Осада Веракруса и «Записки стрелка в цепи»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Осада Веракруса и «Записки стрелка в цепи»

Американские войска покинули остров в первых числах марта 1847 года. Несколько дней шла погрузка на корабли, стоявшие на якорях у острова. Когда она закончилась, транспорты двинулись в сторону Санта-Круса. Довольно скоро вся эскадра переместилась на сотню миль южнее — к островку под названием Пунта де Антон Лизардо. Подле него была надежная якорная стоянка, он располагался в прямой видимости, но вне досягаемости батарей Санта-Круса и пушек крепости Сан-Хуан д’Уллоа, что находилась напротив города и охраняла вход в порт.

Рид никогда не чурался, очевидно, чрезмерной по литературным вкусам наших дней, живописности и в своих воспоминаниях писал: «Часовой, стоявший на посту за массивным крепостным парапетом Сан-Хуан д’Уллоа, должен был видеть огромное число самых разнообразных судов у берегов, обычно весьма редко навещаемых моряками — не менее необычным были и их грузы и люди, которые находились на их борту; в дополнение к десятку кораблей под флагами разных стран, — некоторые из них стояли на якорях у самой крепости или чуть дальше — под защитой острова Жертвоприношений — в море находилось множество иных судов, они не стояли на якоре или в гавани, а постоянно перемещались, оставаясь вне пределов досягаемости орудийного выстрела: корабли эти были самых разных размеров и типов — шхуны, бриги, барки, фрегаты — от двухсотгонного шлюпа до корабля водоизмещением в несколько тысяч тонн. Хотя каждый из них сидел в воде по ватерлинию и был тяжело нагружен вооруженными людьми в мундирах и военным снаряжением, это были не военные корабли; но самые большие из них вмещали по целому полку, те, что поменьше — половину, а другая половина помещалась на другом — рядом идущем судне, иные вмещали только две-три роты — но все они были нагружены под завязку. На некоторых разместились кавалеристы со своими лошадьми, на других — артиллеристы со своими пушками и зарядами; но большинство судов были загружены самыми разнообразными предметами военной амуниции: палатками, фургонами и всем тем, что числится по ведомству квартирмейстеров и комиссариатов по снабжению. Едва ли на двадцать транспортов приходилось по одному боевому кораблю; но военные суда были — они возглавляли и конвоировали группы транспортных судов, препровождая их в заранее определенное место».

Рид пишет о сотнях транспортных и военных кораблей, изготовившихся для высадки на мексиканский берег. Вероятно, он преувеличивает общее их количество, но, безусловно, прав, предполагая, что эти воды «никогда не видели такого множества разнообразных судов, как 9 марта 1847 года».

К тому времени, когда Рид взялся писать воспоминания об американо-мексиканской войне, с момента событий минуло почти четыре десятка лет, но даже спустя так много времени он не мог сдержать восхищения: «Взятие Веракруса стало событием, достойным и армии, и флота Соединенных Штатов, потому что оба они принимали в нем участие; это событие замечательно не только проявленной храбростью, но и стратегическим мастерством. В самом деле, это было одно из тех сражений, в которых отвага была укреплена разумом и даже хитростью и последнюю особенно демонстрирует то, как была произведена высадка.

Флот, как уже говорилось, находился у Антон Лизардо и с каждым днем умножался. Когда, наконец, на якорные стоянки встали все ожидавшиеся суда и были сделаны все необходимые приготовления к высадке на землю Монтесумы, мы стали ждать благоприятного ветра. Я не помню, сколько у нас было паровых судов, но думаю — не больше двух или трех. Если бы в нашем распоряжении был хотя бы десяток пароходов, высадку можно было бы произвести и раньше.

Тот день настал, когда подул нужный нам ветер. Легкий южный бриз, дувший с моря прямо в сторону Санта-Круса, поднялся еще до рассвета, и с первыми лучами солнца все пришло в движение. У каждого транспорта и подле некоторых из боевых кораблей можно было видеть одну или сразу несколько больших весельных лодок свинцового цвета… в них по веревочным лестницам спускались вереницы людей и занимали места. Эти люди были солдатами в мундирах в полной боевой готовности — с ранцами за спиной и сумками на боку, с полными патронташами и ружьями в руках. В полном порядке они спускались с кораблей в лодки, и каждое подразделение занимало в ней строго отведенное ей место — словно на параде. Если в лодке оказывалось сразу две роты (многие из них вмещали до двухсот человек. — А. Т.), то одна занимала банки в носовой ее части, а другая располагалась на корме, а четыре офицера каждой (капитан, первый лейтенант, второй лейтенант и субалтерн[23]) занимали соответственно свои места. Но, кроме солдат, в лодках была еще и команда из матросов.

С корабля, на котором находился главнокомандующий, раздался выстрел: это был сигнал сняться с якорей у Пунта де Антон Лизардо, и не успело затихнуть еще его эхо, как одно судно за другим начали распускать свои паруса; а затем друг за другом, направляемые опытными капитанами, они проходили узким проливом через коралловый риф и устремлялись прямо к обреченному городу Веракрус.

Отлично помню, какие чувства я испытывал, направляясь к берегу, как сильно я восторгался стратегией высадки. Не знаю, кто ее разработал, но едва ли этот блестящий план мог зародиться в голове Уинфреда Скотта; последующее мое с ним знакомство убеждает, что как военный он не отличался талантами. Не вдаваясь в подробности, сообщу, что позднее имя этого человека неизменно соседствовало с прозвищами «Суета и напыщенность» и «Торопливая тарелка супа». Но, кто бы ни планировал операцию, он заслуживает самой большой похвалы. Ему удалось провести противника, который решил, что мы высадимся на берегу прямо напротив Пунта де Антон Лизардо. Исходя из этого, он направил все имеющиеся у него силы к этому предполагаемому месту. А когда наши корабли внезапно повернули и устремились прямо к Веракрусу, как ястребы на добычу, противник увидел, что совершил ошибку. Дорога от Веракруса к Антон Лизардо идет вдоль берега и пересекается множеством речек и ручьев, а мосты повсеместно отсутствуют. Чтобы миновать их в безопасности, необходимы многокилометровые обходы — их так много, что даже самые быстроногие лошади доберутся до Веракруса медленнее, чем самые тихоходные из наших кораблей — и мы очутились там раньше. Перед нами не стояла цель войти в порт — так мы попадали под огонь его батарей; еще хуже, если бы мы оказались под огнем пушек крепости Сан-Хуан д’Уллоа. Нашей целью был остров Жертвоприношений примерно в четырех километрах от крепости; у южной оконечности острова можно бросить якорь; там и расположилась наша разномастная флотилия — некоторые встали на якоря, другие легли в дрейф. Здесь шлюпки отдали концы и устремились к берегу, который был всего в полумиле. Здесь довольно мелко, и лодки цепляли килем дно задолго до приближения к берегу. Отчетливо помню, как я и мои товарищи прыгнули за борт и по пояс в воде двинулись к берегу.

Но врагов не было, и некому было с нами сразиться. Единственное сопротивление, которое нам было оказано — один или два выстрела из дальнобойных пушек из южного форта города. Но наши ноги уже прочно стояли на земле Мексики».

* * *

К сожалению, Майн Рид успел написать всего несколько страниц своих военных воспоминаний: история о пребывании на острове Лобос, высадка и начальная фаза захвата Веракруса — это все, о чем он успел поведать. Смерть прервала работу. Но, помимо незавершенных воспоминаний о войне, Рид написал очерки, известные как «Записки стрелка в цепи», которые в 1847–1848 годах публиковались на страницах нью-йоркского еженедельника «Дух времен». Хотя автор принимал прямое участие в событиях, которые отразил в своем произведении, очерки писались «по горячим следам» и автобиографический элемент в них очень силен, в них нельзя видеть бесспорные документальные свидетельства очевидца, стремившегося запечатлеть «все, как было». Нельзя забывать, что они предназначались для публикации на страницах журнала, и их автор, естественно, стремился предстать перед читателем в наиболее выигрышном свете. В отсутствие свидетельств тех, кто находился непосредственно рядом с лейтенантом Ридом, мы лишены возможности оценить степень их правдивости, но нет у нас и иной альтернативы — лишь обратиться к тексту очерков. Поэтому вновь предоставим слово писателю:

«Веракрус был захвачен благодаря артиллерии. В течение нескольких дней наши батареи, расположившись полукругом на песчаных холмах, обстреливали город. Через некоторое время он сдался, а следом был сдан и знаменитый форт Сан-Хуан д’Уллоа.

Во время осады те из нас, кто искал приключений, имели немало шансов получить пулю. Город полукругом окружают песчаные холмы, — они напоминают марокканские дюны, только большего размера. Сам город очень живописен и построен очень компактно; он стоит на низменной песчаной равнине и имеет, соответственно, полукруглую форму — морской песчаный берег образует его границу и является своеобразным диаметром этого полукруга. За песчаными холмами, на многие мили вглубь страны простирается равнина, поросшая джунглями, — край, покрытый лесами тропической Америки. Подобно всем прибрежным районам Мексики, он называется Terre CalUnte или «Горячая земля». Но район этот нельзя назвать необитаемым. Среди зарослей есть вырубленные обрабатываемые участки, на них стоят большие дома. — коттеджи; они производят впечатление временных строений, но исправно служат людям в климатических условиях, где никогда не кончается лето. Нередко в этой части Terre CalUnte встречаются и целые деревни.

Во время осады обитатели этих коттеджей (ранчо) и деревень объединялись в партизанские отряды, которые назывались харокос или гверильяс. Наши солдаты, не слишком их различая, называли ранчерос; эти ранчерос нередко устраивали порядочную стрельбу у нас по тылам и даже совершали убийства тех из солдат, кто имел неосторожность отделиться от своего подразделения.

Против них неоднократно высылались экспедиции, но без особенных успехов. Я принимал участие во многих таких экспедициях и в одном случае, когда командовал полуротой из тридцати солдат, столкнулся с группой гверильяс, которая численностью превосходила нас на добрую сотню; мы атаковали их и после продолжительного боя, длившегося несколько часов, заставили их оставить укрепленную позицию у деревни Меделлин. В этой схватке в меня стреляли раз пятьдесят, а то и сто, из мушкетов и эскопет[24], но, хотя дистанция выстрелов не превышала двухсот ярдов (около 180 метров. — А. Т.), судьба хранила меня от попаданий.

Однажды вечером во главе разведывательного отряда меня направили на поиски лагеря партизан, который, по нашим данным, находился примерно в пяти милях от наших боевых порядков вглубь страны. Была, видно, середина ночи, но безоблачно, и светила яркая луна, которой так славится небо Мексики. Подле выхода на равнины — в прерии Санта-Фе — наш отряд остановился, пораженный внезапным и ужасным зрелищем: это было тело мертвого солдата из той самой части, из которой была набрана разведывательная группа. Тело лежало, опрокинувшись навзничь; волосы, в которых запеклась кровь, торчали в разных направлениях; зубы стиснуты в агонии, глаза открыты и остекленели, словно напряженно вглядывались в луну, светившую с небес. Одна из рук трупа была обрублена у локтя, большая отверзшаяся рана на груди открывала место, откуда было вырезано сердце, чтобы удовлетворить злобу бесчеловечного врага. Все тело сплошь было покрыто ранами от пуль и сабель; к тому же урон ему успели нанести стервятники и шакалы. Несмотря на то, что тело было обезображено, мы признали в нем молодого, смелого солдата — его любили товарищи, но он исчез из лагеря два дня назад. Он неразумно вышел за линию боевого охранения и попал в руки к гверильяс.

Мои люди не могли уйти, не предав тело земле. Лопат у нас не было, поэтому, примкнув штыки, мы выкопали могилу и, как смогли, похоронили его. Один из закадычных друзей погибшего срезал ветку с ближайшего лаврового куста и украсил могилу; вся церемония прошла в глубоком молчании, потому что все знали, что мы находимся в опасной местности, и понимали — достаточно одного выстрела или возгласа, чтобы погубить нас».

Первый из очерков «стрелка в цепи» дает внятное представление о характере боевых действий американской армии по захвату Веракруса и о том, какую военную работу выполнял молодой офицер. Американское командование немедленной атаке на укрепления мексиканцев предпочло планомерную осаду города. В этом был очевидный резон: торопливость могла привести к большому кровопролитию, — ведь город представлял настоящую крепость, вооруженную, хотя и устаревшей, но мощной и многочисленной артиллерией. Блокировав Веракрус с моря, американцы взяли его в плотное кольцо своих войск и с суши. Осаждавшая город армейская группировка насчитывала более 12 тысяч солдат. С левого и с правого флангов город блокировали регулярные части, в центре находилась состоявшая целиком из добровольцев дивизия Р. Паттерсона. 2-й Нью-Йоркский полк, в котором служил лейтенант Рид, входил в состав этой дивизии. В то время как регулярные части вели непосредственные боевые действия, на добровольцев возлагалась вспомогательная функция — обеспечить безопасность армейских тылов: бороться с партизанами, а также заниматься снабжением осаждающих продовольствием и т. п. Данными обстоятельствами и объясняется характер материалов первого из очерков «стрелка в цепи». В них нет и не могло быть описания военных действий, потому что Рид не принимал в них участия. Зато есть масса сведений этнографического характера: о нравах и обычаях местного населения, о природе, климате, ландшафте, о встречах и общении с мексиканцами. По информации, содержавшейся в очерке, можно судить, что во время осады Веракруса Рид вел довольно активный образ жизни, интенсивно перемещаясь по территории Terre CalUnte, снабжая войска продовольствием, которое необходимо было закупать у мексиканских ранчеро. Судя по всему, основной функцией второго лейтенанта Рида было сопровождение американских офицеров-квартирмейстеров, занимавшихся этим важным и, как показывает Рид, порой довольно опасным делом. Рид командовал боевым охранением, приданным фуражирам.

Это, казалось бы, не слишком интересное, с точки зрения человека военного, занятие, тем не менее, дало Майн Риду очень интересный и живописный материал для его первого очерка. Материал получился объемным и занял несколько полос еженедельника. Он состоял из нескольких эпизодов — самостоятельных историй, описывающих приключения молодого американского офицера в окрестностях осажденного города. Каждая из них получила собственное заглавие. С первой историей (фрагмент из которой был процитирован) под названием «Песчаные холмы Веракруса» читатель уже знаком. О содержании других дают представление сами их заглавия: «Ранчо и ранчеро», «Схватка с гверильяс», «Любовное приключение».

Повествование о такой далекой — по-настоящему экзотической для американцев — Мексике имело не только успех у читателей ежедневника, но и серьезные литературные «последствия» для автора: позднее коллизии, развернутые в очерке, органично вольются в сюжет его первой книги «Военная жизнь» (1849), а затем — в еще более развернутом виде — в роман «Вольные стрелки» и будут более детально разработаны и усовершенствованы писателем. Важен был этот опыт не только непосредственно для дальнейшего литературного развития писателя, — существенно то, что Майн Рид активно напитывался новыми впечатлениями. Интенсивное общение с местными жителями, наблюдения за флорой и фауной, знакомство с культурными традициями, бытом, нравами мексиканцев — вкупе с тем опытом, что он приобрел в начале 1840-х в мексиканской провинции Санта-Фе, — постепенно превращало его в подлинного и по-настоящему глубокого знатока мексиканской жизни. Эти знания в скором времени стали не только своеобразной «визитной карточкой» Майн Рида, но способствовали формированию по-своему уникального художественного мира писателя.

Конечно, у мексиканцев не было сил и средств одолеть американский экспедиционный корпус. Осада Веракруса закончилась капитуляцией его гарнизона, и Рид был среди тех, кто торжественным маршем вошел 29 марта 1847 года в город. Интересно отметить, что захват Веракруса прошел почти бескровно. Американцы потеряли всего лишь шесть человек убитыми, да и то большинство из них было потеряно не в бою, а в результате действий тех самых гверильясов, о которых писал в своем очерке Майн Рид.

После захвата Веракруса американская армия двинулась на северо-запад. Мексиканская армия отступала, ожидая подхода главных сил и надеясь, что в горной стране Сьерра-Мадре, куда теперь были перенесены военные действия, им удастся организовать эффективную оборону и нанести поражение противнику. 18 апреля, после подхода главных сил во главе с генералом (и президентом страны) А. де Санта-Анны[25], произошло сражение на перевале Серро-Гордо. Несмотря на почти трехкратный численный перевес, мексиканцам не удалось нанести поражение американцам, и они отступили еще дальше вглубь страны. Лейтенант Майн Рид принимал участие в этом сражении, и, если судить по очеркам за подписью «Эколье», участие его было весьма активным. Во всяком случае, он утверждал, что он — ни много ни мало — имел шанс захватить самого генерала Санта-Анну. Он писал по этому поводу: «Я лишился возможности отличиться только по причине глупости или тупости майора, командовавшего нашим батальоном. В самом начале сражения мне удалось обнаружить, что через расположенное неподалеку ущелье, прорезавшее тело горного хребта, уходит большой отряд неприятеля. У нас было достаточно сил, чтобы захватить противника, но майор не только отказался произвести нападение, но даже не дал мне солдат для этого. Позднее стало известно, что через это ущелье бежал Санта-Анна, главнокомандующий мексиканской армией». Добавим, что бегство Санта-Анны было настолько поспешным, что в палатке он оставил даже свой протез (ногу генерал потерял в бою с техасцами за десять лет до этого), ставший трофеем американских солдат. Скорее всего, Рид несколько преувеличил вероятность пленения диктатора. Неясно также, была ли тактическая необходимость в нападении на отступающих мексиканцев, тем более сам писатель указывал, что у американцев было меньше сил, чем у противника. Как бы там ни было, эпизод, скорее всего, в действительности имел место, и он характеризует нашего героя как человека хотя и склонного к авантюрам, но, безусловно, отважного.

После победы у Серро-Гордо американская армия, перевалив горные хребты, спустилась на равнину и заняла город Пуэбло. Вместе со своим подразделением лейтенант Рид находился в авангарде наступающей армии, который насчитывал три тысячи человек, но почти не встречал сопротивления. Это обстоятельство удивляло молодого офицера, и он писал на страницах «Духа времен»: «Нас было всего лишь три тысячи, но мы заняли город с населением, по крайней мере, в 75 тысяч человек. Его жители были почти парализованы изумлением и ужасом при виде такой малочисленной армии. Балконы, окна, крыши домов были заполнены зрителями. На улицах было достаточно людей, чтобы просто забить нас камнями насмерть — в том случае, если бы они были мужчинами».

Захват Пуэбло был очень важен в тактическом и в стратегическом плане: город расположен всего в ста с небольшим километрах от Мехико, и от него идет прямая дорога к столице. Однако противник не предпринимал попыток вернуть себе город, а американцы нуждались в отдыхе и пополнении припасов. Почти два месяца провел лейтенант Рид в Пуэбло. Зная неугомонный характер будущего писателя, его неистощимую любознательность, можно утверждать, что, в отличие от большинства соотечественников, он не изнывал от скуки и безделья, но посвятил это время знакомству с бытом и нравами местных обитателей, местной природой; в эти два месяца была написана и вторая серия очерков «Стрелка в цепи», несколько недель спустя опубликованная в «Духе времен»;

Приказ готовиться к выступлению был отдан в начале августа; 10 августа армия двинулась по направлению к Мехико. Как и прежде, полк Рида находился в авангарде американских войск. Поэтому естественно, что он принимал непосредственное участие во всех сражениях, в которые была вовлечена наступающая армия. В очередном очерке он так описывал происходившее:

«10 августа, двигаясь с огромным обозом, мы миновали поросшие сосновыми рощами холмы и спустились в долину Мехико. Здесь мы сделали остановку для рекогносцировки; она затянулась на несколько дней. Город расположен посредине болотистой равнины, усеянной множеством озер; равнину рассекают восемь дорог, ведущих к городу. Было известно, что все они укреплены, особенно та, что ведет к воротам Сен-Лазар — это была прямая дорога от Пуэбло. Дорогу прикрывало сильное укрепление на холме Пиньоль; генерал Скотт полагал его неприступным. Чтобы миновать его, необходимо было произвести далекий обходной маневр к северу или к югу. Решено было избрать южный маршрут — по старой дороге, огибающей озеро Чако, через старинный одноименный город, а затем двигаться вдоль подошвы южного горного хребта — этот путь был признан наиболее разумным.

Мы отправились по этой дороге, и после неспешного четырехдневного марша наш авангард вышел на главную — Национальную дорогу, которая, огибая Мехико с юга, ведет в Акапулько. Оказалось, что дорога тоже сильно укреплена, и было принято решение сделать еще один поворот на запад, чтобы миновать укрепления; сборным пунктом резервов была назначена придорожная деревня Аугустино де лас Гуэнас в двадцати километрах от Мехико. 19 августа генерал Уорт двинулся по Национальной дороге к хорошо укрепленному Сан-Антонио, намереваясь связать там части противника, в то время как основные силы его дивизии вместе с дивизией Твиггса и бригадой Шилдса (к которой принадлежал и я) совершили переход по Педрегалу — почти непроходимой местности из нагромождения скал, застывшей лавы и густых джунглей. К вечеру 19 августа мы пересекли Педрегал и в местечке под названием Контрерас вошли в боевое столкновение с сильным отрядом неприятеля под командой генерала Валенсии. Ночь прервала бой, и враг удержал свои позиции.

Всю ночь шел дождь; мы сидели без сна в утопавшей в грязи нищей деревушке Сан-Джеронимо — ужасная ночь в ожидании рассвета! Едва занялась заря, генерал Персифер Смит, командовавший нашими частями в этом сражении, отдал приказ, и бой возобновился. Меньше чем через час «Армия Севера» — такое название носила дивизия Валенсии, поскольку ее солдаты были родом из Сан-Луис Потоси и других северных штатов, — цвет мексиканской армии — была рассеяна и устремилась в бегство к Мехико.

В армии насчитывалось шесть тысяч солдат, кроме того, у нее был резерв также в шесть тысяч под командой самого Сан-та-Анны. Однако резерв в бой не вступил; говорят, тому причиной была вражда между Валенсией и Санта-Анной. В этом сражении мы захватили множество пленных и взяли 27 орудий.

Мы считали, что теперь дорога на столицу была открыта, но это было серьезной ошибкой, и вскоре мы это осознали, поскольку при дальнейшем продвижении наши отряды вступали в непрерывные стычки с противником. Очень скоро мы столкнулись с основными силами неприятеля, которые сконцентрировались за двумя сильными укреплениями (прежде ничего равного им мне не приходилось видеть), возведенными подле маленькой деревушки под названием Чурубуско.

Дорога к деревне пересекала ручей, над которым был переброшен мост, и этот мост оборонял отряд мексиканцев; очень скоро стало ясно, что без удара с фланга оттеснить их не удастся. Мост был хорошо укреплен, наши части пытались атаковать его с фронта, но безуспешно.

Бригаде генерала Шилдса был отдан приказ обойти гасиенду Лос Порталес и атаковать противника с фланга. Наши солдаты сумели достичь гасиенды, но продвинуться дальше не смогли. Мы несли большие потери и тщетно пытались укрыться за стенами строений. Полковник Уорд Б. Беннет предпринял было отчаянную попытку собрать рассеянные подразделения вместе, но тщетно, и вскоре был сам серьезно ранен.

Положение стало критическим. Я командовал подразделением гренадеров из числа нью-йоркских добровольцев и видел, что эскадрон мексиканских улан готовится к атаке. Я знал, если они нападут сейчас, когда наш отряд дезорганизован, мы будем обращены в бегство. С другой стороны, если мы атакуем их, есть шанс, что неприятель дрогнет и побежит. В любом случае, ничего хуже настоящего состояния полного бездействия под убийственным огнем противника быть не могло.

Командир отряда добровольцев из Южной Каролины полковник Батлер был ранен; в его отсутствие подразделением командовал подполковник, он держал флаг штата с изображенной на голубом фоне пальмой. Я крикнул ему:

— Полковник, не пора ли идти в атаку?

Не успел он ответить, я услышал нечто похожее на громкий щелчок, и офицер упал с разбитым пулей коленом. Я тотчас же подхватил флаг, и, когда раненого уносили с поля боя, он прокричал:

— Майор Гладцен, примите флаг! Капитан Блэндинг, помните Моултри, Ландес и старый Чарлстон![26]

Я поспешил к своим солдатам, занимавшим крайний правый фланг, встал перед ними и крикнул:

— Солдаты! Пойдете со мной в атаку?

— Пойдем! — прокричал капрал Хауп, швейцарец.

Был отдан приказ к атаке, и мы двинулись вперед. Я был впереди, но рядом со мной шли храбрый швейцарец и отважный ирландец Джон Мёрфи.

Мексиканцы, увидев, с какой решительностью наступает на них холодная сталь, оставили свои позиции и устремились к замечательной дороге на Мехико, которая открывала им такую отличную возможность для бегства».

С пониманием отнесемся к саркастической интонации последней фразы — она была продиктована не презрением к мексиканцам, а восхищением отвагой и доблестью американских солдат — сослуживцев и подчиненных Рида. Есть основание полагать, что будущий писатель не слишком преувеличил собственную отвагу в бою: упоминание о доблести молодого офицера содержится в донесении, составленном командиром бригады, в состав которой входили нью-йоркские добровольцы, — генералом Шилдсом.

Хотя сражение у Чурубуско было не первым боевым эпизодом в военной биографии Рида, этот бой (кстати, один из наиболее ожесточенных в ходе кампании) оказался первым по-настоящему серьезным и кровопролитным столкновением с мексиканцами, в котором довелось ему участвовать. Первым, но не последним: в скором времени второй лейтенант Рид станет деятельным участником решающего сражения американо-мексиканской войны — битвы за Чапультепек, последний рубеж обороны мексиканцев на подступах к столице. Однако это произойдет позднее — уже в сентябре 1847 года. А пока, после разгрома мексиканцев у Чурубуско, наступило затишье. Генерал У. Скотт объявил перемирие. Он полагал, что после сокрушительного разгрома мексиканцы станут более сговорчивыми и согласятся на те — бесспорно, кабальные — условия, на которых может быть заключен мир между США и Мексикой. Согласно инструкциям из Вашингтона, Мексика должна была отдать США Техас, Новую Мексику, Верхнюю Калифорнию, значительную часть современных северомексиканских территорий (в том числе штаты Нижняя Калифорния, Коауила, Чиуауа, Сонора) — то есть примерно три четверти своей территории. Переговоры проходили в деревушке Такубайя. Закончились они безрезультатно. Даже терпя поражение за поражением, Мексика не могла согласиться на условия, выдвигаемые американцами.

В одном из очерков «Стрелка в цепи» Рид критикует действия Скотта — в частности, за то, что тот пошел на перемирие. Молодой офицер утверждал, что главнокомандующий упустил возможность воспользоваться плодами победы у Чурубуско и с ходу захватить Мехико. На самом деле, Рид, критикуя Скотта, не обладал той перспективой видения, которую имел главнокомандующий. Рид не знал, что силы американцев на исходе, коммуникации растянуты, не хватает амуниции и боеприпасов, в войсках растет число заболевших, а сопротивление в тылу и на фронте неуклонно нарастает. Не знал Рид и того, что, хотя столица вражеского государства находилась в пределах прямой видимости, попытка взять ее с ходу, в силу указанных причин, скорее всего, не увенчалась бы успехом и, очень вероятно, привела бы к большим потерям. А Скопу как политику, намеревавшемуся баллотироваться в президенты, это было совсем невыгодно. К тому же, чтобы войти в Мехико, необходимо было преодолеть линию серьезных укреплений, возведенных противником, и, прежде всего, взять замок Чапультепек, который представлял собой очень важный, хорошо вооруженный и почти неприступный пункт обороны. Зная о его стратегическом значении, мексиканцы собирались обороняться до последнего.