Комментарий шестой: О МИФОЛОГИИ ЛЮБВИ

Не люби! Узнает жена —

Почернеет небо от крика.

Глеб Горбовский

Все герои этой книги были революционерами. Революция сметает старый жизненный уклад, стремится насадить новый. Но не следует забывать, что параллельно с революциями кровавыми в 20-м веке во всём мире протекала менее заметная революция нравов, переворачивавшая и изменявшая традиции, обычаи, верования, регулировавшие взаимоотношения мужчин и женщин. Долгая борьба суфражисток и феминисток увенчалась победами, которые казались немыслимыми в устойчивых империях: во многих странах женщины получили право участвовать в выборах и право на расторжение брака.

Возможно, этому способствовали трагические события Первой мировой войны. Ведь это мир, построенный мужчинами, допустил кровавый кошмар, не имеющий прецедентов в истории цивилизации. Не пора ли внести в него кардинальные перемены? Многие мужчины разделяли это разочарование и поддерживали законодательные реформы, расширявшие права женщин.

Увы, жизнь устроена таким образом, что расширять права какой-то группы населения удаётся только за счёт сужения или отнятия прав у других групп. В сегодняшнем мире это правило демонстрирует себя с пугающей безжалостностью. Расширяя права рабочих на забастовки, вы урезаете права остальных граждан на бесперебойное и недорогое удовлетворение их жизненных нужд. Защищая права подсудимых, урезаете моё право на защиту от воров и гангстеров, которые станут безнаказанно разгуливать по нашим улицам. Студенты учебных заведений получают право комплектовать учебные программы и класть ноги на стол, а заодно и терроризировать профессоров, лишая их свободы слова и заставляя всё время оглядваться на правила «политической корректности». Право на ношение оружия уменьшает мои шансы остаться в живых. И коненчо, право на лёгкий разрыв супружеских отношений превращает мои надежды на счастливую семейную жизнь в пустые мечтания.

Обращение наших героев с женщинами может послужить поучительным материалом для исследователя истории семьи. Все пятеро уже в середине жизни достигли статуса, который позволял им делать только то, что им хотелось, без оглядки на условности своего времени. За исключением Гитлера, все они имели многочисленные связи с разными женщинами, но все демонстрировали не раз, как они ценят семейные отношения, как страдают от их ухудшения и разрыва.

Посмею высказать предположение, что институт семьи для современного человека таит глубинную связь с культом продолжения рода и обожествления предков, которые были характерны почти для всех народов древности. Семья сделалась последней реальной ниточкой в бессмертие. Мы уже не поклоняемся терафимам, как библейский Лаван, или богам домашнего очага, но мы готовы жизнь отдать за детей и близких.

В гротескных глубинах «сталинщины», среди миллионов других, затаился жутковатый эпизод, бросающий отблеск на то, как много значит семья даже на краю гибели. По неизвестной причине в какой-то момент «большого террора» сотрудникам НКВД было приказано не расстреливать арестованных сразу, а непременно добиться от них признания вины в выдуманных и прпписанных им преступлениях. Кто-то подслушал разговор двух палачей в офицерской столовой следственной тюрьмы. «Вам хорошо, — говорил один другому, — вашей группе в этом месяце достались одни семейные. Таким пригрозишь арестом близких в случае запирательства, и они тут же подписывают любое признание и тихо идут на расстрел. А у нас почти одни только холостые. Среди них есть такие, что его хоть неделю пытай, он, гад, упрётся и будет только зубами скрипеть, а не сознается».

Спрашивается: если семья так важна и дорога людям, как могло случиться, что цивилизованные народы индустриального мира допустили такую эпидемию разводов? Последние данные статистики показывают, что половина заключаемых сегодня браков закончатся разводом. Сегодня трудно встретить человека, родившегося после Второй мировой войны и не пережившего в детстве ухода одного из родителей из семьи. По сути, вырастают поколения душевно травмированных новых беспризорников, которым не у кого было учиться доброте, честности, отзывчивости, правилам достойного поведения.

Думается, корни этого бедствия следует искать в медленной перемене взглядов на институт брака, протекавшей в 19-ом веке. Ещё в «Евгении Онегине» старая няня Татьяны Лариной на её вопрос «была ль ты влюблена когда-то?» отвечает: «И полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь». Профессиональная сваха вела переговоры между родителями жениха и невесты, стороны достигали уговора, и обручённых (обречённых?) вели под венец. Такие правила доминировали не только в крестьянской среде, но и в верхних слоях общества. У молодых не спрашивали согласия, порой они впервые видели друг друга уже в церкви. Конечно, такое безразличие к человеческим чувствам приводило к тому, что супружеские отношения часто были лишены тепла, доверия, взаимопонимания. Доходило и до трагических исходов.

Бунт против родительской власти в этом важнейшем деле поначалу выражался в побегах влюблённых (читай «Станционный смотритель»), в отказе идти под венец («Дубровский»), в тайных венчаниях с избранницей сердца (отец героя в «Дворянском гнезде»), даже в самоубийствах («Гроза»). Одновременно изящная словесность начала на все лады превозносить любовный жар как единственный критерий, единственную путеводную звезду, которой должен следовать человек в деле продолжения рода. Брак по сговору, по расчету осуждался, высмеивался, объявлялся насилием над свободным человеческим сердцем. Стихи, романсы, оперные арии прославляли искреннюю любовь-страсть, таинственно соединявшую сердца молодых людей, избравших друг друга. Деспотичная власть родителей отступала, живое чувство вступало в свои права — это казалось очередной победой прогресса и гуманизма!

В этом победном наступлении тонули голоса немногих скептиков, выражавших опасения, сомневавшихся в том, что столь серьёзное и долгое дело как создание и сохранение семьи может быть построено на таком изменчивом и быстротечном чувстве как страстная любовь. «С милым рай и в шалаше» звучит, конечно, красиво, но что произойдёт, когда придёт зима, замёрзнет ручей, обтекающий шалаш, заплачут народившиеся детишки? Или увянет одна любовь, зародится новая, к случайно встреченной «средь шумного бала», у подножия Кавказских гор, в «тёмных аллеях»?

Прозорливый юный мудрец Лермонтов предупреждал себя и своих современников:

Страшись любви: она пройдет,

Она мечтой твой ум встревожит,

Тоска по ней тебя убьет,

Ничто воскреснуть не поможет.

Скептикам затыкали рот, их объявляли бесчувственными реакционерами, новыми Монтекки и Капуллети, снова готовыми погубить Ромео и Джульетту. Волшебные голоса знаменитых певиц доносили до открытых благодарных сердец слушателей слова Кармен: «Любовь свободно мир чарует, законов всех она сильней!»

Как щедро, безоглядно, настойчиво, а порой и безалаберно русский язык пускает в дело слово «любовь»!

Я люблю свою жену.

Он любит картошку.

Мы любим рыбалку.

Все любят деньги.

«Она любила Ричардсона».

Как можно не любить цветы, звёздное небо, морской простор?!

Мастер словесного эпатажа, Владимир Маяковский, объявлял, что он «любит смотреть, как умирают маленькие дети».

И в этом сумбуре легко исчезает, теряется важнейшее различие между тем, что следовало бы именовать «любовь-страсть», «влюблённость» и «любовь-доброта».

Разница между ними — как разница между огнём костра и огнём в печи.

Огонь костра ярче, жарче, виден дальше, раздвигает ночной мрак на вёрсты кругом. Но он не может гореть вечно, рано или поздно потухнет.

Огонь в печи прорывается короткими проблесками в прорезях печной дверцы, вокруг него не станешь водить хоровод, им нельзя украсить фотоснимок. Но на нём можно сварить обед, он наполнит печь жаром, который разгонит окружающий холод, позволит выживать в доме, окружённом морозом и мраком.

В отстаивании права молодых людей на любовь-страсть, чуткие и чувствительные люди вошли в такой азарт, что наложили на неё непосильную обязанность: быть строительной площадкой, фундаментом для постройки семейного здания. Наоборот, любовь-доброта была отодвинута на задний план, приравнивалась к скучным, бытовым заботам. А что случится, когда любовь страсть истает, улетучится, когда её вытеснит новая? О, тогда мы разрешаем вам развестись и строить новую семью на новом фундаменте! То, что позади останутся развалины нескольких жизней в учёт не принималось.

Любовь-доброта, на которой только и можно строить семью, была объявлена второсортной, «ненастоящей», неотделимой от детских пелёнок, горшков, клистиров. Молодые люди, замороченные раздуваемым культом любви-страсти, после вступления в брак впадали в отчаяние. Яркий пример такого горестного разочарования мы находим в дневниковых записях Льва Толстого, датированных 1863 годом:

«До женитьбы я был игрок и пьяница. Но за прошедшие десять месяцев я впал в запой хозяйством и в этом запое стал маленьким и ничтожным, вверг себя в пошлость жизни, ненавистную мне с юности. Чего мне надо? Жить счастливо, то есть быть любимым женой и собой, а я ненавижу себя за это время. Даже когда пишу в дневнике, спрашиваю себя: а не фальшь ли? Не для неё ли, которая читает из-за плеча, я всё это пишу? Разве за эти месяцы не стал ты самым ничтожным, слабым, бессмысленным и пошлым человеком?»[425]

Эпидемия разводов преодолевает даже религиозные запреты, наложенные на них в католичестве, мусульманстве, ортодоксальном иудаизме. Проблема эта отнюдь не нова. Много раз иудеи вопрошали уже Христа, дозволяет ли Бог разводиться. И Он раз за разом отвечал, что разводящийся или берущий в жёны разведённую прелюбодействует, то есть нарушает седьмую заповедь. Тогда «говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться». (Матфей, 19:9-10) В ответ на это следует разъяснение Христа, которое редко цитируется христианскими священнослужителями:

«Не все вмещают слово сие, но кому дано. Ибо есть скопцы, которые из чресла матери родились так; и есть скопцы, которых оскопили люди; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного». (Матфей, 19:11–12)

Отсюда ясно, что Христос прекрасно видел трудность соблюдения моногамного идеала. «Не разводись» подразумевало, конечно, и «не ищи других возлюбленных». Но осуществить это можно было, только сделавшись духовным скопцом. У многих ли хватит на это сил? Толстой, стремясь жить по заветам Христа, мучительно подавлял эротические порывы своей могучей натуры, только что не дошёл до отсечения пальца, как отец Сергий. Но секта скопцов, возникшая в его времена, довела притчу-метафору Христа до буквального воплощения.

Попробуем взглянуть на дилемму под другим углом. Любовь-страсть можно уподобить танцу вдвоём, а любовь-доброту, на которой строится семья, — долгому и нелёгкому походу вдвоём. Если мы признаем, что строительство семейного здания это труд, мы вправе ожидать, что к нему должны быть применимы правила, выработанные человечеством к другим видам трудовой деятельности. В ходе развития цивилизации выяснилось, что человеку абсолютно не по силам трудиться 365 дней в году, без перерывов и праздников. Уже в Ветхом завете один день в неделю объявлен священным, отведённым для отдыха от всех трудов. Календари всех народов пестрят всевозможными праздниками, иногда длящимися несколько дней.

Ну, а как обстояли дела с трудом семейной жизни? У многих народов возникли обычаи, позволявшие иметь передышку и от этой трудовой повинности. Библия переполнена осуждениями блуда, блудниц, блудодейства, но само обилие этих осуждений показывает, как распространено было явление, как велик был спрос на профессиональные услуги жриц любви. Храмовая проституция была распространена в Ханаане, Ассирии, Финикии, Кипре, Индии и в некоторых греческих полисах. У славянских народов дозволялось распутство в ночь на Ивана Купалы, у европейских — в дни карнавалов и маскарадов.

Однако все эти виды разрешённого блудодейства не представляли угрозы для целости семьи. Никто не ждал, что человек, урвавший глоток любви за плату, должен после этого оставить жену. В двадцатом же веке всё изменилось. Ослаб страх перед венерическими болезнями, перед нежеланной беременностью, перед горением в аду. Свободное общение мужчин и женщин в индустриальную эру погружает и тех, и других в океан соблазнов, проносящихся перед глазами, прижимающихся в метро, кружащихся в танцевальных залах. И всё яснее и грознее вырастает убеждение: люди, нарушающие супружескую верность, жаждут не секса — он у них есть и так, а продолжают вечную погоню за мечтой о новой свободной любви-страсти.

Прав был Лермонтов: «Тоска по ней тебя убьёт».

Человек оставлен перед жутким выбором: стань духовным скопцом, откажись от вечной мечты, или разрушь семью, изрань души самых дорогих тебе людей. Сколько миллионов подчинялись господствующей морали, выбирали второй вариант и потом с изумлением и горем оглядвывлись на случившееся: «Как я мог это сделать?!». Новый брак вскоре приносит те же разочаровния. В ситуации, когда глоток любви разрешается получить только ценой разрушения семьи, люди невольно вспоминают слова учеников Христа: «Тогда лучше не жениться». Любовь-доброта часто остаётся в сердце разведённого, он, по мере сил, продолжает заботиться об оставленных им. Но мать или отец, появляющиеся только по выходным, не могут заменить детям семью.

Конечно, люди ищут выход из этого тупика и пускаются на всевозможные уловки. Самый распространённый путь: тайные романы. Формально их осуждают, открывшись, они могут разрушить брак, но в основном окружающие предпочитают смотреть на них сквозь пальцы. Платонические отношения тоже могут утолять томящиеся души. Ведь сколько знаменитых героев любовных историй в мировой литературе даже ни разу не обменялись поцелуем: Данте и Беатриче, Гамлет и Офелия, Вертер и Шарлотта, Онегин и Татьяна, Сирано и Роксана. Вариант жизни втроём или вчетвером всплывает сотни раз в биографиях знаменитых людей, проникает он и в более широкие слои.[426]

Любопытный и поучительный парадокс представляет собой история отношений двух знаменитых кино-звёзд, Ричарда Бартона и Элизабет Тэйлор. Вот уж кто воплотил в жизнь строчку Овидия «ни с тобой, ни без тебя жить невозможно»! Они расходились-разводились, а потом сходились снова несколько раз. Каждый раз они в разлуке как бы накапливали необходимый заряд новизны и потом кидались в объятия друг друга словно в первый раз.[427]

Своеобразный обычай возник в послевоенные годы в советской России. Там поездка в дом отдыха или санаторий сделалась общепринытым способом утолять ненадолго любовное томление. Довлатов внёс в свои записные книжки подслушанный телефонный разговор: «Катя, это какой-то ужас! В доме отдыха совсем нет мужиков. Многие женщины вообще не отдохнули!». Я однажды спросил у соседа по санаторному пляжу: «Вы здесь с женой?». Он загадочно улыбнулся и сказал: «Ну, кто же ездит в Тулу со своим самоваром?».

Нравы и священные обычаи меняются медленно. Не пришёл, видимо, ещё момент, чтобы какой-нибудь новый Лютер прибил новые тезисы к дверям своей церкви или университетской кафедры, если не 95, то хотя бы пять.

1. Заставить человека перестать влюбляться так же трудно, как заставить петуха — не петь по утрам.

2. Добровольное любовное соитие — это всегда праздник радостного дарения себя друг другу. Эрос между супругами затуманен тем, что невозможно подарить кому-то нечто, чем другой уже владеет.

3. Бесценный мир семьи оказывается слишком уязвимым, если суды принимают мимолётный глоток любви на стороне как достаточный повод для развода.

4. При вступлении в брак следует разрешить людям добавлять в брачный договор указание срока: на 20, 15, 10 лет, с правом последующего продления и возобновления. Пожизненное обязательство легко превращает супругов из соратников в сокамерников.

5. В те же договоры следует разрешить включать число дней разрешённого отпуска от семейных обязательств и трудов.

Но никакого нового Лютера пока нигде не видать. Наоборот, защитники традиционных моральных правил сейчас перешли в мощное наступление. Кампания против «сексуальных домогательств» набирает такую силу, что сотни людей, без суда и следствия, подвергаются остракизму за какие-то давнишние попытки утолить хотя бы мимолётно свою жажду-мечту о проблеске любовного волнения. Презумпция невиновности забыта, любая женщина может вдруг направить обвиняющий палец на старинного ухажёра (желательно — достигшего заметного положения в обществе), и его жизнь будет разрушена.

Вдобавок к золотоносной жиле оформления разводов адвокатское племя получило новую статью доходов: раскапывать давнишние любовные увлечения богачей и вчинять им иски от «пострадавших», сохраняя при этом на лице благородную маску борца за улучшение нравов. 80 % адвокатов всего мира живёт в Америке, и им необходимо отыскивать всё новые и новые месторождния драгоценных металлов, чтобы оплачивать свои коттеджи, яхты, самолёты, гольфовые поля, ролс-ройсы.

Пяти нашим героям сильно не поздоровилось бы, если бы в их странах были разрешены иски за супружескую неверность или что-то подобное. Может быть, именно поэтому они первым делом покончили с независимым судопроизводством. Под их властью появлене на свет незаконорожденных только приветствовалось и их воспитанием занималась не семья, а комсомол, гитлерюгенд, хунвейбины, фиделисты.

Жители стран Третьего мира с недоверием и тревогой смотрят на то, что происходит в Европе и США. Обычаи и верования, скажем, католиков и мусульман гораздо строже регулируют брачные и семейные отношения. Что может предложить им здесь свободный демократический мир? Чем он спешит их облагодетельствовать, время от времени подгоняя «отстающих учеников» бомбами и ракетами?

Легко себе представить диалог между представителями народов, оказавшихся на разных ступенях цивилизации. Отставший допытывается у обогнавшего, как ему следует вести себя, чтобы сравнятся в достижениях и благополучии:

— Хорошо, в политической сфере вы требуете, чтобы мы вручали верховную власть избранным и сменяемым руководителям. Это нам понятно, во времена наших предков каждое племя избирало своего вождя. Но что вы имеете в виду, навязывая нам другую свою святыню — права человека? Означает ли это и полное равенство в правах мужчин и женщин, как мы это видим в ваших странах? То есть мы, католики и мусульмане, должны будем принять законы, разрешающие разводы, аборты, гомосексуальные связи? Вы хотите, чтобы моя жена получила право в любой момент уйти от меня, забрать детей и получить постановление суда, обязывающее меня оплачивать её безбедное и беспечное существование? Неужели вы не понимаете, что каждый мой соплеменник пойдёт на смерть, чтобы не допустить внедрения таких «прав человека»? Что «боинги» начнут врезаться в ваш отстроенный торговый центр, в Статую Свободы, в Эйфелеву Башню, а самосвалы будут взрываться на мостах, в туннелях, под ресторанами, а школы и кампусы университетов превратятся в стрельбища для наших снайперов-самоубийц?

Возвращаясь к началу этого комментария, можно задаться вопросом: «А чьи права урезаны расширением права на развод?» Увы, страдает самая бесправная часть человечества: дети. У них нет возможности писать петиции протеста, создать политичечскую партию, выйти на улицу с демонстрацией. Их голоса не слышны. Они часто даже ищут свою вину в разводе родителей, это остаётся психологической травмой в них на всю жизнь. Или, наоборот, способствует нагнетанию злобы и агрессивности, которые потом толкнут их в уличную шайку, гангстерскую банду, религиозный культ, партизанский отряд.