Последний год
Последний год
Возвратившись во Фрогмор, Майн Рид несколько месяцев кряду не покидал Герефорд. Но он не предался отчаянию и не погрузился в депрессию. Во всяком случае, никаких сведений об этом книга Э. Рид не содержит, ни о чем подобном не упоминает и Ч. Олливант, который в это время несколько раз навещал своего друга. То обстоятельство, что за зимние месяцы Рид закончил оба своих юношеских романа, напротив, говорит о том, что он явно не бездельничал. Энергии должно было добавлять и то, что ему удалось «пристроить» обе книги. «Огненную землю» решил напечатать американский детский журнал «Сент Николс», издававшийся в Нью-Йорке, а «Переселенцев Трансвааля» — бостонский журнал «Йогрс компэнион». Параллельно с «романами для подростков» Рид продолжал работать и над своим историческим повествованием.
Несмотря на отставку с поста редактора, Рид, скорее всего, вглядывался в грядущее не без надежды — финансовое положение значительно улучшилось, и он мог полагать, что в ближайшем обозримом будущем какого-либо серьезного ухудшения материального состояния семьи не произойдет. Однако в последнее время его начало беспокоить здоровье жены. Осенью 1882 года Рид писал Ч. Олливанту: «Меня очень тревожит состояние моей бедной супруги. У нее очень хрупкое здоровье, и она выглядит очень больной. Это изрядно затрудняет и мою работу, поскольку, когда она нездорова, я не могу писать». К сказанному можно добавить, что с переездом в Герефорд Элизабет Рид была вынуждена взять на себя обязанности секретаря — вести переписку, заниматься счетами, но главное — переписывать (точнее, расшифровывать) рукописи мужа — почерк ее супруга ухудшался и со временем без помощи жены даже он сам с большим трудом мог разбирать написанное. Что уж говорить об издателях и наборщиках!
Ухудшался не только почерк Рида, слабело зрение. И уже давно, когда он работал, неизменный при посторонних монокль в правой глазнице заменяли очки с сильными линзами. Но куда хуже, что у него начали болеть суставы. Миссис Рид сообщала, что в последние годы жизни писателю изрядно докучал ревматизм. Известно, что проблемы с суставами — наследственный недуг Ридов: в пожилом возрасте от ревматизма (или от подагры, а может быть, и от «вульгарного» радикулита) страдали и дед, и отец писателя. Развитие болезни могла спровоцировать и старая рана. К тому же после шестидесяти Рид изрядно располнел, что увеличило нагрузку на суставы. Влиял и малоподвижный образ жизни. Но, вероятно, главным в развитии суставных болей и прогрессировавшего нездоровья жены играл нездоровый климат.
Поздней осенью 1882 года Рид писал Олливанту: «Я давно считал, что этот старый красный песчаник (из него сложены стены большинства домов в Герефорде. — А. Т.) очень пагубен для здоровья и способствует распространению ревматизма самых разных видов; все местные дороги заполнены хромыми калеками, и я не удивлюсь, если мой радикулит, хотя бы отчасти, если не полностью, обусловлен местным климатом».
Едва ли Рид был справедлив в своем предубеждении к красному песчанику. Но второе его предположение — относительно местного климата — наверное, соответствовало действительности. По крайней мере, низина, в которой они обитали, явно вредила их здоровью. В конце концов, не случайно она называлась «местом, где много лягушек». А там, где постоянная сырость, суставы не могут быть здоровыми. Да и постоянные простуды и бронхиты миссис Рид, скорее всего, имели тот же источник.
В письме есть и такая фраза: «Кроме всего прочего, здесь я совсем оторван от мира». То есть теперь, после полутора лет активной столичной литературной жизни, возвращение в сельскую глушь не радовало Рида, напротив, он явно начал тяготиться своим уединением.
«Спусковым механизмом» решительных перемен стала выдавшаяся особенно снежной зима 1882/83 года. «В тот год зима во Фрогморе, — вспоминала миссис Рид, — выдалась исключительно снежной, заносы сделали дороги почти непроезжими, и несколько дней даже не доставляли почту. Этот снег, который лег на промерзшую землю, пролежал много недель. Сугробы были огромными; особенно высоко они громоздились вдоль дороги, ведущей в долину, прилегавшую к Фрогмору». В один из таких зимних дней Рид решил устроить санную прогулку. По его указаниям работники смастерили сани, он поехал и… не вернулся. Сани застряли, а сам он, лишенный способности двигаться, выбраться не смог. Лишь утром его разыскали. Он не слишком замерз — спасли фляга с бренди и меховая попона, но Элизабет Рид здорово поволновалась. После этого приключения и было принято решение отказаться от аренды Фрогмора и вернуться в Лондон.
Январь и февраль Риды посвятили сборам и в начале марта прибыли в столицу. Обосновались они в том же районе, что и прежде — в Мейда Хилл, но квартиру сняли другую, более просторную, неподалеку от прежней, на улице Блумфилд-роуд. Переезд, как вспоминала Элизабет Рид, превратился в грандиозное мероприятие. Кроме животных, которых муж не мог взять с собой, он ничего не хотел оставлять в Герефорде, а намеревался все перевезти на новую квартиру. Он даже решил, что экипаж, на котором он путешествовал по окрестностям, будет служить ему и в Лондоне (писатель подсчитал, что содержание собственного выезда обойдется дешевле использования наемных). Не захотел Рид расставаться и со своим кучером. И «преданный Уильям Дэвис» вслед за хозяином тоже перебрался в город.
Четвертого апреля в квартире по адресу Блумфилд-роуд, 13, Майн Рид встретил свой 65-й день рождения. Прежний, шестидесятилетний юбилей Рид отметил во Фрогморе — вскоре после того, как они с женой вселились в свое новое «уединенное жилище». Гостей не звали ни пять лет назад, ни теперь. Это был последний день рождения писателя. Но ни жена, ни друзья, ни сам Майн Рид, конечно, не могли догадываться об этом. За минувшее пятилетие он изрядно постарел, но энергии и бодрости духа в нем было больше, чем в 1878 году.
В сентябре 1883 года Рид закончил свой исторический роман. Эта была последняя — 52-я по счету! — книга, которую сочинил писатель[150]. К сожалению, роман «Без пощады!» не принадлежит к числу известных книг Рида. Не будем пересказывать ее — тот, кто знаком с этим произведением, едва ли станет возражать, что оно ничуть не хуже знаменитой «Белой перчатки», хотя и продолжает ту же тему — великой смуты, охватившей Британское государство в середине XVII столетия. Роман подтверждает, что талант рассказчика в Майн Риде не угас — и книги могли появиться еще. Но слишком мало ему было отпущено — жить оставалось только месяц с небольшим.
Элизабет Рид считала, что ее муж чувствовал, «как вокруг него собираются тени», и потому спешил закончить свой роман. Может быть, она и права. Но, едва поставив последнюю точку, он сразу засел за другую книгу, которую собирался написать уже давно — свои мемуары о Мексиканской войне. Память о ней всегда жила в нем, заставляя опять и опять возвращаться к тем давним событиям на страницах романов. И вот теперь он собрался описать «все, как было». Но «вспоминал» он не торопясь — писал совсем не так, как сочинял романы. Работал мало, главным образом по вечерам. Почти до середины дня не вставал. Затем, перекусив, в халате и шлепанцах удалялся в кабинет, где выкуривал обязательную сигару, потом тщательно одевался и отправлялся в экипаже на прогулку.
В последние месяцы он изменил своим привычкам. Прежде он любил совершать неторопливые прогулки в Риджентс-парке. Но теперь забросил былой маршрут и специально выбирал наиболее оживленные места — смотрел по сторонам, вглядывался в лица. Может быть, действительно прощался? Его тянуло к людям — в этот последний месяц у него почти на каждый день были назначены встречи. Чаше всего они происходили в так любимом им отеле «Ленгхэм». Не возвращаясь домой, здесь он обычно и обедал.
Последний обед в «Ленгхэм» состоялся 4 октября. Там у него была встреча с американскими друзьями. Обед затянулся почти до утра, и домой Рид вернулся только около четырех часов. На следующий день он почувствовал себя плохо — у него кружилась голова и подташнивало. Домашние решили, что это последствие обильных возлияний и позднего возвращения. В тот день Майн Рид с постели не встал. Не вставал он и два последующих дня. Но работал — сочинил рассказ для рождественского литературного приложения к газете «Пенни иллюстрейтед пэйпер». Рассказ вышел через два с небольшим месяца под названием «Рождество на Земле Кергелена».
На четвертый день болезни Майн Рид поднялся с постели. В этот день должен был состояться большой аукцион по продаже антиквариата, а такие мероприятия он старался не пропускать уже много лет. Давняя страсть — покупать странные и не очень понятные предметы, так всегда удивлявшие миссис Рид, сохранилась у мужа до последних дней. После аукциона он вернулся домой около девяти часов вечера. Внесли его покупки. Среди них две особенно озадачили супругу — большой черный сундук и забранный в рамку некролог. Она выразила недоумение, но Рид отшутился, что напрасно она пытается разглядеть в них какие-то мрачные предзнаменования. Уставший, он лег в тот день необычно рано — около одиннадцати часов. Больше Майн Рид не вставал.
На следующее утро распухло колено, в старой ране вновь образовался обширный абсцесс. Вызвали врачей, наняли сиделку. Первые дни Рид бодрился, был энергичен — он даже правил поступившую из Америки корректуру романа «Огненная земля» и диктовал жене письма. Но болезнь не отступала, день ото дня ему становилось хуже, он начал впадать в беспамятство. Врачи предрекали скорую кончину. Но с утра 22 октября Риду вдруг стало лучше — он пришел в себя, узнал жену, стал шутить, разговаривать. Появилась надежда, что и на этот раз все обойдется и писатель снова — как это бывало — выздоровеет. Однако не обошлось, и вечером того же дня Майн Рид скончался.
Хоронили писателя 25 октября. День выдался на удивление светлым, солнечным и тихим. На деревьях золотом горела листва и с тихим шелестом падала на мостовую. Казалось, сама природа — светло и печально — решила проводить того, кто так любил ее во всех проявлениях. Но на похороны пришли немногие — только друзья и близкие знакомые. Присутствовал консул Соединенных Штатов, был венок от посольства. Небольшой кортеж проследовал на кладбище Кенсал Грин. Здесь и был похоронен Майн Рид. На том самом участке, который 14 лет назад, первый раз готовясь к смерти мужа, приобрела Элизабет Рид. Через год на могиле установили памятник — неправильной формы блок из серого мрамора. На нем, по эскизу жены (а она неплохо рисовала), вырезали якорь, якорную цепь и канат, уздечку, саблю и перо — все то, что, по ее мнению, символизирует жизнь и творчество мужа. Ниже шла надпись: «С любовью памяти Майн Рида, писателя». В верхней части монолита, слева, по просьбе Элизабет, оставили пустое плоское пространство — для нее… Двадцать один год спустя ее опустили в ту же могилу. Она пережила своего капитана ровно на столько, на сколько он был старше ее, и умерла в те же шестьдесят пять лет, что и супруг.