Пиратский остров

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пиратский остров

Путь корабля, на котором находился Рид, и множества других судов, плывших от американского побережья в сторону Мексики, лежал к мексиканскому острову Лобос, расположенному в сотне морских миль к северу от морской крепости и порта Веракрус. Приблизившись к острову, войска на лодках и ялах высаживались на остров, назначенный быть сборным пунктом и тренировочным лагерем американской армии, планировавшей нанести удар со стороны Мексиканского залива, захватить город Веракрус и наступать на Мехико с юга.

Позднее мы вернемся к тому, что представляла собой «тренировочная база» и что происходило на острове. Теперь же необходимо дать некоторые пояснения. Прежде всего в связи с тем, зачем понадобилось открытие «второго фронта».

Активная фаза американо-мексиканской войны началась весной 1846 года наступлением американских войск на юг через Техас вдоль побережья Мексиканского залива и на юго-запад на Санта-Фе и Новую Мексику, а затем на запад в Калифорнию. Таким образом, сформировались две армейские группы: «восточная» (с открытием «второго фронта» ее предпочитали называть «северная»; ею командовал генерал Закария Тейлор) и «западная» (под командой полковника, а вскоре генерала С. Кирни[21]). Первая была нацелена на столицу Мексики и наносила основной удар, вторая — вспомогательный, ее задачей был захват северо-западных провинций Мексики и тихоокеанского побережья. Если наступление «западной армии», несмотря нате огромные расстояния, которые ей необходимо было преодолевать, развивалось весьма успешно, то «восточная» продвигалась медленнее. Давали себя знать отсутствие дорог, растянутость коммуникаций, нехватка продовольствия и питьевой воды, болезни (прежде всего дизентерия и желтая лихорадка). Докучали и мексиканские партизаны — гверильясы, нападавшие на обозы и небольшие подразделения американцев. Тем не менее к ноябрю войска Тейлора уже контролировали северо-восток Мексики. Хотя в феврале 1847 года «северной армии» удалось предотвратить контрнаступление мексиканцев и разгромить их на перевале Буэна-Виста, стало понятно, что война затягивается и о быстрой победе приходится забыть. Вот тогда и было принято решение сформировать экспедиционный корпус под командованием генерала У. Скотта[22], высадиться с моря, захватить город Веракрус и ударить по Мехико с юга. В состав этого корпуса и входил 2-й полк нью-йоркских добровольцев.

Справедливости ради, необходимо отметить, что открытие «второго фронта» было продиктовано не только военными, но и политическими соображениями. В то время большинство в конгрессе США составляли представители партии вигов. Президент Дж. Полк принадлежал к демократической партии. Ставленником демократов был и генерал 3. Тейлор. Понятно было, что победа США над Мексикой — лишь вопрос времени, а в 1848 году предстояли президентские выборы, в которых виги были намерены победить. Взятие Мехико Тейлором дало бы демократам слишком большие преимущества. У. Скотт был вигом. И именно виги в конгрессе «протолкнули» билль об открытии «второго фронта» и назначении командующим южной группой войск У. Скотта, который был непопулярен в армии.

Атаковать Веракрус — мощную морскую крепость с ходу и без подготовки было безумием. Да и перебросить морем полтора десятка тысяч солдат, припасы, артиллерию и тому подобное представлялось непростой задачей, требовавшей больших усилий и времени. Промежуточной базой для корпуса Скотта стал Новый Орлеан, но он находился слишком далеко от места боевых действий. 14 ноября 1846 года американской эскадре, высадившей десант, удалось захватить город и порт Тампико на берегу Мексиканского залива в 300 километрах к северу от Веракруса. Город был небольшим, порт — второстепенным, но, захватив его, флот получил промежуточную базу и полный контроль над важным участком акватории залива и мексиканского побережья. На полпути между Тампико и Веракрусом расположен остров Лобос. Он был избран в качестве места для концентрации войск и тренировочного лагеря.

Как пишет в своих воспоминаниях Майн Рид, он пробыл на острове недолго — около трех недель. Это дает основание сделать вывод, что путешествие по зимней Атлантике было для добровольцев долгим и изматывающим. Вероятно, на какое-то время транспорты останавливались в Новом Орлеане, но остановка эта была краткой, и ни солдаты, ни офицеры частей на берег не сходили. Учитывая, что высадка десанта и атака на Веракрусе начались 9 марта 1847 года, можно установить и примерную дату появления Рида на Лобосе — его часть оказалась на острове в середине февраля.

Что представлял собой остров, чем занимались наводнившие его американцы — обо всем этом никто не скажет лучше, чем непосредственный участник событий, второй лейтенант Томас Майн Рид. Предоставим ему слово:

«Остров Лобос расположен вдалеке от берега, где находится Веракрус — напротив города Такспен, примерно в двух милях от него. Он имеет округлую форму и, если мне не изменяет память, примерно полмили в диаметре. Он окружен коралловым рифом, и это объясняет его пригодность для якорной стоянки: с севера в рифах есть проход, который дает возможность кораблям приблизиться к его берегу, не опасаясь прибоя. Его гавань нередко используется кораблями, стремящимися укрыться от жестокого карибского северного ветра; судно, преследуемое этим ветром, может здесь спрятаться — это особенно удобно в том случае, если судовые бумаги не в порядке — Веракрус далеко и их не надо предъявлять портовым властям.

В недавние времена указанными преимуществами особенно активно пользовались контрабандисты, во времена более отдаленные — флибустьеры; изредка на его пляжи вытаскивают свои лодки и местные рыбаки. Но, высадившись на берег, мы могли убедиться: ни пираты, ни контрабандисты, ни рыбаки давно не тревожили исконных обитателей этих мест — птиц. Обитавшие здесь разновидности морских птиц оказались совершенно непугаными: они с криками летали так низко над головами солдат, что многие сбивали их наземь, пользуясь своими мушкетами как дубинами. Очень скоро осторожность к ним вернулась.

Очутившись на острове, мы обнаружили, что он весь густо порос сассапарелем — колючим кустарником; лесом эту растительность назвать было нельзя, поскольку даже самые высокие деревья едва достигали пяти-шести метров в высоту. Но растительность была разнообразной, преобладали тропические ее виды; всеобщее внимание привлекло так называемое «индийское каучуковое дерево». Не могу сказать, было ли это на самом деле настоящее Siphonica elastica, но похоже на то или какая-то родственная ей разновидность.

Особенностью острова, что, вероятно, и делало его весьма привлекательным для пиратов и контрабандистов, было наличие на нем пресной воды. Почти в самом центре его, на высоте не выше шести футов над уровнем океана, находится нечто вроде колодца. Вырытый в песке, он имеет не более шести футов в глубину. Вода в нем, по не вполне понятным законам гидравлики, опускается и поднимается вместе с приливом. На вкус она слегка солоновата, но все мы ею наслаждались — видно, потому, что долгое время вынужденно обходились водой из бочек на транспортах. Подле этого колодца пираты оставили нам своеобразный привет: там мы отыскали изъеденные ржавчиной старый мушкет и шомпол, а рядом лежал непогребенный человеческий скелет — возможно, то была одна из жертв морских разбойников.

На Лобос высадились 1-й Нью-Йоркский полк (Майн Рид ошибается: это был 2-й Нью-Йоркский полк. — А. Т.), добровольцы из Южной Каролины, 1-й и 2-й Пенсильванские полки и т. д. и т. д. Одной из целей этой высадки было дать этим подразделениям возможность для тренировки, насколько позволит время, перед тем как десантироваться на мексиканское побережье. Но, едва оказавшись на берегу, мы поняли, что места для такой тренировки здесь нет — пространства не хватит даже для того, чтобы одну часть выстроить в линию, если только она не растянется цепочкой вдоль берега.

По обнаружении этого тотчас были приняты меры — необычную картину можно было наблюдать, видя, как сотни людей в мундирах, орудуя топорами и мотыгами, рубили и резали, даже офицеры, размахивая саблями, расчищали заросли сассапареля острова Лобос; то была сцена, исполненная энергии, не без отдельных вспышек возбуждения, когда то тут, то там змея, скорпион или ящерица, вдруг лишившись своего укрытия и пытаясь скрыться, влекли к себе множество безжалостных врагов. Через некоторое время таким образом удалось расчистить достаточно места для устройства лагеря и плаца. Вскоре поднялись ряды солдатских палаток и офицерских шатров; каждый ряд формировал батальон, из них складывались полки; каждый полк был отделен от другого.

Должно быть, пираты былых времен нередко пьянствовали на Лобосе, отмечая удачный набег, но и они едва ли веселились с таким же размахом, как мы. Наши квартирмейстеры вкупе со шкиперами доставивших нас судов, не забывая о своей выгоде, щедро делились с нами запасами своих магазинов; множество бутылок шампанского было откупорено на Лобосе; думаю, и сейчас на этом богом забытом острове можно разглядеть полузасыпанные песком батареи из пустых бутылок.

Тот, кому интересна наша жизнь на острове Лобос, — замечает автор воспоминаний, — найдет более детальное ее описание в моей книге «Вольные стрелки»; я назвал ее романом, но она основана на реальных событиях». Последуем совету писателя и заглянем в его книгу.

Из романа следует, что Рид оказался в передовой партии высадившихся на остров. Солдаты и офицеры его полка расчищали место для будущего лагеря, готовили пространство для других подразделений, которые прибыли несколько дней спустя.

«Через несколько дней, — пишет Рид, — на необитаемый до того островок высадились шесть полков, и военный шум заглушил на нем все звуки. Все эти полки состояли из совершенно необученных новобранцев, и мне, наравне с прочими офицерами, пришлось, прежде всего, «обтесать» своих людей. Бесконечная муштра шла с утра до ночи, и тотчас же после ранней вечерней поверки я с радостью забирался в палатку и ложился спать, насколько можно спать среди бесчисленных скорпионов, ящериц и крабов».

Нашлось место в романе и упомянутой в воспоминаниях пирушке — она состоялась 22 февраля 1847 года; офицеры праздновали день рождения Джорджа Вашингтона: «Офицеры пели песни, рассказывали забавные истории, провозглашали тосты. Так под звуки песен и звон стаканов, под веселые разговоры и заздравные восклицания, в бесшабашном разливе вина и шуток промелькнула ночь». Все сознавали, что впереди были война и смерть, и это, должно быть, придавало веселью особую бесшабашность. Рид пишет: «Многие из юных сердец, бившихся надеждой и пылавших честолюбием, праздновали в ту ночь последнее 22 февраля в своей жизни. Половина присутствовавших не дожила до следующего года».

Тем не менее среди эмоций, обуревавших молодого офицера, доминировал все-таки восторг. Его состояние красноречиво иллюстрирует пассаж, в котором Рид описывает свои впечатления той ночи: «Живописная и величественная картина открылась передо мной, и я невольно задержался, любуясь. Яркая тропическая луна стояла в безоблачном темно-синем небе. Под ее светом звезды бледнели и были еле видны. Отчетливо выделялись лишь пояс Ориона, Венера да лучистый Южный Крест. От моих ног и до самого горизонта по морю тянулась к луне широкая, прямая серебряная дорога; ее прерывала линия кораллового рифа, над которым кипел и искрился фосфористым блеском прибой. Риф простирался во все стороны, как бы опоясывая островок огненным кругом. Только над ним и двигались волны, словно гонимые невидимой и подводной силой: дальше море было тихо и подернуто лишь легкой рябью. С южной стороны в глубокой гавани стояла на якорях сотня кораблей на кабельтов друг от друга; кузова, мачты и снасти разрастались под трепетным и обманчивым светом луны до гигантских размеров. Все корабли были неподвижны, словно море превратилось в твердый лед. Флаги безжизненно обвисли вниз, прилипая к мачтам или обвиваясь вокруг фалов. А выше, на пологом склоне, раскинулись длинные ряды белых палаток, сиявших под серебряным светом луны, как снежные пирамиды. Из одной палатки просвечивал сквозь полотно желтый свет; должно быть, какой-то солдат сидел там, устало чистя ружье или до блеска натирая медную пряжку пояса. Изредка между палатками мелькали неясные человеческие силуэты: то возвращались от полковых товарищей запоздалые солдаты и офицеры. Другие силуэты прямо и неподвижно стояли вокруг всего лагеря, на ровном расстоянии друг от друга, и луна поблескивала на их сторожевых штыках. Отдаленный плеск весла, долетавший с какой-ни-будь шлюпки, тихий рокот прибоя, время от времени — оклик часового «Кто идет?» и затем тихий разговор, стрекот цикад в темной чаще, вскрик морской птицы, спугнутой подводным врагом со своей влажной постели, — вот и все звуки, нарушавшие глубокое молчание ночи».

Видно, что эта картина произвела глубокое впечатление на молодого офицера, детали ее были живы в его памяти еще много лет спустя. В военных записках Рида есть упоминания и о других событиях. Он пишет об угрозе эпидемии оспы на острове, о докучавших его обитателям насекомых и скорпионах, о шторме, который они здесь пережили, об отношениях между моряками и пехотинцами. Но эти подробности он, к сожалению, только упоминает, надеясь вернуться к ним позднее. Намерение свое он не осуществил — смерть помешала дописать мемуары о войне.