Сосо

Иосиф Джугашвили был третьим ребёнком в семье — два первых мальчика умерли в младенчестве. Его мать, Екатерина Геладзе, которую все звали Кеке, дрожала над выжившим, простаивала на коленях перед иконами. Во время очередного недомогания родители совершили паломничество в соседний городок, пожертвовали церкви овцу и ждали совершения заказанного молебна. На их несчастье, ждать пришлось долго, потому что священник был занят изгнанием бесов из маленькой девочки. Иосиф (по-домашнему — Сосо) начал плакать и рваться из рук матери. Имеем ли мы право предположить, что бесы, изгнанные из девочки, тут же нашли себе новое обиталище и не покидали его во все последующие годы?[3]

Отец мальчика, Виссарион Джугашвили, владел сапожной мастерской в городе Гори. У него работало несколько подмастерьев, семья поначалу жила в достатке. Но грузинское вино в городских духанах продавалось так дёшево, что удержаться от соблазна было нелегко. Кроме того, злые языки стали распускать слухи, будто честь зачатия Сосо принадлежала кому-то другому. В качестве возможных кандидатов называли местного чемпиона по вольной борьбе, начальника полиции и даже священника. Впоследствии легенда, окружавшая диктатора, стала расширять список, добавив к нему знаменитого путешественника Пржевальского, будущего импретора Александра Третьего и многих других.[4]

Всё же среди всех претендентов на отцовство чаще других упоминали виноторговца Якова Эгнаташвили. Он опекал семейство Джугашвили с самого начала, крестил детей, снабжал оборудованием для сапожной мастерской. Кеке подрабатывала уборкой в его доме, он поддерживал мальчика в годы учёбы. Сыновья купца, Александр и Васо, сделали блестящую карьеру в советской иерархии. Когда Эгнаташвили умер в 1929 году, в Грузии это негласно отмечали как смерть отца генсека.[5]

То ли пьянство Виссариона поставило его сапожный бизнес на грань разорения, то ли, наоборот, деловые неудачи усугубляли порочную страсть, но этот когда-то любящий муж и отец превратился в невыносимого тирана. Он избивал сына и жену по всякому поводу, а чаще — просто вымещая на них кипевшее в нём озлобление. Однажды швырнул пятилетнего Сосо на пол с такой силой, что мать потом несколько недель замечала кровь в моче мальчика.[6]

Когда избитая Кеке не могла сдержать слёз по ночам, сын просил её: «Мама, не плачь, а то я тоже заплачу». Но похоже, что в биографии Сталина эти детские слёзы останутся последним проявлением сострадания. Способность к этому чувству была вытравлена в нём навсегда. В воспоминаниях его школьного товарища говорится: «Незаслуженные избиения сделали мальчика таким же жестоким и бессердечным, как его отец. Это от него он научился ненавидеть людей».[7]

Жизнь городских улиц тоже не могла научить гуманному обращению с ближним. Жители Гори имели в Грузии славу самых драчливых, необузданных, всегда готовых пустить в дело кулаки, камни, а то и кинжалы. Состязания борцов собирали толпы, зрители делали ставки, и проигравшие легко могли накинуться на выигравших.

У мальчишек одним из самых популярных развлечений было бежать рядом с телегой, уцепившись за колёсную ось. Во время одного такого «забега» Сосо подскользнулся, и колесо переехало его. Увидев окровавленного сына, принесённого в дом, Кеке чуть не лишилась чувств. Его левая рука осталась искалеченной навсегда.[8]

Тем не менее, мальчик старался не отставать в уличных схватках, сцеплялся и со сверстниками сильнее его. Матери опять приходилось обтирать его кровь, а потом — несмотря на всю любовь — пороть за непослушание. Остаться побеждённым было для Сосо мучительно. Однажды он боролся с соседским мальчишкой, и зрители признали, что матч кончился вничью. Противник повернулся к Сосо спиной и пошёл домой. Но тот вдруг налетел на него сзади с такой силой, что сбил с ног.[9]

Когда пишешь о детских годах тирана, так хочется отыскать в них поступки и черты, предвещавшие будущие злодейства! Как отрадно было бы узнать, что уже тогда он рубил кошкам хвосты и прибивал птенчиков гвоздями к стволу дерева! Увы, в случае с Иосифом Джугашвили это удаётся с большой натяжкой.

Во-первых, у мальчика открылся сказочный песенный дар. В церковных песнопениях ему часто поручали сольные партии, и его альт вызывал слёзы на глазах молящихся. Не раз он был приглашён петь на свадьбах за деньги, и подрабатывал этим и в годы юности. Его учитель пения вспоминал, что не только вокальный дар завораживал слушателей, но и явный драматический талант придавать исполнению торжественность.[10]

Во-вторых, он продемонстрировал способность влюбляться, когда ему едва исполнилось двенадцать. Они с матерью арендовали жильё у священника Чарквиани. А у того была дочь тех же лет, которой нужно было изучать русский язык. Сосо пришёл ей на помощь, и они много часов проводили вместе за занятиями. Своими лирическими чувствами Сосо делился со сверстниками. А брат девочки впоследствии утверждал, что он видел их не только за книгами, но и играющими в куклы.[11]

В-третьих, страсть к книгам и знаниям проснулась в Иосифе очень рано. В его роду не было людей, окончивших школу. Мать мечтала, чтобы мальчик пошёл учиться, но отец яростно восстал против этих планов. «Только через мой труп! — вопил он. — Мой сын будет сапожником, как и я!».[12]

Пьянство и дебоши старшего Джугашвили привели к тому, что полицмейстер приказал ему уехать из Гори. Сосо, поддерживаемый матерью, стал изо всех сил готовиться к вступительным экзаменам в церковную школу. Закон Божий, арифметика, чтение, русский язык были сданы так успешно, что мальчика приняли сразу во второй класс.[13]

Историк Эдвард Радзинский так описал одного из учителей в школе. «Дмитрия Хахуташвили ученики запомнили на всю жизнь. Он ввёл на уроках поистине палочную дисциплину. Мальчики должны были сидеть не шевелясь, положив руки на парту перед собой и глядя прямо в глаза страшному учителю. Если кто-то отводил глаза, тотчас получал линейкой по пальцам. Учитель любил повторять: “Глаза бегают — значит мерзость затеваешь”… Силу пристального взгляда и страх челвека, не смеющего отвести глаза, маленький Сосо запомнил навсегда.»[14]

Бесо Джугашвили не желал смириться с таким попранием его отцовского авторитета. Он тем временем поступил рабочим на обувную фабрику в Тбилиси. Из своего жалованья он иногда посылал деньги в семью, но чаще требовал, чтобы наоборот жена поддерживала его. А тут с его сыном снова случилась беда: на него наехал грузовой фургон. Удар оглоблей в голову был таким сильным, что мальчика пришлось отправить на лечение в Тбилиси. Отец воспользовался случаем, похитил подлеченного сына из больницы и устроил его подмастерьем на свою обувную фабрику. Двенадцатилетний Сосо был вынужден проработать на ней несколько месяцев. Пожалуй, это был единственный опыт его знакомства с настоящим пролетариатом, служение которому Сталин объявил впоследствии своим пожизненным призванием.[15]

Насилие было неотъемлемой частью окружающей жизни. Когда Сосо удалось сбежать от отца и вернуться к матери в Гори, он снова окунулся в мир, в котором кулаки и палки решали все споры. Драки на городских улицах и в духанах нередко кончались серьёзными травмами и увечьями. А в окружающих горах обитали настоящие бандиты, нападавшие на путешественников и даже устраивавшие ограбления городских богачей.

В школьные годы юному Сосо впервые довелось увидеть казнь. Три крестьянина были уличены в том, что они украли корову, а во время начавшейся погони убили полицейского. Эшафот с виселицами был установлен посреди городской площади. Вокруг него в две шеренги выстроились солдаты. Толпа зрителей была настроена враждебно. В её глазах виселицы, солдаты, священник с крестом — всё это были символы доминирования Российской империи. А осуждённые в кандалах выглядели героями-мучениками, защитниками национальной грузинской чести. Тем более, что вели себя они смело и вызывающе. Один отказался принять отпущение грехов от священника, другой весело переговаривался со знакомыми поверх солдатских штыков. Царская власть продемонстрировала свою некомпетентность: верёвка оборвалась под тяжестью повешенного. Одетому в красное палачу пришлось повторить всю процедуру с начала.[16]

На следующий день школьники обсуждали увиденное в богословских категориях. Попадут ли казнённые в ад? Видимо, нет. Это было бы несправедливо — ведь они уже понесли наказание на Земле. А Бог должен быть справедлив. Но в жизни кругом столько несправедливости — как же так? Может быть, Он не видит происходящего? Или дьявол демонстрирует свою силу? Но разве может дьявол быть в чём-то сильнее Бога?

И тут юный Сосо Джугашвили ошарашил своих сверстников:

— Рассуждать, справедлив Бог или нет, не имеет смысла, — объявил он. — Потому что его просто нет. Он не существует. Нас обманули.

— Что? Как? Ты с ума сошёл! Всё живое создано Богом. Все птицы, рыбы, бабочки, коровы, люди — разве не так?

— Всё это создано природой. Называется «естественный отбор».

И мальчик торжественно поднял над головой новое Священное писание безбожников 19-го века — книгу Чарлза Дарвина «О происхождении видов».[17]