Холодный австриец

Представим себе европейскую страну начала 20-го века, в которой гомосексуализм запрещён, карается тюремным заключением. Представим себе молодого человека, приезжающего из провинции в столицу этой страны. Про него известно, что он равнодушен к молодым женщинам, не ищет их общества, не ухаживает за ними. Зато в провинции у него остался друг, с которым они были неразлучны, вместе гуляли, музицировали, ходили в театр, которого он страстно зовёт тоже приехать в столицу. Он даже пишет родителям друга, расписывая, какие блестящие перспективы откроются перед их сыном в случае переезда, как много в столице возможностей для развития его музыкального таланта.

В открытке, датированной 18 февраля 1908 года, молодой человек пишет:

«Дорогой друг, с нетерпением жду вестей о твоём приезде. Сразу напиши, чтобы я мог приготовить тебе праздничную встречу. Вся Вена ждёт тебя!.. Умоляю, приезжай скорей!».[366]

Друг приезжает, поселяется в одной комнате с молодым человеком. У них почти нет общения с другими людьми, им никто не нужен. Они проводят время, посещая музеи, соборы, оперы (преимущественно Вагнера или других немецких композиторов). Друг поступил в консерваторию, подрабатывает уроками музыки и однажды приводит в их общую комнату, где стоял большой рояль, ученицу для занятий. Возмущению молодого человека не было границ. Он разразился длинным монологом о бессмысленности образования для женщин, об их закрытости для высоких идеалов, о том, что мужчина должен — и может! — сохранять целомудрие по крайней мере до 25 лет, как это было принято у древних германских племён.

Молодого человека звали Адольф Гитлер, и до тридцатилетнего возраста у него не было сколько-нибудь прочных отношений ни с одной женщиной. Молодого друга звали Август Кубицек (упомянут выше в Главе 2), он впоследствии написал воспоминания о своей юношеской дружбе с будущим фюрером. Писались они в те годы, когда преследование гомосексуалистов в Третьем Рейхе только ужесточалось. Знаменитый биограф Гитлера, Ян Кершоу, активно использовал эти мемуары, но версию гомосексуального романа между двумя друзьями даже не рассматривает. Наоборот, ссылается на этот источник как на доказательство отвращения Гитлера к гомосексуальным отношениям.[367]

Зато другой исследователь, Лотар Махтан, пишет о гомосексализме Гитлере как о доказанном факте. В его 400-страничной книге «Скрытый Гитлер» почти сто страниц отведены ссылкам на источники и библиографию. Понятно, что никто из партнёров Гитлера не мог объявить об их отношениях открыто, потому что это грозило бы судебным преследованием обоим. Но Махтан приводит убедительные истории шантажа, которому Гитлер поддавался и шёл навстречу требованиям шантажистов.

Наиболее заметными близкими друзьями Гитлера в 1920-е годы сделались двое: Эрнст Ханфстенгел и Курт Людеке. Оба они занимались торговлей произведениями искусства, оба были зачарованы ораторским мастерством Гитлера, оба вступили в нацистскую партию, оба впоследствии опубликовали мемуары.[368]Оба к моменту написания находились уже не под властью Гестапо. Эти тексты, плюс огромный объём немецких архивных документов послужили источником для исследования Махтана.

Гитлер предпринимал немалые усилия для сокрытия своих гомосексуальных тенденций, был очень недоволен публикацией книги Людеке, удравшего в США. Не забывал он и об опасности, которую представлял собой друг его юности. Как только немецкие войска вошли в Австрию, в дверь Кубицека постучались офицеры СС и вежливо попросили выдать им все документы и материалы, касающиеся его дружбы с молодым фюрером («ведь теперь они представляют ценность для истории Германии!»).[369] Испуганный Кубицек подчинился, отдал то, что у него сохранилось, и вскоре по заказу ведомства нацистской пропаганды написал мемуары, в которых представил себя и своего друга молодыми поклонниками всего прекрасного, интересующимися только искусством, и настолько целомудренными, что эротические порывы были им просто неизвестны. Он так же раздул историю про платоническую влюблённость Гитлера в девушку Стефани, которую тот якобы обожал издали, когда она гуляла по улицам Линца, которой он, якобы, написал письмо без подписи и которая так и не узнала о горячих чувствах своего поклонника.[370]

Можно задаться вопросом: почему такой крупный исследователь биографии Гитлера, как Ян Кершоу, отказался использовать книгу Махтана, даже не включил её в библиографию своего тысячестраничного труда «Гитлер»? Одно из возможных объяснений: посреди победного движения борцов за права сексуальных меньшинств было бы политически некорректно признать, что нацистская партия в Германии была создана и приведена к победе двумя гомосексуалистами: Адольфом Гитлером и Эрнстом Рёмом.

Люди, близко знавшие фюрера в 1920-е годы, отмечали его особый талант прятать своё прошлое, обстоятельства жизни, переезды с места на место. Даже его телохранители жаловались на то, что он мог внезапно сорваться с места, исчезнуть, не сообщая им, куда и с какой целью он направляется. До Первой мировой войны он не принимал участия в политической деятельности или революционной борьбе. Тем не менее его стиль жизни демонстрирует все типичные черты поведения профессионального подпольщика: минимум контактов с другими людьми, минимум письменных документов, смена адресов без указания нового места пребывания. В значительной степени его подполье было вынужденным. Как иначе может вести себя человек, обнаруживший, что доступный ему вид любовных отношений объявлен уголовным преступлением, карается арестом, судом, тюрьмой, позором?

Имеем ли мы право связать ментальность «подпольного человека» с разрастанием дикого иррационального антисемитизма в душе Адольфа Гитлера? Ведь он должен был мучительно искать виновника своего горестного положения. И в этих поисках ему помогали не только потоки антисемитской брани в газетах и памфлетах. Его кумир Рихард Вагнер гневно обличал злокозненность всей еврейской расы. Лидер американской индустрии Генри Форд в 1920 году выпустил четырёхтомный труд под названием: «Международный еврей: самая серьёзная проблема мира».[371] Год спустя эта библия антисемитов уже была переведена и опубликована на немецком. Впоследствии портрет Форда, подаренный Гитлеру Куртом Людеке, висел в кабинете рейхсканцлера рядом с портретом Фрадриха Великого.

А откуда проистекало преследование гомосексуалистов? Разве не будировалось оно всей иудео-христианской моралью европейского общества, объявившей их изгоями? Для человека, обожествившего нацию, племя, любой шаг в сторону интернационализма, то есть равенства разных племён, должен был выглядеть кощунством, покушением на святое. Поэтому для него были одинаково ненавистны демократия, гуманизм, коммунизм, христианство — всё это в его глазах становилось ответвлениями гигантского еврейского заговора. Победить такого врага было возможно, только если бы удалось поднять весь немецкий народ на войну с «еврейской чумой».

После того как Кубицек закончил учёбу в Вене и уехал обратно в Линц, мы видим Гитлера исключительно в мужском обществе. В пансионе для холостых мужчин, где он оказался, 70 % постояльцев были людьми моложе 35 лет, без средств, и для них гомосексуальные отношения были естественной формой утоления любовных порывов.[372] Дальше следуют годы армейской службы (1914–1919), дальше — сближение с партийным движением националистов, знакомство с открытым гомосексуалистом Эрнстом Рёмом, дальше — путч и два года в тюрьме, где началось сближение с Гессом, продлившееся почти 20 лет. Можно сказать, что до 1925 года у Адольфа Гитлера просто не было шансов завязать нормальные отношения с женщиной.

Ситуация начала меняться уже в годы тюремного заключения. Многие дамы были увлечены «будущим спасителем Германии», слали ему письма и подарки, навещали в камере. Винифред Вагнер (жена сына композитора) прислала ему к Рождеству посылку, в которой была пишущая машинка, бумага, ручка, чернила и прочие принадлежности, необходимые для написания «великого политического труда». После выхода из тюрьмы Гитлер не раз посещал дом Вагнеров, где он имел возможность почтить могилу своего кумира, находившуюся в саду за домом и украшенную простым камнем.[373]

Многие влиятельные и богатые дамы помогали Гитлеру деньгами, сводили с нужными людьми, пропагандировали его идеи. Он умел любезничать с ними, оказывать знаки внимания, но упорно уклонялся от попыток сближения. Они находили его привлекательным, жена Геббельса впоследствии сознавалась, что она мечтала выйти замуж за фюрера.[374] Но вскоре поклонницы сошлись на том, что он, похоже, физиологически неспособен поцеловать женщину.

В 1927 году в Мюнхен переехала сводная сестра Гитлера и с ней — её восемнадцатилетняя дочь, Гели Раубал. Между дядей и племянницей вскоре установились тёплые отношения. Он всюду брал её с собой — на прогулки, в оперу, в кафе, появлялся с ней и в компании соратников по партии. Девушка не была очень красива, но обладала большим очарованием. Гитлер также оплачивал её уроки пения и иногда прокрадывался к дверям студии, чтобы тайком подслушивать её голос. При этом он не замечал, что у Гели загорелся роман с его шофёром, Эмилем Морисом.[375]

Когда шофёр сообщил своему боссу об их намерении пожениться, тот впал в неописуемую ярость. Морис ожидал, что вот-вот будет извлечён пистолет и его жизнь оборвётся. К его счастью, дело обошлось жуткой бранью, проклятьями, изгнанием из дома. Однако шофёр оказался не робкого десятка. Всё же он служил Гитлеру много лет, выполнял вдобавок обязанности камердинера, телохранителя, секретного связного. И он подал в суд на своего нанимателя, требуя 3000 марок невыплаченного жалованья.[376]

Дальше начинается цепь загадок. Что имел в виду Морис, когда грозил, что «расскажет всё газетчикам»? Почему Гитлер послушно уплатил задержанное жалованье и выписал увольнительную с лестной характеристикой своего бывшего шофёра? Откуда у того взялся солидный капитал, чтобы открыть часовую мастерскую в Мюнхене? Почему после прихода к власти Гитлер вернул Морису своё расположение, приглашал на разные партийные торжества? Загадки, кругом загадки.[377]

Гели Раубал тоже была прощена «дядей Адольфом». Осенью 1928 года он снова всюду появлялся с ней на людях, брал в дальние поездки, в гости к друзьям. В следующем году она поселилась в его квартире и жила полностью за его счёт. Интимные отношения между близкими родственниками не были чем-то новым в роду Гитлеров, его мать и после брака продолжала называть его отца «дядя Алоис».[378] Известно также, что он рисовал её обнажённой. Подруге она жаловалась: «Ты представить себе не можешь, что он заставляет меня проделывать».[379]

Постепенно существование девушки всё больше и больше оборачивалось жизнью в золотой клетке. Она должна была отчитываться о всех своих встречах, её почта проверялась, слежка за ней делалась трудно выносимой. По слухам, у неё загорелся любовный роман в Вене, с еврейским художником, от которого она ждала ребёнка.[380]

Именно её планы поехать в Вену в сентябре 1931 года стали поводом для последней громкой ссоры, подслушанной служанкой. Дальше всё тонет в тумане. Известно лишь, что утром того дня Гитлер с несколькими соратниками уехал в Нюренберг. На следующее утро, ещё находясь в отеле, он получил известие, что Гели нашли в квартире в луже крови, рядом лежал его револьвер.

«Самоубийство или убийство?» — эту тему газеты горячо обсуждали несколько недель. К тому моменту «фюрер» был настолько влиятельной фигурой, что ждать объективного полицейского расследования было бы просто наивно. На столе в комнате Гели лежало начатое письмо подруге в Вену. В нём содержались планы приезда — и ничего больше.[381] Как и в случае с Надеждой Аллилуевой, версия «самоубийство» возобладала. Гитлер, по слухам, был подавлен происшедшим, даже впал в депрессию. Но, как и Сталин, не явился на похороны погибшей.

Эрнст Ханфстенгел имел возможность знать Гитлера очень близко, потому что тому нравилось бывать в доме этого соратника, болтать, слушать, как тот исполняет на рояле Вагнеровские мелодии. Он даже выступил в роли крёстного отца для сына Ханфстенгела. От него мы имеем нечто вроде диагноза в разговоре с журналистом в 1951 году:

«Гитлера нельзя было отнести ни к настоящим гомосексуалистам, ни к байсексуалам… Он пребывал в ничейной полосе и не мог получить полного удовлетворения ни от женщины, ни от мужчины… Невозможность реализовать сексуальную потенцию создавала постоянное нервное напряжение, часто прорывавшееся вспышками неадекватного гнева».[382]

С Евой Браун Гитлер впервые встретился в 1929 году, в фото-ателье его фотографа, Генриха Гофмана, где она работала продавщицей. Девушка не отличалась интеллектом, в школе училась плохо, любила спорт, джаз, танцы. Гитлер долго держал её в тени, не показывался с ней на людях, навещал в её квартире по ночам. Во время его разъездов она оставалась одна в Мюнхене, и, видимо, это пренебрежение довело её до такого отчаяния, что в ноябре 1932 года она написала своему кумиру прощальное письмо и выстрелила в себя из армейского пистолета своего отца.[383]

Её удалось спасти, хирурги извлекли пулю из её шеи. Однако Гитлер, находившийся в критической стадии своего взлёта, не мог уделять ей больше внимания, даже если бы захотел. Ева продолжала работать в фото-ателье и три года спустя совершила вторую попытку — на этот раз проглотив горсть снотворных таблеток. Гитлеру, конечно, не хотелось, чтобы с его именем была связана вторая девушка, покончившая с собой. Он стал чаще навещать Еву в Мюнхене, купил ей квартиру, потом виллу, подарил автомобиль, включил в своё завещание.[384]

Наконец, в 1939 году состоялся переезд Евы в Берлин. В здании Имперской канцелярии ей была предоставлена бывшая спальня президента Гинденбурга с огромным портретом Бисмарка на стене. Она получила статус одной из секретарш, но по-прежнему не имела доступа на большие приёмы и банкеты, должна была ужинать одна у себя в комнате.[385]

То, что Гитлер и Ева Браун были любовниками, подтвердил личный врач фюрера, доктор Теодор Морелл. Давая показания американской следственной комиссии, он упомянул, что Ева не раз обращалась к нему с просьбой усилить сексуальную активность её партнёра какими-нибудь стимуляторами.[386] Врачи-сексологи знают, что влюблённая женщина вполне может иметь пылкий роман с гомосексуалистом. Убедительный пример — долгая связь британской художницы Доры Каррингтон с писателем Литтоном Стрейчи, закончившаяся в 1932 году. В замечательном фильме об этой паре актриса Эмма Томпсон довольно наглядно демонстрирует, как партнёры используют сходство мужской и женской анатомии и обходят неудобства, создаваемые разницей.[387]

То, что Гитлер был способен на глубокое чувство по отношению к реальному человеку, мы вдруг узнаём из неожиданного источника. Вдова Муссолини пишет в своих воспоминаниях:

«Немецкий фюрер просто обожал моего мужа, идолизировал его, хранил в кабинете его бюст… Нацисты переняли у итальянских фашистов салют поднятой рукой (который вообще-то был введён, чтобы избежать негигиеничных рукопожатий), их коричневые рубашки были немецкой вариацией чёрных рубашек итальянцев… Многие рассказывали мне, что, когда речь заходила о Дуче, у Гитлера появлялись слёзы на глазах… Когда после ареста моего мужа в 1943 году наша дочь приехала в Германию, Гитлер, слушая её рассказ, не мог сдержать эмоций… “Я говорил, говорил ему, что нельзя доверять королю, этому лицемеру!”»[388]

Гитлер даже позволял Муссолини ронять критические замечания в свой адрес, что к этому времени уже не дозволялось никому. Он, например, признал, что попытка путча австрийских нацистов в Вене в июле 1934 года и убийство канцлера Энгельберта Дольфуса были несвоевременны. Но когда дуче попытался умерить раздувание антисемитской кампании, указывая на её вред для международных отношений, фюрер решительно отказался. Итальянскому послу в Берлине он объявил: «Имя Гитлер будет прославляться повсюду как имя человека, который стёр иудейскую чуму с лица земли!».[389]

Только в конце апреля 1945 года Гитлер исполнил мечту Евы Браун: призвал священника в свой бункер, куда не проникал грохот русских пушек, и оформил бракосочетание после пятнадцати лет близости. Но где-то в те же дни он не поколебался расстрелять мужа беременной сестры Евы «за измену».[390] Рекордно коротким оказалось время, прошедшее между венчанием и самоубийством «молодожёнов». Всё же в последний момент Гитлер успел получить ещё один удар: из Италии пришло известие о гибели Муссолини.