В. Ф. Дьяченко Все было впереди…

В. Ф. Дьяченко

Все было впереди…

Каждый день, глядя в окно, вижу на горизонте Востряковское кладбище.

И вспоминаю пятидесятые годы. Мальчишкой, только что кончившим университет, попадаю в институт (теперь ИПМ им. Келдыша), организованный для математического обеспечения объекта, где создавалось ядерное оружие. Андрей Дмитриевич был у них явным теоретическим лидером, уже академиком, выглядел старше своих лет. Я смотрел на него снизу вверх, почтительно и однажды даже попытался подать ему пальто. Он сделал вид, что ничего не заметил, мне стыдно до сих пор.

Запоминаются не столько факты, сколько впечатления от них. Поэтому писать воспоминания опасно. Слишком много они говорят об авторе.

Есть легенда, что среди нашей компании Андрей Дмитриевич предпочитал контактировать со мной. Может быть. Я помню только его неизменную доброжелательность. Никогда не удивлялся моей неграмотности, ценил искренность. Язык физиков я до сих пор воспринимаю плохо, но когда говорил Андрей Дмитриевич, я понимал абсолютно все. Последние десятилетия мы практически не встречались, но мысленные дискуссии, особенно по «безумным» идеям, я вел именно с ним.

Все любили его. Были тайные завистники, но врагов не было. Многим, не мне, он казался не от мира сего. Это была маска, чтобы не приставали нахалы. Был абсолютно нормален, хотя не припомню его с рюмкой в руке, не говоря уже о сигарете. Зато писал и правой, и левой рукой, причем совершенно одинаковым почерком. Спортом вряд ли занимался. Но спортсмен из него вышел бы отличный — неудачи только возбуждали его.

Однажды ехали на поезде, который почему-то не довез нас до объекта. Добирались по лесу на такси, потом на какой-то подозрительной дрезине. Авантюризм всей ситуации доставлял Андрею Дмитриевичу явное удовольствие. Он шутил, называл Я. Б. Зельдовича пиратом, обсуждал проблему нелегального проникновения на объект.

На фоне безукоризненной, суховатой корректности Ю. Б. Харитона и бесцеремонной рациональности Я. Б. Зельдовича особенно ясно проступала конкретная человечность Андрея Дмитриевича. Он умел незаметно сделать простой потрясающий комплимент: «Ваш график, Володя, с пятой областью я запомнил на всю жизнь. Он же был первый».

Позднее многие называли политические идеи Андрея Дмитриевича наивными. Это несправедливо. Просто он относился к обществу, власти и т. д., как к объективной реальности, данной нам, к сожалению, в ощущении. И умел гениально сочетать человеческий подход к отдельному человеку с научным к обществу и его системам. Как-то я попал на совещание в министерство по плану испытаний «изделий». Начальство — Курчатов, Завенягин — молчит и молчит, лишь два слова в конце — выбран самый дубовый вариант. Я потрясен такой «пнёвостью», все удивлены. Все, кроме Андрея Дмитриевича. Он даже, кажется, доволен, как ученый, получивший экспериментальное подтверждение своих представлений.

Мне повезло. В начале поприща попасть в уникальную ситуацию — остров в океане серого застоя, который представляет наша наука.

Мы были молоды и талантливы. Все было впереди…