32

32

Далее рассказ Бережкова продолжался так.

Однажды вечером, примерно через месяц с того дня, как он побывал у следователя, Бережков вошел в аптеку и направился к будке телефона-автомата. Достаточно было бросить беглый взгляд на его все ту же истрепанную куртку, на стоптанные ботинки с двумя-тремя так называемыми «незаметными» заплатками, чтобы уяснить: баночка эмалевой краски, конечно, еще не использована по назначению. Перед тем как позвонить, Бережков несколько раз прошелся около будки, хотя она не была занята. Потом все-таки открыл застекленную дверцу, шагнул и плотно притворил ее за собой. Вынул гривенник и опять поколебался. Слегка подкинул монету. Орел или решка? Выпал орел. Это было счастливое предзнаменование. Бережков решительно сунул монету в автомат, снял трубку и назвал номер — номер телефона профессора Августа Ивановича Шелеста.

— Слушаю, — раздалось в мембране.

Искусственно бодрым тоном Бережков воскликнул:

— Август Иванович?

— Да. Кто говорит?

— Август Иванович, это я — Бережков.

Он ждал в ответ какого-нибудь возгласа, слова, но Шелест молчал. Наконец в трубке раздалось:

— Бережков? Какой это Бережков?

— Август Иванович, вы не могли забыть… Помните, мы вместе строили аэросани. А потом… Ну, это я, Бережков, ваш ученик.

— А… Очень рад… (Это прозвучало крайне сухо.) Что вам угодно?

— Август Иванович, у меня есть одно изобретение. Я хотел бы, если позволите, показать его вам.

— Прошу извинить, но, к сожалению, не могу уделить времени на это.

Бережков наивно спросил:

— Почему?

— В свое время мы, кажется, раз навсегда установили, что ваши изобретения не по моей части.

— Нет, Август Иванович, теперь у меня совсем не то… Я сконструировал потрясающую…

Бережков потом вспомнил, что тут он самым жалким образом запнулся. От любимого словечка шибануло на версту хвастовством, а он намеревался быть смиренным и скромным. Но словечко сорвалось, натура взяла свое, и Бережков понесся, позабыв о благих намерениях:

— …потрясающую вещь. Еще никто на земном шаре не придумал такой вещи… Это… Вы слушаете, Август Иванович?

— Да…

Покосившись на стекло будки, Бережков продолжал, понизив голос:

— Это двигатель совершенно нового типа. По телефону, как вы понимаете, я не могу распространяться об этом. Разрешите, Август Иванович, показать вам чертежи.

Опять наступило молчание. Потом Бережков услышал:

— Хорошо… Завтра в шесть часов вечера можете прийти ко мне домой.

И вот следующим вечером, очень волнуясь, он подходил к квартире профессора Шелеста. С собой он нес несколько свернутых в трубку чертежей свою конструкцию, пока существующую лишь на бумаге. Он терзался и верил. Терзался своим неприглядным видом и верил, не переставал верить ни на миг, что свернутые в трубку листы ватмана, которые он бережно держал, перевернут моторное дело во всем мире.