И ШУТКУ ЛЮБИЛИ, И САМИ ШУТИТЬ УМЕЛИ

И ШУТКУ ЛЮБИЛИ, И САМИ ШУТИТЬ УМЕЛИ

Гольданский Виталий Иосифович (1923-2000), физикохимик, академик.

Щепкина-Куперник Татьяна Львовна (1874-1952), писательница (пьесы, повести, стихи), переводчик, в молодые годы актриса театра Корша.

Эйзенштейн Сергей Михайлович (1898-1948), кинорежиссер.

Деятельность каждого из них получила широкое признание. Они очень много сделали для прогресса науки, культуры и заслуженно стали весьма знаменитыми. Об этом десятки книг, сотни статей.

При всем своем величии они оставались веселыми, добрыми людьми, ценившими юмор, любившими и понимавшими шутку. Поэтому и объединены они в одной новелле.

Гольданский

Печатался на популярной в свое время 16-й странице «Литературной газеты», участвовал в изданиях «Физики шутят». Если собрать всё, что он сочинил, — шуточные пьесы, пародии, эпиграммы, дружеские посвящения, то получится книга искрящегося юмора.

В качестве примера из его творчества в этой области выбран фрагмент пьесы «День ученого мужа» (написана вместе с физиком А.С.Компанейцем), которая была поставлена на встрече Нового, 1955 года у академика Л.Д. Ландау.

Стихи, пародирующие популярную лекцию об атомной энергии, произносит, поучая молодого коллегу искусству популяризации, маститый «Действительный член Общества по распространению».

Однажды, вставши утром рано,

Гаврила взял кусок урана,

К тому же, надо вам сказать.

Уран был — 235.

Потом недрогнувшей рукой

 Гаврила взял кусок другой.

Наполнив бак водой тяжелой,

В него Гаврила входит голый.

Еще не поздно — в назиданье

Прочти Стокгольмское воззванье!

Но нет, Гаврила не выходит,

А два куска безумный сводит.

Кипит тяжелая вода —

Нет от Гаврилы и следа...

*

Об этом помнить бы должны

Все поджигатели войны.

(10-5-19)

Щепкина-Куперник

20 октября 1892 года на сцене Малого театра, где некогда блистал ее знаменитый прадед М.С.Щепкин, состоялась премьера пьесы «Летняя картинка». Ее автору — Щепкиной-Куперник — было тогда 18 лет!

Публика восторженно приняла пьесу и по окончании спектакля настойчивыми аплодисментами стала вызывать автора. А его в театре не было. По существовавшим правилам сообщить об этом зрителям должен был режиссер, но появиться на сцене он мог только во фраке. Не ожидая такого успеха пьесы, он пришел в театр в обычном костюме. И тогда на сцену вышел игравший в спектакле премьер Малого театра Горев и объявил:

— Автора в театре нет. Она у Корша — гимназиста играет.

* * *

В мае 1936 года на квартире художника Нестерова Михаила Васильевича собрались друзья, близкие, чтобы отметить 50-летие его творческой деятельности. В разгар торжества сообщили, что юбиляру доставлен от кого-то букет невероятных размеров. Сообщение было приятное, но цветов уже было так много, что некуда было ставить. Нестеров вышел в переднюю и, действительно, увидел огромный завязанный бумажный пакет.

Стали развязывать и обмерли: на них смотрела... улыбающаяся Щепкина-Куперник, которая специально к этому дню приехала из Ленинграда и так оригинально «доставила» себя к юбиляру.

(2-22-10)

Эйзенштейн

В 1929-30 годах Сергей Михайлович, успевший уже завоевать мировую известность своей постановкой фильма «Броненосец Потёмкин», работал в Голливуде — центре американской кинопромышленности.

...В Англии вышла книга Айвора Монтегю «С Эйзенштейном в Голливуде». Вот какую историю рассказал ее автор, очевидец происшедшего.

Как-то раз Эйзенштейн пригласил к себе на небольшую вечеринку гостей, среди которых были известные режиссеры, сценаристы, звезды кино.

В разгар веселья решили сыграть в модную тогда в Голливуде игру. На двух листах бумаги в одинаковой последовательности перечислили ряд человеческих качеств: доброта, щедрость, чувство юмора, обаяние, красота...

 «Жертва» — человек, которому предстояло узнать, что о нем думают, удалялся в другую комнату, где на полученном листке по десятибалльной системе сам оценивал свои достоинства. А в это время оставшиеся обсуждали его качества и по общему согласию проставляли свои баллы. Потом «экзаменуемый на объективность» возвращался, и вслух сравнивались оценки. При всей веселости происходившего, особенно когда под общий смех выяснялось, как самомнение «жертвы» далеко от мнения собравшихся, для самолюбия это было трудное испытание.

И вот настала очередь Чаплина быть «жертвой». Он с гордостью сообщил о скромной оценке своего чувства юмора — в 7 баллов. Каков же был «удар», когда в ответ он услыхал, что общество поставило ему... лишь 4! Правда, девятка за обаяние, выставленная играющими, несколько утешила Чаплина. Но ненадолго.

Эйзенштейн за чувство юмора получил 8, а его обаяние единогласно оценили в 10 баллов. При всей своей любви к русскому другу, Чаплин это принять не мог. Он кричал, что только Бог может удостоиться такой оценки за обаяние! Только сам Господь Бог! — повторял он. Но жюри с ним не согласилось, и Эйзенштейн стал первым, кто в этой игре получил высшую оценку.

(4-37-8)