36. Звездный час
36. Звездный час
Смоленское сражение вкупе с твердой поддержкой Великобритании и США вернуло вождю надежду на благополучный исход его кровавой игры с Гитлером. Но степень его страха чудно описывается теми предложениями, которые он делал иностранным партнерам: открыть сразу два вторых фронта - один силами Англии в северной Франции (это летом 1941 года…), другой, как совместное с Красной Армией и Королевским военно-морским флотом предприятие, в Заполярье. Оба предложения вождя были отклонены, как мало реалистические ("Вам, Семен Михайлович, не все ведь и объяснить можно…") Тогда он затребовал в СССР 30 английских дивизий, заверяя, что согласен на их подчиненность исключительно английскому командованию. Можно представить себе реакцию Военного Кабинета, оперировавшего в то время батальонами и даже ротами. Конечно, выдержанные бритты не смеялись. Не вслух.
Тем не менее, развала не произошло. Страна сражалась, швыряя в огонь не роты и не батальоны, а именно дивизии и обливаясь кровью. А отец трудящихся земного шара после Смоленского сражения так уверовал в благополучный исход, что 29 июля, беседуя с посланником президента Рузвельта Гарри Гопкинсом, бодро заметил, что занимаемая линия Одесса-Киев-Ленинград имеет устойчивую конфигурацию, а в октябре плохая погода парализует немецкие танки и авиацию, и тогда, опираясь на Киев, Москву, Ленинград, города, где расположено три четверти военного производства… (-? Не знаю, так в беседе с Г.Гопкинсом заявлено самим вождем. - П.М.)… Красная Армия как пойдет!..
Интересно, с чего он взял, что линия Одесса-Киев-Ленинград имеет устойчивую конфигурацию…
В тот именно день и настал звездный час Г.К.Жукова.
Жизнь маршала Жукова богата событиями.
Он являлся в самый критический момент на любом участке фронта и нередко переламывал ход событий, казавшихся безнадежными.
Он планировал и доводил до завершения гигантские операции.
Он подписывал акт о капитуляции Германии.
На белом коне вместо вождя принимал парад Победы (и, может, вспомнил тогда учителей - маршала Егорова и командарма Уборевича).
Он бывал на торжествах, подобных описанному в предисловии к этой книге.
Он встречался с соратниками в застолье, где разговор идет что называется по гамбургскому счету, мог и такое считать звездным часом.
Но подлинным звездным часом Жукова было 29 июля 1941 года. В отличие от рекордов и озарений, час растянулся на много дней - по крайней мере, до 19 августа. Похоже, маршал знал о своем звездном часе, поскольку описал его в деталях, и лучшего описания не сыскать.
"Обсудив сложившуюся на фронтах обстановку с начальником оперативного управления Генштаба генералом В.М.Злобиным, его заместителем А.М.Василевским… (Несомненная описка. Названа предыдущая должность Василевского. В то время он уже был заместителем самого Жукова. - П.М.)… и другими руководящими работниками, мы пришли к единственно правильному выводу. Суть его состояла в том, что гитлеровское командование, видимо, не решится оставить без внимания опасный для группы армий "Центр" участок -правое крыло фронта - и будет стремиться в ближайшее время разгромить наш Центральный фронт. Если это произойдет, немецкие войска получат возможность выйти во фланг и тыл нашему Юго-Западному фронту, разгромят его и, захватив Киев, обретут свободу действий на Левобережной Украине. Поэтому только после того, как будет ликвидирована угроза для них на фланге центральной группировки со стороны юго-западного направления, гитлеровцы смогут начать наступление на Москву".
Лишь при сопоставлении этого коммюнике с планом фон Бока делается ясно, кто, кроме Жукова, претендует на звание величайшего полководца минувшей войны. Жуков 29 июля и на миг не допускал, что немцы двинутся на Москву, не ликвидировав "угрозу для них на фланге центральной группировки", оставив у себя в тылу Киевский укрепрайон. А фон Бок до конца, до самого поворота его танков на Киевское направление, настаивал на броске мимо Киева в направлении Москвы и Горького. А если бы его мнение возобладало? Стойкость вермахта в обороне под Москвой зимой 1941 года (и 42-го!) доказывает, что в 1941-42 г.г. взламывать оборону вермахта даже превосходящим силами Красной Армии было невмочь. Под Сталинградом это удалось сделать на участках, обороняемых румынами. А под Москвой во время Сталинграда румын не было, и сделать этого не удалось. (Загадочная до поры-до времени фраза…) Армии Киевского укрепрайона могли сколько угодно колотиться об оборону вермахта, а механизированный клин тем временем окружил бы Москву и овладел Горьким. По суху, в августе-сентябре, без перерасхода горючего. После чего танки могли быть переброшены на Украину для завершения безумного и блестящего плана генерала Маркса.
При всем громадном уважении к роли, которую сыграл в войне маршал Жуков, лишний раз пожалеешь о погубленных командармах РККА. Их игровая фантазия была под стать фон Боку. Они предвидели бы вариант броска на Москву, оставляющего Киев побоку. Генштабом такая вероятность предусмотрена не была, и, к счастью, не случилось этого лишь потому, что фюрер позарился на Киев.
***
Киев, транспортный узел на крайней западной излучине Днепра. город с большими ресурсами населения и индустрией, представлял естественную крепость на пути немецкого наступления на восток. Этот обширный плацдарм был словно таран, нависший над правым флангом фон Бока. Чем дальше уходили бы его войска на Москву, тем, мысля академически, опаснее делался Киев, глубже вероятный удар с плацдарма и больше объем отсекаемых этим ударом немецких войск.
Не нужно семи пядей во лбу, чтобы понять, что опасность эта была теоретическая. При инициативе в руках вермахта, при господстве в воздухе, изможденные и блокированные армии Киевского укрепрайона оказались бы в положении северной группировки вермахта в феврале 45-го года на Берлинском направлении. Ну, потеснили бы противника на 12 километров… А падение Москвы обрубало надежды на помощь и с ними дальнейшее сопротивление. Как бы пропаганда ни внедряла в сознание, что "падение Москвы не есть падение России". Далеко не все знали кутузовское изречение. Да и Москва 1941-го была не Москва 1812-го. Чтобы это понять, тоже не требовалось семи пядей во лбу. Без коих также можно было обойтись для понимания того, что Киев - не удержать. И что миллионная, закаленная армия Киевского укрепрайона, заблаговременно отведенная на левобережный рубеж, явится заслоном на пути к столице, а то и вовсе остановит победное шествие вермахта. Было, таким образом, два пути потери Киева - с катастрофой и без. Но вождь через месяц после начала войны уже подмял армию под себя и диктовал решения, которым не многие смели перечить.
Жуков смел. Но приходится отметить, что в клире военных, согласных с оценкой обстановки в районе Киева, в его "Воспоминаниях" нет имени авторитетнейшего на то время военного - начальника Генерального Штаба маршала Б.М.Шапошникова[55]…
"Еще раз тщательно взвесив все обстоятельства, проверив расчеты наших сил и средств и утвердившись в правильности прогнозов, я решил немедленно доложить их Верховному Главнокомандующему. Действовать надо было немедленно. Мы все считали, что всякое промедление с подготовкой и проведением контрмер будет использовано противником, в руках которого находилась тогда оперативно-стратегическая инициатива (выделено мной. - П.М.).
29 июля я позвонил И.В.Сталину и просил принять для срочного доклада.
– Приходите, - сказал Верховный.
Захватив карту стратегической обстановки, карту с группировкой немецких войск, справки о состоянии наших войск и материально-технических запасов фронтов и центра, я прошел в приемную Сталина, где находился А.Н.Поскребышев, и попросил его доложить обо мне.
– Садись. Приказано обождать Мехлиса.
Минут через десять меня пригласили к И.В.Сталину. Л.З.Мехлис уже находился там.
Ну, докладывайте, что у вас, - сказал И.В.Сталин".
Мехлис? Одно лишь его явление, да еще с заднего хода, свидетельствовало, что Жуков близок к опале. Это также лишний случай поссорить Жукова с Мехлисом. (Да они и так не переносили друг друга.) Просто так, на всякий случай…
Мы еще не раз отметим умение вождя ссорить своих генералов.
"Разложив на столе свои карты, я подробно доложил обстановку, начиная с северо-западного и кончая юго-западным направлением. Привел цифры основных потерь…"
Какими цифрами оперировал Жуков? Болезненный вопрос. Докладывал ли о своих потерях? Или только о том, что в строю?
"… по нашим фронтам и ход формирования резервов. Подробно показал расположение войск противника, рассказал о группировках немецких войск и изложил предположительный характер их ближайших действий.
И.В.Сталин слушал внимательно. Он перестал шагать вдоль кабинета, подошел к столу и, слегка наклонившись, стал внимательно рассматривать карты, до мельчайших надписей на них".
Хозяин заинтересован. Добрый знак. Но пес настроен - грызть. Следующий эпизод выдуман, но правдоподобен до зрительной иллюзии. Он предшествует появлению Жукова в кабинете хозяина. Хозяин и пес.
Хозяин:
– Слушай, тут Жуков этот… Что с ним делать? Упрямый, понимаешь, как не знаю кто… Все долбит про военную науку, понимаешь, а немцы наступают. Сказать ему, что Политбюро обсудило деятельность Жукова на посту начальника Генштаба и решило освободить от обязанностей? А кого назначить? Сиди, слушай. Гавкнешь, если что.
" - Откуда вам известно, как будут действовать немецкие войска? -резко и неожиданно бросил реплику Л.З.Мехлис.
(Поразительно, дураки задают небессмысленные вопросы. Конечно, не ожидая на них достойного ответа. Ведь у Гитлера и впрямь был выбор. Интересно и то, что Жуков мыслил в одном ключе с фюрером. А фон Бок мыслил иначе. Его война была войной маневра и психологического эффекта. Тактически это и была та война "малой кровью на чужой территории", которую разрабатывали и до руководства которой не дожили командармы РККА. Психологически это была ставка на панику и развал государства - нечто подобное надеждам современных террористов.
Но Мехлис, проживи он еще сто жизней, до подобных категорий не поднялся бы и, задавая свой вопрос, ничего подобного не думал. Он не военный, он каратель, он, вставляя палки в колеса, вероятно, надеялся, что раздраженный Жуков брякнет: "А мне Гитлер сообщает!" Вот тут уж бери его!..)
– Мне неизвестны планы, по которым будут действовать немецкие войска, - ответил я, - но, исходя из анализа обстановки, они могут действовать только так, а не иначе. Наши предположения основаны на анализе состояния и дислокации крупных группировок и прежде всего бронетанковых и моторизованных войск.
– Продолжайте доклад, - сказал И.В.Сталин".
Он слушал. Мехлис и не пытался, материи были вне его понимания. Неважно, что говорит начальник Генштаба… Как говорит с хозяином - вот что важно. И как ему, Мехлису, реагировать. Не может же он быть приглашен в святая святых просто так и не куснуть. Если в суть дела он не врубается, то задаст-ка он перцу этому Жукову по-нашему, по-большевистски…
Но тут хозяин велел ему умолкнуть.
"Продолжайте доклад."
"… - Наиболее слабым и опасным участком обороны наших войск является Центральный фронт…Немцы могут воспользоваться этим слабым местом и ударить во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта, удерживающим район Киева.
– Что вы предлагаете? - насторожился И.В.Сталин.
– Прежде всего укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. Одну армию получить за счет западного направления, другую - за счет Юго-Западного фронта, третью - из резерва Ставки. Поставить во главе фронта опытного и энергичного командующего. Конкретно предлагаю Н.Ф.Ватутина.
– Вы что же, - спросил Сталин, - считаете возможным ослабить направление на Москву?
– Нет, не считаю. Но противник, по нашему мнению, здесь пока вперед не двинется (Да ведь как раз вокруг этого и варилась тогда вся немецкая каша! Это-то движение и дискутировал противник! И еще как собирался двинуться! Фюрер не дал. Он мыслил, как Жуков. Но Жуков-то о Гитлере и его мышлении и понятия в описываемое время не имел. - П.М.), а через 12-15 дней мы можем перебросить с Дальнего Востока не менее восьми боеспособных дивизий, в том числе одну танковую…
– А Дальний Восток отдадим японцам? - съязвил Мехлис.
(Это победителю при Халхин-Голе… Такт! - П.М.)
Я не ответил и продолжал:
– Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. - (Браво, генерал Жуков! Ваше резюме очевидно. Но радикальность Ваших выводов, да еще учитывая личность того, кому Вы это предлагаете, делает Вам высочайшую честь. Если бы в жизни Вам ничего больше не довелось свершить, если бы Вас уничтожили за дерзость, как уничтожили до Вас сотни равных Вам стратегов и тактиков (о чем, кстати, Вы осведомлены были лучше, чем кто-либо иной, что придает Вашему шагу еще больше драматизма), этот поступок уже давал Вам право быть введенным в пантеон героев войны. Браво!) - За стыком Центрального и Юго-Западного фронта сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий. Они будут нашим кулаком и (будут) действовать по обстановке.
– А Киев? - в упор смотря на меня спросил И.В.Сталин.
– Киев придется оставить, - твердо сказал я.
Наступило тяжелое молчание. Я продолжал доклад, стараясь быть спокойнее.
– На западном направлении… организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа фронта противника. Ельнинский плацдарм гитлеровцы могут позднее использовать для наступления на Москву.
– Какие там еще контрудары, что за чепуха? - вспылил И.В.Сталин и вдруг на высоких тонах бросил: - Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?"
Он только что толковал Гопкинсу об устойчивой конфигурации фронта по линии Одесса-Киев-Ленинград, о промышленности, о рубеже наступления… Вряд ли Жуков знал о беседе, представляя вождю свой план. Вряд ли вообще когда-либо сопоставил эти два события - беседу Сталина с Гопкинсом и свое предложение оставить Киев в обмен на устойчивую линию обороны по левому берегу Днепра…
"Я не мог сдержаться и ответил:
– Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине".
В симоновской "Глазами человека моего поколения" Жуков замечает, что на сталинские грубости ему и отвечать случалось грубо, а свой ответ вождю 29 июля передает существенно резче:
"Товарищ Сталин, прошу вас выбирать выражения. Я - начальник Генерального штаба. Если вы как Верховный Главнокомандующий считаете, что ваш начальник Генерального штаба городит чепуху, то его следует отрешить от должности, о чем и прошу".
Вообще, тон высказываний Жукова о вожде в мемуарах разительно отличается от тона высказываний в беседе с Симоновым, на то время уже прозревшим и понявшим, что вождь был не велик и страшен, а просто страшен. Эта двойственность не есть желание подделаться под собеседника. Это двойственность мышления. Не только Жукова - всех нас. С одной стороны, все понимаем. С другой - продолжаем верить во вздор, в который, казалось бы, давно уже не верим. "Все двойственно, даже добродетель." Кто это сказал? Кажется, Флобер. (Если не помню авторства чьего-либо мудрого высказывания, то склонен приписывать его Флоберу…) Жуков до конца дней своих, отзываясь о Сталине то так, то этак, продолжал все же гордиться своей близостью к тирану и, выражаясь примитивно, страдать от неразделенной любви.
Однако, возвратимся к 29 июля. Если он и впрямь так ответил, то не в последнюю очередь потому, что знал: кадровый лес за ним сожжен до тла и вождю не остается иного, как лаяться с ним, выгонять - и звать обратно. Замены нет. Это - частичное объяснение жуковской смелости. Замены не было, но Сталин оставался Сталиным. Зверем страшным. Жуков это знал. Что и имелось в виду, когда в начале книги было сказано, что в первый период войны Жуков проявил мужество, граничившее с безрассудством.
В тяжких трудах по стабилизации фронта и торможению вермахта ценой потерь (а в тех условиях, как уже сказано, не существовало иного решения, как тормозить вермахт, о неготовности которого к зиме было известно) он предложил маневр - территорию в обмен на задержку вермахта хоть здесь, на днепровском рубеже. И доложил это самой неподходящей аудитории, так как считал, что - время назрело! промедление смерти подобно! И не позволил тирану в очередной раз нахамить себе.
Да, он уже знал себе цену. В кровавой военной игре, длившейся более месяца, он сориентировался и понял, что стоит на уровне предстоящих задач. Профессионал взыграл в нем и не позволил смолчать перед вождем, хоть он и понимал, чем это чревато.
"Опять наступила тягостная пауза.
– Вы не горячитесь, - заметил И.В.Сталин. - А впрочем… Если вы так ставите вопрос, мы сможем без вас обойтись.
(Словно это не было решено заранее и словно он давным-давно уже не обходился без необходимых - с вполне очевидными ныне результатами…)
Я человек военный и готов выполнить любое решение Ставки, но имею твердую точку зрения на обстановку и способы ведения войны, убежден в ее правильности и доложил так, как думаю сам и Генеральный штаб".
Это был единственный рассчитанный ход: "Можешь стереть меня в порошок, но Генеральный штаб думает так же, хоть не посмеет и пикнуть, если ты, вождь, меня расстреляешь. Обстановка на фронтах от этого не улучшится, так и знай!"
Если Жуков и не излагает эпизода с той точностью, с какой доступны истории лишь отдельные фразы, итог дает основания довериться общему тону беседы. Сталин отверг решение, но не Жукова. Конечно, власть будет проявлена, а строптивец наказан, но не расстрелом, а так, слегка. Он должен оставаться под рукой. Другого нет.
"Сталин не перебивал меня, но слушал уже без гнева и заметил в более спокойном тоне:
– Идите работайте, мы вас вызовем.
Собрав карты, я вышел из кабинета с тяжелым чувством. Примерно через полчаса меня пригласили к Верховному.
– Вот что, - сказал И.В.Сталин, - мы посоветовались и решили освободить вас…"
Кто - мы? Он и Мехлис? Что за "идите работайте" с вызовом через полчаса? Куда идти работать? Генштаб не в Кремле.
"… от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не все в порядке, но ничего, мы ему поможем…"
Мы, господь Бог, тяжело больному Шапошникову…
Но вождь не глуп, нет. Пристальный взгляд его приметил несколько молодых офицеров - без заслуг, не в чинах, но трудоспособных, одаренных и, главное, управляемых. Генштабист генерал-майор Александр Михайлович Василевский[56] - интеллигентный попович, с внимательным взглядом, приятными манерами, негромким внятным голосом, изумляющей памятью… Вождь дока в кадровых вопросах. А в военных - что ж, военные подтянут. Уплатить, правда, придется, но кто платить-то станет? Матери, жены…
Нелюбимый сын Яков - жертва искупительная[57], дабы никто не сказал, что сам вождь никого в войне не потерял. И Василий летал - по той же причине. Правда, под надежной охраной.
"А вас используем на практической работе. У вас опыт командования войсками в боевой обстановке. В Действующей армии вы принесете несомненную пользу. Естественно, что вы остаетесь заместителем наркома обороны и членом Ставки.
– Куда прикажете отправиться?
– А куда бы вы хотели?
Батюшки, да Сталин ли это??
– Могу выполнять любую работу. Могу командовать дивизией (Генерал армии, зам наркома, член Ставки! Сильно осерчали Георгий Константинович. И характер показали. "Ты вождь - а прав я!" Звездный час…), корпусом, армией, фронтом.
– Не горячитесь, не горячитесь! (Слушай, успокойся, да? А то далеко зайдешь - так ведь и пристрелить придется, да? Ты не хочешь - я тоже не хочу! Значит, успокойся, да?) Вы вот тут докладывали об организации операции под Ельней. Ну и возьмитесь лично за это дело.
Затем, чуть помедлив, Сталин добавил:
– Действия резервных армий на Ржевско-Вяземской линии обороны надо объединить. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?
– Через час.
– Шапошников скоро прибудет в Генштаб. (Вот как… Больной Шапошников даже в эти страшные дни дома. Подходящая замена Жукову…) Сдайте ему дела и выезжайте.
– Разрешите отбыть? (Чувствуешь нерв, читатель? Это в разговоре с тираном, с убийцей учителей-полководцев… Звездный час!) - Садитесь и выпейте с нами чаю, - уже улыбаясь, сказал И.В.Сталин, - мы еще кое о чем поговорим.
Сели за стол и стали пить чай, но разговор так и не получился".
Да с кем? С карателем Мехлисом? С ним у строевого генерала Жукова разговора быть не могло. А отправить Мехлиса вон по исполнении его собачьей функции свидетеля и телохранителя вождь не мог по простой причине: не оставаться же с глазу на глаз с Жуковым и выслушивать укоры, на которые Жуков наедине мог отважиться даже с риском для жизни. Он и так уже сегодня, понимаешь, напозволял себе тут…
Но как бы ни был независим тон Жукова в обращении со Сталиным, он весь критический год, с 29 июля 1941 года и до конца августа 1942 года, до отзыва с Западного фронта и назначения на пост первого заместителя Верховного Главнокомандующего, от стратегического планирования был отстранен и мнение его не учитывалось (о чем в мемуарах маршал говорит вскользь).
А звездный час длился, пока Жуков занимался Ельней.