остановит выдвижения новых командиров.

Главная забота - Генштаб. Шапошников не работник, а Жуков на фронте нужен. В Москву - только на совещания.

Сталин тренирует в качестве представителя Ставки Василевского, уговаривает его принять Генштаб вместо больного Шапошникова. И, пока Василевский стажируется на Северо-Западном фронте, не очень еще умело "решая задачу ликвидации окруженной демьянской группировки", а единственный Гинденбург Красной Армии руководит обороной Москвы, немцы почти шутя разваливают весь южный участок советского фронта.

Нет Гинденбургов…

А - были.

***

Вероятно, после нового перепуга деспот ободрился: не на Москву!

Принимались меры.

Прежде всего, очередная чехарда с назначениями. Тасовали командующих и заместителей командующих фронтами. Меняли командующих армиями. Вместо Юго-Западного создан был Сталинградский. Ликвидирован был Южный фронт, войска его переданы Северо-Кавказскому. Командующим фронтом стал славный рубака Буденный.

(Комментарии? Ну, какие тут комментарии… За исключением, пожалуй, одного: умел Жуков держать язык за зубами. Крепкий был мужик. Этот, не приведи Бог, мог повторить номер с глазом. Очевидно, о малоярославских подвигах своего рубаки конармейского вождь так и не проведал. Что повышает цену жуковского благодеяния: оно было длительно.) Усилили идеологию. Убрали Мехлиса, а во главе Главпура поставили более гибкого Щербакова.

Но главное не это, а главное было вот что: непринужденно изобразив сдачу Ростова, как самовольный акт, Сталин лично (?) написал приказ номер 002, датированный 28 июля[73] и ставший зловеще известным как Приказ Двести Двадцать Семь: Ни шагу назад!

Некоторыми современными писателями приказ признан величайшим продуктом мысли. И даже образцом стиля.