42. Оборона Москвы
42. Оборона Москвы
При первом издании книги мне казалось, что фатальный для Гитлера поворот на Киевское направление не оценен исторической наукой, хотя уже тогда у Курта фон Типпельскирха я нашел такую фразу: "В сражении за Киев, длившемся до 26 сентября, было уничтожено несколько русских армий, взято 665 тысяч пленных, захвачено 3718 орудий и 884 танка. Но какой ценой!" Восклицание расшифровать просто: ценой блицкрига. Гитлер ввязался в Смоленское сражение, уверенный, что перемелет русские войска на пути к столице, и третий партнер Оси, Япония, поняв, что кампания в России затягивается, принял решение идти на юг. На сей раз информацией Зорге не пренебрегли, и на полях Подмосковья появились танковые дивизии с Дальнего Востока. Недостаточно обученные и плохо ведомые, они пока что делили судьбу других поскребышей, бросаемых для торможения неумолимого вермахта под его колеса. Но время шло, оно клонилось к зиме, а победам все не видно было конца…
Успех Московской обороны готовился разбросом усилий вермахта в комбинации с концентрацией услий советской стороны при ухудшающейся погоде и беззаветной отваге обороняющихся, а при любой возможности атакующих солдат Красной Армии и ополченцев с заводов, фабрик, учреждений, институтов и школ. Поворот сложился из неготовности встретить такую оборону с одной стороны и готовностью стоять насмерть с другой. Это - психологический фон события.
Деловой фон - усталость вермахта и его неготовность к зиме по всей шкале материально-технического обеспечения. Еще на совещании в Борисове Гудериан просил у Гитлера моторы для танков (помните, ссылался на невиданную запыленность русских дорог?), но получил всего триста штук, над чем лишь горестно посмеялся. А танкам ведь пришлось совершить марш на Киев и затем возвращаться к Москве. То же с автотранспортом. Дефицит горючего стал уже не проблемой, а фактором. Транспортировка из рейха и Румынии по железным дорогам и доставка на возрастающем плече к фронту по дорогам Украины и России превратилась в горючую драму. Синтетическое топливо при морозах разлагалось на негорючие компоненты. При низкой температуре плохо заводились моторы, ненадежно работали гидросистемы. Армия была раздета.
Погодный фон - это осенняя распутица и зима. Если погода и не может быть поставлена в заслугу ждавшему зимы советскому командованию, то обязана быть вменена в вину не ожидавшему ее германскому. Не надо быть провидцем, чтобы предсказать смену времен года. И состояние дорог вам, господа, уже ведомо, готовьтесь же. Привлеките авиацию или как угодно еще создайте запас топлива и снарядов. Но не плачьтесь, что тонули лошади, что вязли танки, что самолеты остались без горючего, а наступление тащилось за счет одной лишь измотанной долгим дранг нах Остен пехоты. Не жалуйтесь на невиданные, каких никто измыслить не мог, дорожные хляби и сразу после них внезапный, жесточайший мороз.
Сравнение сводок погоды за десятилетия показывает, что распутица не была жестокой. Осень была суше обычной [63]. А рано наступившие морозы еще и сократили время распутицы.
Вот уж морозы были что надо.
Ну и что? Если летом воевать Украину и юг, а Москву лишь потом, так ли неожиданно, что армии предстоят холода? Или фюрер полагал, что захват Украины утеплит зиму? повлечет развал СССР? Глупо, глупо…
***
В обороне столицы заслуги вождя несомненны. Тут способность давить и выдавливать он проявил вполне. Войска спешили и с Дальнего Востока и со смежных фронтов. Уже в ближайшие две недели после разгрома Западного и Резервного фронтов к месту прорыва стянуто было 17 дивизий и вся наличная артиллерия, включая зенитную (разве что не от Кремля). Войска двигались со скоростью, доступной пропускной способности железных дорог и выносливости солдатских ног. Город к уличным боям ощетинился рвами, противотанковыми ежами, эскарпами и контрэскарпами, дотами и дзотами.
Насколько четко изложение событий Жуковым во всех самостоятельно проведенных операциях, настолько туманно то, что пишет он о московской обороне. Наверное, потому что при обороне столицы он не обладал всеми полномочиями. Всюду совался вождь и всюду давал свои ЦэУ, имевшие не так уж мало смысла в наиболее беспокоившем его аспекте - в личной безопасности: в его ли руках контроль и есть ли постоянная гарантия того, что немецкие войска не войдут в Кремль, как вошли в Орел, а в дверях вместе с учтивым секретарем не появится безучастный конвой. В том, что такие мысли тревожили вождя, сомнений быть не должно. Наверное, в архивах НКВД можно найти перечень мероприятий. Косвенно это подтверждается тем, что в жуковском описании Московской обороны нет ничего более яркого, чем следующий эпизод:
"К Верховному Главнокомандующему каким-то образом поступили сведения, что наши войска северо-западнее Нахабина оставили город Дедовск. Это было уж совсем близко от Москвы. И.В.Сталин, естественно, был сильно обеспокоен таким сообщением: ведь еще 28 и 29 ноября 9-я гвардейская стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор А.П.Белобородов, не без успеха отражала неоднократные яростные атаки противника в районе Истры. Но прошли какие-то сутки, и, оказывается, Дедовск в руках у гитлеровцев…
Верховный вызвал меня к телефону:
– Вам известно, что занят Дедовск?
– Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
И.В.Сталин не замедлил раздраженно высказаться по этому поводу:
– Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Я попытался возразить:
– Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли осмотрительно.
– Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время Соколовского."
И дальше интересно, но уж так боюсь смазать эффект от этого МЫ, что остальное перескажу своими словами.
Итак, после сеанса связи с Рокоссовским выяснилось, что речь идет не о Дедовске, а о небольшой, в несколько изб, деревеньке Дедово. Но когда Жуков позвонил Сталину и объяснил ошибку, никогда не ошибавшийся генштабовский отличник рассвирепел и потребовал, чтобы злополучный населенный пункт был у противника отбит немедленно. Только отправиться теперь к Рокоссовскому имел уже не один Жуков, но и командующий 5-й армией Л.А.Говоров - в качестве артиллериста, хотя у Рокоссовского был свой артиллерист, и неплохой был, поскольку стал впоследствии главным маршалом артиллерии - В.И.Казаков. Дело кончилось тем, что Жуков "…приказал А.П.Белобородову послать стрелковую роту с двумя танками и выбить взвод засевших в домах немцев, что и было сделано".
Нет основания не верить маршалу. Но одновременно будем держать в памяти жуткий эпизод очевидца и участника боев под Москвой писателя Григория Свирского, описавшего подобный заскок Верховного - а они ведь и не раз в день бывали, - но без танков и с более стойким взводом немцев:
"Зеленый "дуглас" из армейского резерва генерала Власова загрузил под Волоколамском и вышвырнул на березовую опушку воздушных стрелков, мотористов и вообще весь мелкий люд нашего авиаполка, оставленный там до времени. Инженер Конягин, обожженный, рука на перевязи, и какой-то необычный, с истеринкой, в чужой шапке, оттопыривающей уши, выдергивал что-то из-под снега и - матерился люто, чего с ним не бывало никогда. Оказалось, что вся лесная опушка, отведенная нам под "аэродром подскока", была завалена трупами солдат. Солдаты были наши, стриженые, в новеньких зеленых ватниках и в серых армейских ушанках… Одних мы волокли за ноги, прочь от посадочной полосы, других оттаскивали на хрустевших от замерзшей крови плащ-палатках…
Пехотный майор, давший нам в землянке для утешения по кружке спирта с куском сала, объяснил инженер-капитану, что две недели назад они взяли деревню, возле которой теперь наш аэродром, сходу. На рассвете. Доложили в дивизию. Те - командующему 20-й армией генералу Власову. Генерал Власов командующему фронтом Жукову. Тот - Сталину. Сталин флажок на карте передвинул. Московское направление… Каждый шаг в Ставке отмечают… А тут немцы подвели танки, да как наших с холма шуганут. Покатились вниз, по наледи. Кто без валенок примчал, кто шапку потерял. Снег весь в крови…
Пошли в атаку заново. Какое!.. Из роты вернулись трое. Один с ума сошел.
Закрутилось колесо в обратную сторону. Власов докладывает Жукову - не удержали высоту… Командующий фронтом и слышать не хочет.
– Высота номер… наша. Доложено товарищу Сталину… А вы пятиться, как раки??
Сообщил Жуков, что передаст 20-й армии еще две пехотные дивизии, которые сейчас разгружаются в Волоколамске. Посадить солдат на грузовики и с колес - в бой. "В семнадцать ноль-ноль доложить: высота наша! Выполняйте!" Так и пошли, - завершил пехотный майор свой рассказ. - Без артиллерии, без танков…" (Г.Свирский, "ПРОЩАНИЕ С РОССИЕЙ", Эрмитаж, 1986).
В результате поляна будущего аэродрома была завалена мерзлыми трупами молоденьких стриженых солдат в новеньких зеленых ватниках и в серых солдатских ушанках. Немногое меняется от того, что описан наступательный период Московской битвы.
А эпизод, приведенный Жуковым, свидетельствует, что Сталин Жукова давил, хотя командир 2-го кавкорпуса Белов, преемник Доватора, не без изумления отмечает в мемуарах независимый тон Жукова в общении со Сталиным. Нет сомнений, что любого другого командующего из выдвиженцев Сталин при подобных обстоятельствах смял бы.
Но в критический момент, после нанесения немцами удара, вождь не вмешивался. И те экстренные меры, которые следовало принять, были приняты. Лишь штабными спорами - где ждать нового немецкого нажима - можно объяснить, что нужные силы не были своевременно брошены на Можайский рубеж и немцы вклинились и взяли Можайск без особых потерь.
В общем, в Московской оборонительной операции голос Жукова был решающим лишь на октябрьском этапе.
16 октября Московское радио передало: "В ночь с 14 на 15 октября обстановка на Западном фронте ухудшилась… Несмотря на героическое сопротивление, наши войска были вынуждены отступить."
Вот вам и неуверенность немцев в ночных боях…
Последующих эпизодов в "Воспоминаниях" нет.
"Когда перед Можайской линией обороны появились передовые отряды немецких танковых соединений и русские не имели равноценных сил против них, Жуков рекомендовал Сталину эвакуировать Москву. Уже 13 октября секретарь ЦК и МК партии А.С.Щербаков официально заявил, что Москва в опасности… Наряду с продолжающимся лихорадочным строительством оборонительных сооружений вокруг и внутри города был проведен призыв еще 12 тысяч человек, которые должны были занять эти позиции. Они входили в истребительные батальоны, которые 17 октября были использованы для прикрытия дорог, ведущих в Москву. Так как Сталин не был окончательно убежден в эффективности этих мер, 16 октября началась эвакуация большинства правительственных, военных и партийных учреждений, а также дипломатического корпуса из Москвы в Куйбышев. Эти мероприятия оказали деморализующее влияние на население города, возникла паника." (К.Рейнгардт).
Да нет, не просто паника - мародерство, бандитизм. Все дно, вся грязь московская вылезла, дабы в бросаемой столице поживиться. Правительство бежит! Обстановочка! Учреждения жгут бумаги. Погода как на грех стоит сухая, и пепел носит над городом. Спешно грузятся машины. Служащие, в основном женщины, тащат в кузова грузовиков свертки, ящики, сейфы, пишущие машинки, канцелярские столы. И тут же какие-то личности бьют витрины, волокут мешки с сахаром и мукой, консервы, мануфактуру, ценности, мебель и водку, водку! В воздухе пепел, а на земле расколотые банки с вареньем, рассыпана мука и сахар, где-то дерутся, где-то кричат пьяными голосами, где-то уже и стреляют.
У Москвы и тогда не было шансов стать Сталинградом. А если бы такое в августе?
19-го октября по рекомендации Жукова вводится осадное положение, и порядок восстановливается круто. Продолжается мобилизация населения. 4 июля, когда ГКО принял постановление "О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения" (такие постановления с опозданием всего на день приняты были в больших городах прифронтовой зоны, и "добровольность" никого не должна вводить в заблуждение), то даже в те, безопасные для Москвы, дни "…из поступивших в течение четырех дней 168430 заявлений с просьбой о зачислении в ополчение после тщательного рассмотрения было отобрано 160000 человек".
95 процентов - после тщательного рассмотрения?
95 процентов - это набор под гребенку! Это значит, что отсевали лишь колчеруких и колченогих. Брали ученых, уникальных специалистов в своей области. Брали техноруков заводов и фабрик - единственных специалистов, не сообразуясь даже с нуждами производства военной продукции. Так забрали, а, опомнясь, вернули с передовой моего начальника и коллегу С.А.Косоногова. Психологическая обстановка была такова, что родственники репрессированных (Сергей Афанасьевич в чистках потерял отца) шли первыми, дабы не быть заподозренными, что радуются приходу врага. Конечно, они были патриотами, но и акцентировали патриотизм. Вынуждены были. Так пошла и девочка-комсомолка Космодемьянская Зоя, уж по фамилии ясно, что из духовных лиц, у нее репрессированы были дед и отец. Брали всех, не глядя.
Затем последовало еще несколько волн - добирали, когда немцы подошли к стенам Москвы. В первой половине октября мобилизовали еще 50 тысяч человек. Сотен тысяч, как в июле, уже не было. Полмиллиона женщин и подростков работали на оборонительных сооружениях.
(Вспомним 140 тысяч, занятых на сооружении оборонительных рубежей на всей границе в канун войны… Какая же это была ничтожная цифра…)
Ну, а в октябре мобилизация стала тотальной.
С Дальнего Востока и Сибири спешили войска, о которых германская разведка и не подозревала. В окружении Гитлера считали, что русские бросили в бой последние силы. Что германский солдат, даже раздетый, одолеет русскую орду. Лишь генерал-фельдмаршал Э.Мильх (тот, о котором Геринг на запрос гестапо ответил, что в своем ведомстве сам решает, кто у него еврей, а кто нет) еще в марте под свою личную ответственность велел заготовить зимнее обмундирование для 1 млн. военнослужащих люфтваффе. Ввиду этого личный состав германских ВВС к началу зимы был хорошо одет.
А солдаты встречали зиму в рваном летнем обмундировании. В ноябре 30 процентов обуви было непригодно для носки, 50 процентов требовало ремонта. У солдат почти не было носков. Не хватало белья, его не меняли неделями. Отсутствие одежды скрывалось пропагандой от германского населения.
Несмотря на это, солдаты полны были энтузиазма. Ночами они видели вспышки зенитных орудий над небом Москвы. Русская столица - рядом, рукой подать, и они предвкушали отдых под крышами теплых московских квартир. А длинный фон Клюге, человек с характером, умница, ссутулясь, тащился по грязи из избы, в которой жил, в штабную избу[64], не выпуская из рук томика мемуаров графа Коленкура, с которыми не расставался в эти дни и которые в угрюмых полях Подмосковья сделались настольной книгой германских генералов. Они не разделяли ликования фюрера и не считали, что оставшиеся километры будут легки. Они уже оценили ситуацию и поняли, что, утратив с репрессированными командармами мастерство войны, русские готовы воевать и без мастерства, любой ценой.
Мрачная тень Наполеона нависла над ними.