ЧАСТЬ ВТОРАЯ 32. План "Барбаросса"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

32. План "Барбаросса"

Нападение на СССР сравнимо с попыткой убить спящего. Обсуждение моральности опустим, времена " Иду на вы " миновали.

Но государство - не человек. Спящий проснулся. Гитлер полагал, что СССР не успеет развернуться для эффективного сопротивления. Он худо рассчитал не свои силы, а природные условия. И противника. Не вождя -народ. Кроме того, в ходе военных действий он и сам поспособствовал тому, что противник пришел в себя.

Однако начало было ослепительно.

" В результате неожиданно быстрого захвата мостов создалась совершенно новая обстановка." - Таков первый день войны в оценке танкового генерала Германна Гота.

Перефразируется это легко: благодаря Сталину, переправа танковых колонн через приграничные водные преграды прошла так гладко, что возникли нежданные и многообещающие перспективы.

Новые историки в рвении любой ценой обелить вождя не гнушаются преданием памяти павших. Немцы считали даже убитых врагов, но особенно пленных: их надо было конвоировать и хоть как-то кормить. Три миллиона пленных к марту 1942 года новые истолковали как отказ армии защищать свою страну. Ни шок внезапного нападения, ни отсутствие радиосвязи между армиями и фронтами, ни отсутствие директив о действиях в случае нападения врага, ни беспомощность командования во всех звеньях, ни слабая выучка войск и дефицит стрелкового оружия и патронов - ни один из этих факторов у них не поминается.

Возможно, такое толкование начала войны кому-то кажется заманчиво.

Новые обладают чутьем и опрометчиво не поступают. Может статься, они думают, что излагают историю в духе, угодном современным правителям России. Если так, они переусердствовали. До смешного. Буквально носом в лужу. Нет ничего важнее для любого правителя, как верность его граждан военной присяге и готовность защищать Родину от посягательств ценой собственной жизни, не взирая на отношения с властью. На том стояла и стоять будет всякая страна, пока не отказалась от своей истории или не стала относиться к ней цинично.

Даже иные писатели из тех, кто цену стратегическим талантам Сталина знает и, подобно мне, описывая вождя, в выражениях всего лишь не выходит за рамки нормативной лексики, даже они в повестях (романах) изображают дело так, словно Генштаб (конкретно - Жуков) готовился к обороне и отражению нападения в том именно виде, в каком оно произошло, по главным направлениям - север, восток, юг. Но этого предположения ничто не подтверждает. У Жукова ни намека нет на то, чем именно столь напряженно занимался Генштаб и Наркомат обороны в канун войны. Можно предположить, что, после окрика Сталина по поводу контрнаступательного документа, написанного рукой Василевского, Генштаб никакой инициативы проявлять более не смел и занимался тем, чем велел вождь. Чем - вот вопрос! Не похоже, чтобы подготовкой к отражению агрессии, иначе разработчики плана поделились бы ну хоть ошибками своими, лишь бы не подвергнуться обвинению в бездеятельности - тягчяйшем для военного. Оборонческая деятельность вождем была запрещена, вот единственное объяснение. Приказано было думать, что пакт ограждает страну. Ну, а коли так, то и впрямь - к чему вторые эшелоны для перехвата несуществующего противника на стратегических направлениях, которые никогда не станут фронтовыми… Сталин велел готовить наступательные варианты в уверенности, что Гитлера опередит. В результате Красная Армия к обороне подготовлена не была по всему спектру - ни тактически, ни психологически, ни материально.

Тем не менее, все немецкие авторы отмечают упорное сопротивление уже на пограничном рубеже. В большинстве случаев оно было легко подавлено, да и бегство[49] имело место, неизбежное при наказуемости даже мысли о возможном нападении и - ах! - полной внезапности разверзшихся вдруг земли и неба. Там, где войскам, в обход вождя, дали приказ о повышенной готовности, вермахту пришлось туго. На крайнем юге и крайнем севере успехи измерялись десятками метров. Зато в створе наступления группы армий "Центр" в течение 22 июня сопротивление было сломлено, и вермахт вышел на оперативный простор.

Но план "Барбаросса" составлен был по часовому графику. Ошибка или замешательство войск, вызывавшие задержку в два-три часа, уже выводили из себя начальника штаба сухопутных войск. Между тем, второй день войны северный танковый клин группы "Центр" провел не в борьбе с резервами или вторыми эшелонами Красной Армии. Он воевал с дорогами. Генерал Гот сокрушается: дороги, помеченные на картах, все оказались грунтовыми. Дороги в заросших соснами дюнах Литвы. Танки размололи песок, а объезжать в лесу забуксовавшие машины было не простой задачей. День был потерян, а на следующий уже пришлось одолевать брошенные наспех советские заслоны. Да, их сметали. Но, чтобы смести, их приходилось атаковать. Спешиться, определиться в обстановке, уничтожить противника, собраться, погрузиться на транспортеры - все это была потеря времени, не предусмотренная планом, и это затрудняло захват европейской территории СССР до зимы.

Что и было содержанием плана "Барбаросса".

Любое содержание неотрывно от способа выполнения, а в выполнение плана фюрер внес изменение.

Единственное, но фатальное.

***

Не имеющий в военной истории соперников в известности план войны под звучным названием "Барбаросса" у уроженцев СССР, знающих страну, ее прошлое и уклад жизни не по учебникам, вызывает при знакомстве с ним двойственной чувство. В первом издании этой книги я о плане "Барбаросса" выразился так:

"Наблюдается некоторое ослепление этим планом многих писателей и исследователей войны. Ему посвящены книги на всех языках. А ведь план был скорее желанием, чем реалией."

Оно, в общем, так. Но, чем дольше живешь, тем яснее понимаешь, что об одном и том же можно высказаться противоположно - и оба утверждения покажутся верны, вроде: "Все мы похожи, как две капли воды" или "Все мы различны и движимы разными мотивами". Жена дяди, некогда суфражистка и оригиналка, любила цитировать этакого квази-интеллигента, не имеющего мыслей, но желающего выразиться, и звучало это так: "С одной стороны то оно конешно. Но ежели взять в рассуждение со стороны ентаких вещев, то оно вообче. По крайней мере - во!" Когда речь заходит о плане "Барбаросса", так и тянет повторять это бессмысленное глубокоумие. Потому что и впрямь, с одной стороны, план - типичное "гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить". А с другой - он поражает комбинацией сковывающего нападения на всем протяжении госграницы (советские военачальники не позабудут об уроке!) с этим стремительным, буквально шпажным выпадом и точным уколом в сердце - в Москву. Да, русские овраги, да, русские дороги, и, конечно же, чернозем, даже летним хорошим ливнем превращаемый в липучий наворот на колесах, А все же нам, свидетелям, трудно отделаться от впечатления - особенно теперь, после шока развала державы в одну ночь, после Беловежской пьянки, - что, быть может, один дождь или одно роковое решение отделяли дерзкий план от воплощения в победу. В победу над нами. Такой план мог задумать лишь эрудит, понимавший, как централизована в России власть и как решающ захват властного центра страны. Тянет думать, что план и задуман был не немцем, а русским.

Это не был русский. План по поручению начальника штаба сухопутных войск генерал-полковника Франца Гальдера набросал начальник штаба 18-й армии генерал-майор Эрих Маркс (Marcks). (Отсутствие приставки "фон" заставит много сердец сжаться от этой фамилии.)

В 1940-1941 годах вермахт был великолепен. Выучка и опыт личного состава в сочетании с механизацией, инженерными войсками, надежной связью и четкой организацией тыла подкреплялись мощью офицерского корпуса. Богатство игрового мышления генералитета дополнялось коварной политической игрой Гитлера, обеспечивавшей вермахту условия внезапности и, следовательно, безраздельное владение инициативой. Ошибка не учитывать и фанатическую любовь солдат к великому фюреру, положившему курицу в каждую кастрюлю и превратившему побежденных в победителей. Поскольку в сочетании с люфтваффе вермахт был военной машиной, способной перемалывать численно превосходящие силы любой армии мира, генерал Маркс предложил напасть по всей границе СССР и тем лишить Красную Армию свободы маневра, но на всякие возможности, возникающие при внезапном нападении, не отвлекаться, а создавать обстановку активно и целенаправленно. Основной удар планировалось нанести двойным танковым кулаком из Пруссии и Галиции на узком фронте с высокой концентрацией сил севернее и южнее Припятских болот, соединяя обе стрелы на плоскогорье восточнее болот в направлении Москвы. Цель - окружение советских армий на пути к столице. А механизированный клин, фланги которого обеспечивались группами "Север" и "Юг", не вовлекаясь в ликвидацию окруженных, справиться с которыми поручалось пехоте, должен в обход их не теряя времени резать наспех брошенные на перехват советские дивизии и продолжать движение с целью окружения[50] Москвы и оккупации индустриального района Горького. Такой бросок при внезапном нападении не оставлял времени на развернутую мобилизацию и устройство обороны на пути к столице. Взятие (или изоляция) Москвы и захват индустриального района планировались до наступления холодов, к концу августа (в худшем варианте - к середине сентября). Затем, если бы государственная система еще не рухнула, удар наносился в направлении бакинских нефтяных полей.

Европейская территория СССР выполнением такого плана рассекалась на части, которые, в свою очередь, тоже подвергались иссечению мобильными клиньями. (Эффект внезапного появления нескольких мотоциклистов на скрещении путей в тылу обороняющихся войск теперь вряд ли может быть представлен…) Московский узел коммуникаций в руках вермахта делался средством переброски войск в любом направлении. Ленинградский район отдавался финнам, а украинский, если не капитулировал с оставшимися на нем войсками, принужден был бы обороняться перевернутым фронтом, обращенным на восток. Оборона перевернутым фронтом малоперспективна и сама по себе, а когда отражать натиск приходится со двух сторон, то и вовсе безнадежна.

Такое выполнение замысла влекло за собой распад державы ввиду ее многонациональности, а дальше следовал раздел ее территорий - совсем как в случае с Польшей, - но не двумя хищниками, а мелкими и крупными мародерами типа Турции, Финляндии, Японии, Румынии, Венгрии…

Эрих фон Манштейн пишет в мемуарах, что, не допущенный в то время ввиду незначительности своей должности (корпусного командира) к обсуждению плана "Барбаросса", он хочет все же отметить недооценку Гитлером Красной армии и мощи СССР, уничтожение государственности которого на протяжении одной летней кампании осуществимо было лишь при помощи изнутри. Это, в общем, повторение мысли фельдмаршала фон Рунштедта, противившегося войне и сказавшего в мае 1941, что "Война с Россией - бессмысленная затея, которая, на мой взгляд, не может иметь счастливого конца. Но если, по политическим причинам, война неизбежна, мы должны согласиться, что ее нельзя выиграть в течение одной лишь летней кампании."

Фон Рунштедт принципиально был против войны[51]. Фон Манштейн принципиально не возражал, он просто желал еще и помощи изнутри. Блестящий тактик, но не стратег, Манштейн упустил то же, что и Гитлер: по замыслу Маркса, взятие Москвы вскоре после начала кампании и было тем деструктивным фактором, который равнялся помощи изнутри и становился решающим для развала режима.

Свой набросок генерал Маркс подготовил уже 5 авгуска 1940 года. Набросок лег в основу плана, представленного Гитлеру 5 декабря.

Здесь не место анализу тонкостей. Это задача даже и не историков, а военных аналитиков, и они, если цивилизация устоит и выживет, еще долго станут спорить, моделируя ситуации при помощи компьютеров и, возможно, контраргументируя тем, что генерал Маркс исходил из данных немецкой разведки, занизившей численность противостоящих советских армий.

Да, трем с половиной тысячам немецких танков противостояли (по советской статистике!) десять тысяч советских. Да, такого превосходства немцы не ожидали. И что же? Не расколотили они и это? Даже если признать, что качество[52] советских танков в среднем - в среднем! - и было ниже качества немецких, вряд ли советское командование согласилось бы на обмен. Обмену подлежало умение использовать танки. Но об этом мы уже погоревали в первой части книги, а теперь - что ж, теперь оставалось лишь воевать с тем, с чем вступили в войну.

Серьезнее другое: при разработке своего стратегического наброска генерал Маркс оказался скован в главном его пункте - в концепции двойной стрелы, которой предстояло в кратчайший срок согласованно обойти Пинские болота и встретиться на днепровском Левобережье для удара на Москву, оставив позади массу окруженных войск и - взятый Киев. Гальдер ограничил размах генерала. Распыление на две цели - на Киев и Москву - он посчитал нереальным. Он решил, что и одной Москвы будет довольно и тем самым даже увеличил авантюрный наклон плана.

Или - смелость его. Смотря как смотреть.

Да, план был авантюрой. Но разве не авантюра любой поход? А уж на Россию!.. Не зря начальник оперативного отдела OKW (Генерального штаба вермахта) генерал Вальтер Варлимонт писал: "Не было тщательно продуманного плана, как базы действий против России, подобно тому, как это было бы сделано в старые времена Прусско-Германским Генеральным штабом."

Авантюра, да. И все же…

У многих, едва ли не у всех, с кем говоришь на эту тему, возникает вопрос: "Как Гитлер вообще решился? Как его генералы не ополчились и не отвратили его от этой мысли? Пусть это называется СССР, пусть уничтожен комсостав, а вооружение устарело. Но все равно это - Россия!"

Справедливо заметил в своей книге "Гитлеровские танки на Востоке" американский военный аналитик Рассел Столфи: и почему это считается, что Гитлер обречен был с самого начала, с момента, когда принял решение о вторжении? Замечание несомненно относится к тому забываемому факту, что британские военные перед вторжением Гитлера в Россию мрачно оценивали длительность кампании между четырьмя и восемью неделями…

Да, фюреру было страшно. Но разгромом Польши и выходом лицом к лицу со Сталиным он не оставил себе выбора. Он знал, что Сталин готовит удар и нанесет его в спину, едва вермахт ввяжется в серьезные действия с Англией. Ему казалось - не без основания, - что из двух зол он выбирает меньшее. А те, кто, подобно Бломбергу, Фритчу, Беку предвидели катастрофу при любом нарушении стабильности в Европе, а поход на Восток и вовсе считали безумием, удалены были или ушли из армии еще до похода. Иные сопротивлялись, но не до отставки. Фон Рунштедт прямо заявил свое мнение. Фон Бок, напротив, считал, что, если и можно победить Россию, то лишь молниеносным ударом. Он, конечно, знал работы комдива Свечина, генерала царской армии, теоретика, стратега, еще в двадцатые, в пору сотрудничества РККА и рейхсвера, писавшего о молниеносной войне, как о самоубийстве. Но в противоположных утверждениях нет авторитетов. Или, если угодно, Федор фон Бок не меньший авторитет, чем Александр Андреевич Свечин. В таких делах успешен тот, кто не придерживается правил, и победителя не судят.

А молодые генералы, те просто поверили в фюрера. Поверили в удачу смешного, напыщенного человечка. Некоторые его даже полюбили. Да и как быть с фактами? Фюрер пренебрегал логикой - и оказывался прав, один против всех.

Все опасались вступления в Рейнскую область, предрекая интервенцию союзников, - он ввел туда войска, и ничего не случилось.

Все предупреждали его против аншлюса Австрии, - он сделал это, и ничего не случилось.

Призывали проявить сдержанность с Чехословакией, - он слопал ее, и ничего не случилось.

Предсказывали страшную конфронтацию с англо-французским блоком при нападении на Польшу, - но объявленная союзниками война оказалась блефом и не помогла Польше, разодранной в считаные дни.

А блеф союзников окончился падением Франции, притом в сроки, каких в мире никто не смел предвидеть. Молниеносно!

Под его знаменами они совершили такие подвиги! Он выпустил их на простор, он давал им шансы, один за другим. Конечно, об этом не говорят вслух, - но у какого профессионала не забьется сердце от таких возможностей? Молниеносная кампания в Польше. Молниеносная кампания в Европе. Почему не быть молниеносной кампании в России? Франция разве не казалась непобедимой?

Один из компонентов успеха - уверенность лидера. Гитлер накачал их уверенностью, что Россия - колосс на глиняных ногах.

Был ли он убежден в этом? Не вполне. Против Сталина у Гитлера не было выхода. Нападение СССР на Германию в любой удобный для Сталина момент -секрет для предубежденных историков, но для фюрера это секретом не было. Опережения было не миновать.

Да, захват европейской территории СССР на протяжении одной летней кампании был авантюрой. Но и авантюры завершаются триумфами. Безумные предприятия. В сущности, дело нередко сводится к одному: достаточно ли предприятие безумно, чтобы стать успешным?

План, предложенный Гитлеру на утверждение 5 декабря 1940 года, был именно таков. Безумие его было гениально.

Но гений не любит правок, а Гитлер утвердил план с поправкой.

С единственной. И - фатальной.

***

Западные районы СССР расстилались перед вермахтом, как сцена грандиознейшего в истории военного спектакля. Погода сияла. И тот, кто задумал и осуществлял все это, трепетал, но предвкушал зрелище. Он был обречен опытом Наполеона.

Парадокс? Отнюдь. От уроков великих людей отрешиться не просто, и участь Наполеона, сломившего свое могущество в Москве, пугала. Гитлер решил сделать свою кампанию отличной от наполеоновской. Чем, бысторотой? Наполеон проделал путь от Березины до Москвы за три месяца. Новые средства ведения войны позволяли сделать это быстрее. Но главное отличие своей кампании от наполеоновской фюрер полагал не в быстроте - в глобальности. Выход до зимы на линию Астрахань-Архангельск. Завершение кампании до холодов захватом не Москвы, а всей европейской территории СССР. Лишить страну армии, промышленного потенциала, людских резервов, нефтяных ресурсов, и притом отсечь ее от внешнего мира.

Жуков еще в 1942 году со свойственным ему военным лаконизмом сказал Илье Эренбургу: "Немецкую армию развратила легкость успехов." Этот скупой анализ требует внимания не только потому, что сделан Жуковым, но и по сумме обстоятельств. Победы начала войны следовали за кампаниями в Польше, Франции, Норвегии, Греции, Югославии. Они вскружили много голов. И Гитлер, завороженный губительным захватом Москвы Наполеоном, отодвигал Москву в пользу фланговых операций. Пожалуй, все же не учитывал того, на что делал ставку генерал-майор Маркс, - что в наполеоновские времена Москва не была столицей, а теперь стала. Фюрера и многих из его окружения восхитила резвость вермахта и отрешиться от геополитического взгляда на кампанию они не сумели.

Великая Армия Наполеона погибла потому, что война в России ее не питала, как кампании в Европе. В Европе армия жирела, а в России фуражиры не справлялись с трудностями, обусловленными узким фронтом вторжения и единственной коммуникацией, терроризированной к тому же партизанами.

Война должна кормить себя! Захватывать территории! Уничтожать население! Лишать врага людских резервов, промышленности, сырья, дорог!

Как-то все показалось возможно. Бравурный марш вермахта в июне причинил роковое решение, принятое Гитлером и приведшее его к быстрому поражению в войне, которая могла быть выиграна или, что вероятнее, тянулась бы очень долго.

Объяснение этому последует. Пока отметим, что фюрер отчетливо - быть может, даже слишком - понимал вовлеченность в войну с Британской империей, поддерживаемой Америкой. Уж там-то дело годичной кампанией не обойдется. Ресурсы нужны, много ресурсов. А они в России.

А в схватке с Россией - с Россией! - фюрер ввел в игру все козыри сразу. Более того, с успехами на Восточном фронте он велел снизить уровень военного производства, а плоды его (например, танковые моторы, они годились и для моделей, находившихся в разработке) в распоряжение действующей армии по ее запросам не передавал и складывал про запас, на будущее. Он, кажется, последним из всех понял, что, не выложись с Россией тотально с начала, никакого будущего не видать.

Имелись и тонкости.

Наполеон полагал, что единственный генерал у русских - Багратион. Вторгшись, обнаружил недюжинного Барклая, Раевского, Дохтурова, стойких Тучковых, Коновницына… Оказалось, что имен у русских не было, а генералы были. Но цари не чистили армию, а фюрер не поверил в капитальность сталинской чистки: ведь Халхин-Гол состоялся уже после чистки. И, хотя затем последовала жалкая финская кампания, фюрер при осуществлении "Барбароссы" требовал равномерного наступления, без выступов, которые вызвали бы у русских соблазн отсечь их. Он панически боялся клещей.

На деле летом 41-го вермахт мог воевать смелее.

В книге воспоминаний маршал В.И.Чуйков утверждает, что взять Берлин и окончить войну в феврале 45-го года помешала боязнь флангового удара со стороны северной группировки вермахта. Со временем, вероятно, и этот вариант будет обкатан историками-компьютерщиками, но несомненно, что в 45-м советские армии воевали куда академичнее и с меньшим риском, чем в 41-м или 42-м. Если даже рассуждения Чуйкова о возможных сроках взятия Берлина и были верны, то на результате войны эта академичность советского командования не сказалась.

Академичность фюрера стоила нацистам победы.

***

Беглого взгляда на карту СССР достаточно, чтобы вызвать сомнения в реальности захвата территории, намеченной к захвату на протяжении летней кампании 1941 года по линии Волга - Кама - Северная Двина. Разве думать, что, дескать, до сих пор мы будем наступать, перемалывая советские армии, а дальше армий уже не будет, настанет коллапс власти, и мы уже не наступать будем, а, так сказать, распространяться. Насаждать комендатуры и ликвидировать партийных функционеров. И все.

Потом генералы станут печаловаться, что пошли на поводу у Гитлера. Скажут, что предвидели: "… предстоит кампания на обширной территории с суровыми климатическими условиями, со слаборазвитой сетью дорог, с многочисленным и любящим свою родину населением…"

Вот уж это и впрямь такое размахивание кулаками после драки!

Откуда сетования по поводу дорог, если подготовка настолько была небрежна, что разведка не удосужилась пройтись по этим дорогам? (А возможности были!) Откуда это любящее свою родину население там, где речь шла о конгломерате? Так, в конечном итоге, можно назвать любую империю, но конечный итог редко наступает вследствие войны, напротив, война, как правило, сплачивает конгломераты. Рим - яркий тому пример. Кстати, этот парадокс был предусмотрен? Как? Уничтожением евреев? Приказом о комиссарах? Провозглашением славян недочеловеками?

А погодные условия? Первый же легний ливень помешал вовремя закупорить котел у Минска, чем вызвал расстройство Гальдера и истерику фюрера. К чему же упоминание о климате в мемуарах генералов, которые уразумели смысл русского слова распутица лишь вытаскивая ноги из собственных сапог, а солдаты оказались раздеты перед лицом зимы, а основной тягловой силой вермахта стал в конце концов миллион лошадей, гибель которых, кстати, еще одна трагедия войны, просто она тонет в гибели десятков миллионов людей? А как учитывалось то, что победы даются, но лишь ценой обучения битых? что бьющие и проморгаться не успевают, как получают ответный удар? Это принималось во внимание? А расход горючего на русских дорогах? А расход горючего на перевозку того же горючего на плече, постоянно возраставшем по мере продвижения?

Молниеносность. Один ответ. На молниеносности построен был план, представленный Гитлеру.

Военным не пристало ссылаться на дороги, погоду, климат: на войне как на войне. Но, похоже, на одно они ссылаются не зря: на изменение Гитлером первоначального плана.

Но и здесь они пошли на поводу у фюрера: позволили ему изменить план!

Очень раздражала советский официоз следующая фраза английского военного аналитика Лиддела Харта из книги "Говорят немецкие генералы": "Россию спас не прогресс, а, напротив, отсталость. Если бы советский режим дал ей дорожную систему, хоть сколько-нибудь сравнимую с той, что существует в западных странах, Россия была бы раздавлена в короткое время. Немецкие механизированные силы были задержаны состоянием ее дорог." Даже теперь не без робости цитирую я эту фразу. Она сказана уже не Германном Готом и не другими генералами, с коими беседовал Харт. Она сказана самим Лидделом Хартом, нашим союзником в минувшей войне.

И это не преувеличение. Если бы не бездорожье, то жертвы, понесенные Россией в той страшной войне, были бы еще страшнее. А так - сама родная земля, размолотая гусеницами немецких танков и колесами машин, обороняла своих защитников. Ну, а дальше уж, конечно, кровь и кровь. И благоприятные пируэты вражеского главнокомандущего.

Конечно, план всей войны не может быть разработан детально, эта утопия никакому военному и в голову не придет. Война - это выбор между возникающими оперативными возможностями. Сметывается общий план. А дальше -по обстоятельствам. Не зря блестящий тактик Манштейн признает, что для него самым сложным в начальный период войны был выбор направления движения: все направления были равно доступны.

И, кстати, не всегда выбирались безошибочно. Но решающим просчетом стали не тактические ошибки генералов, а стратегическое решение Гитлера. Решение не спонтанное, а загодя предусмотренное при утверждении плана. Вписанное в качестве поправки. Вполне вероятно, что поправка решила исход кампании 1941 года, а в конечном итоге и исход войны.

Но пока все шло дивно. Потрясающий успех обнаружился именно на Московском направлении. Уже тогда наметился отрыв фон Бока от группы армий "Юг". Захват переправ праздновался вовсю, а вестям о подлинном состоянии того, что на картах было помечено дорогами, особого значения не придавалось. Пленение масс войск толковалось, как отказ армии сражаться за Сталина, а ожесточенное сопротивление - как случайные очаги, где засели фанатики-комиссары. Даже упорство зашитников Брестской крепости объяснили и успокоились: комиссар ведь еврей, вот он и держал оборону! Фюреру, а вместе с ним и командованию вермахта сразу стало легко и просто.

По мере ожесточения сопротивления фюрер все больше увлекался задачей уничтожения или пленения всей Красной Армии.

Эта цель числилась первой в списке приоритетов.

Второй - захват территории.