О смысле частной жизни Беседа АГ с Дюшей и Файнштейном

АГ: Господа, о чем мы с вами будем сегодня разговаривать? О группе «Трилистник», о музыке или о частной жизни?

Дюша: А как бы ты брал у нас интервью для «Плэйбоя»?

АГ: Понятия не имею. Я никогда не брал интервью для «Плэйбоя»…

Дюша: А если пофантазировать?

Файнштейн: Вот, я понял… Сидим мы втроем и якобы выпиваем… так надо представить и эту ситуацию…

АГ: Не то чтобы это было неинтересно, но согласись, что такие разговоры всегда бывают несколько специфическими. Лучше попробуем заранее определить тему…

Файнштейн (неуверенно): О смысле жизни, наверное…

АГ: О смысле частной жизни?

Дюша: Это интересно.

АГ: Ну хорошо. Но чтобы определить смысл частной жизни, надо коснуться самой частной жизни. Итак, какова же она у вас? Имеет ли она отношение к «Трилистнику»? Лет пять-шесть тому назад я бы не отделял музыку от частной жизни, однако сейчас настали совсем другие времена.

Дюша: Открывая эту большую, глубокую, широкую тему… Коснемся самого главного в жизни музыканта мужского пола! Основное, что мешает его нормальному творческому существованию – это так называемая семья, которая по всем параметрам, наоборот, помогать должна, но, как подсказывает широкий, глубокий и большой жизненный опыт, семья порой очень даже мешает. В ансамбле «Трилистник» – все холостяки. В той или иной степени. (Файнштейну.) Ты согласишься со мной?

Файнштейн: Наиль как бы не совсем холостяк. Да и Петя…

АГ: Поскольку «Трилистник» не очень часто выступает в последнее время, то будет логично уточнить, кто же сегодня входит в его состав.

Дюша: Два основных человека – это я и Михаил. Гитарист Наиль Кадыров. Два барабанщика, менявшие друг друга – Юра Николаев и Петр Трощенков. И тот, и другой много работают в других составах, поэтому участвуют в тех или иных концертах «Трилистника» вне зависимости от свободного времени. В «Трилистнике» сохраняется тот принцип, который все время использовал «Аквариум» – здесь играют люди пусть не из одной тусовки, но примерно одинаково мыслящие. Поэтому и Наиль, и Юра нам подходят как люди, близкие по духу. Но мы начинали с разговоров о частной, семейной жизни…

Файнштейн (упрямо): Члены группы не все холостяки…

Дюша: Семья мешает творческому началу. Семья в том понимании, с которым мы сталкиваемся в обыкновенном быту.

Файнштейн: Когда занимаешься таким делом, как рок-н-ролл, то возникают моменты, когда интересы группы оказываются выше интересов семьи по многим статьям. Это не всякая супруга выдержит…

Дюша: …И будет в состоянии понять! На раннем этапе сам музыкант этого не замечает. А вот потом… То есть девушек в какой-то мере устраивает, что они видят своих близких знакомых по телевизору, слышат по радио, наблюдают в концертах… Это – одно. Но когда происходят встречи дома, вечером, то тут возникают достаточно бессмысленные проблемы, которые приходится решать. И это мешает, проснувшись с утра, начинать что-либо придумывать дальше и жить в своей творческой ипостаси.

Файнштейн: Дело в том, что энергетика человека, находящегося на сцене, очень сильно отличается от энергетики человека, который сидит дома. Творческая энергетика не вписывается в быт.

Дюша: Можно предположить, что и артист, и сантехник физически одинаково устают на работе, но человеку творческому требуется большее количество разрядок, и надо где-то искать силы, чтобы восстанавливаться. Наши милые, прекрасные семьи… вернее, вторая половина этих семей… не всегда в состоянии в этом помочь. Это не жалоба с моей стороны, а обращение к тем самым супругам, чтобы прислушались. Потому что, если уж кто нервам вредит, по большому счету…

Файнштейн: А уж в моем случае, когда моя супруга занимается сейчас тем же самым делом, но с другой группой, это совсем сложно… (Жена Файнштейна, Галина Ординова, в то время работала директором «Колибри».)

Дюша: Дамы, конечно, обижаются, когда их мужья-музыканты выпивают-закусывают без них, отправляются куда-то на гастроли – без них, проводят свободное время – без них…

Файнштейн: Ездят в Америку…

Дюша: Да, ездят в Америку или куда-то еще – без них. А иногда это просто необходимо. Некое одиночество, которое требуется для восполнения энергетических затрат, – без этого музыкант не может… Хотелось бы, чтобы дамы прислушались…

Файнштейн: Если уж связались с такими уродами…

АГ: Все эти проблемы ощутимы в раннем возрасте, а потом многое меняется. Жизнь самого музыканта, его взаимоотношения с людьми, с музыкой – с возрастом это совсем по-другому идет.

Дюша: Однако проблема не исчезает, она меняет форму, но остается.

Файнштейн: Когда-то у меня было полное ощущение, что рок-н-роллом можно заниматься лет до 25. Представить в начале 1970-х, что ты стоишь на сцене и играешь рок-н-ролл в 43 года – это было бы довольно странно. А оказывается, можно и даже интересно.

Дюша: Я все это говорю с одним тайным подтекстом… Как бы призываю подружек, которые ждут нас на других концах земного шара, чтобы они особо не расстраивались. Мы всегда ждем с ними встречи, но только когда приедем, а когда уедем – то до свиданья…

АГ: С этой темой более-менее понятно. Какие же еще философские категории занимают ваше сознание?

Дюша: Основное – о чем поем. Наиболее острый вопрос для российской словесной музыки, для музыки, связанной с текстом. Я был на фестивале ДДТ на стадионе «Петровский» и заметил, что для большинства групп петь не о чем. Никто ни о чем интересном не поет. Что-то было забавное по форме у молодых групп, которые там выступали, что-то было интересное по исполнению, но в целом – не то чтобы за душу взяло, а хотя бы уши навострили… ничего такого не произошло.

АГ: Это были в основном клубные группы, их не на стадионе слушать надо.

Дюша: Хромают, с моей точки зрения, две вещи: о чем поют и как выглядят, двигаются на сцене. Нет артистизма, образов, приколов…

АГ: С чего бы им взяться у тех групп, которые ты недавно видел? Артистизм… тут совсем другие делаются ставки.

Дюша: Тогда я плохо понимаю на что. Какой-то определенный драйв три профессиональных музыканта всегда могут создать, чтобы они не играли.

Файнштейн: Сегодня получается так, что в основном танцы цепляют народ.

Дюша: Может быть – да, может быть – так. «Два самолета» движутся в этом направлении, и очень удачно, но они уже давно заняли эту нишу.

БГ. Дворец молодежи. Ленинград. 1988 г.

Файнштейн: То есть из гуру, получается, один Гребенщиков остался. Я говорю о гуру в том смысле, что, когда Борис что-то говорит – это может чему-то научить молодого человека. Что и было в первоначальном периоде, когда люди слушали «Аквариум» и у них происходило изменение привычного образа жизни. И теперь молодое поколение опять находит в раннем «Аквариуме» что-то такое, что учит жить.

АГ: В раннем-то оно находит… А вот в сегодняшнем «Аквариуме»? В этом я уверен меньше… А вы были на последнем концерте «Аквариума» в Питере?

«Аквариум» во Дворце молодежи. 1988 г.

Всеволод Гаккель (слева), Андрей (Дюша) Романов (справа) и Михаил Файнштейн.

Дюша: Я сходил с удовольствием. Для меня «Аквариум», в котором я играл двадцать два или двадцать три года, был единственным коллективом в стране, в котором я хотел бы играть. По истечении этого срока я ушел на каникулы, но не переставал быть членом «Аквариума» и не перестаю им быть. Мне интересно, в какую сторону направлены поиски Бориса (хотя это уже и не поиски, а осознанные действия), и поэтому поход на концерт напоминает обязательное посещение Эрмитажа. Ничего нового не увижу, но что-то неожиданное в старом и давно известном открою.

Файнштейн: Гребенщиков стал полным мастером в деле завораживания.

Дюша: Очень радует, что «Трилистник» оказался хорошим полигоном по обкатке и последующей передаче музыкантов непосредственно Боре. Очень многие музыканты, которые сейчас играют в «Аквариуме», переиграли в «Трилистнике».

АГ: Интересно, конечно, говорить про «Аквариум»…

Файнштейн: Особенно когда разговариваешь с одним из его учредителей.

Олег Сакмаров, Борис Гребенщиков.

Репетиция в ДК работников Связи. Ленинград. 1989 г.

Дюша: Я бы хотел сказать, почему при разговоре о «Трилистнике» сразу начинается разговор про «Аквариум»… Я для себя это крайне просто определяю. Двадцать с лишним лет назад были четыре человека, с которых фактически начался «Аквариум» – ты как бы пятый, но для себя ты это решил раньше… они в какое-то время решили, что пришло время пойти на каникулы… Ты ушел на каникулы раньше, Сева – позже, я и Михаил сделали «Трилистник», но в принципе «Аквариум» оказался таким ателье искусств, которое просуществовало и продолжает тихонечко жить в каждом из тех, с кого начиналось. «Аквариум» живет потихонечку с тобой, «Аквариум» живет потихонечку с Севой во всех его проявлениях, «Аквариум» продолжает жить с нами под названием «Трилистник»…

АГ: Но к конкретной жизни сегодняшнего «Аквариума» это не имеет никакого отношения, причем в большой степени не имеет. Особенно сильно эти ощущения возникают у меня теперь, когда я слушаю последние записи «Аквариума»…

Михаил Файнштейн на записи альбома «Равноденствия».

Дюша: Но согласись, что это просто сольные песни Бориса, а «Аквариум»… я даже Сашу Титова не могу называть «Аквариумом», это просто был мой старый приятель, который пришел поиграть вместе и под фамилией «Аквариум» выступал десять с лишним лет на сцене соответственно с нами. «Аквариум» для меня – это ты, это Боря, это Михаил Файнштейн, это Всеволод Гаккель… Ну и я.

АГ: Аквариумная тема – она очень бездонная.

Дюша: Та эстетика, которая нами создавалась, тот образ мира, тот лексикон, та манера поведения, вплоть до эпатажа, все в свое время формировалось в 1970-х, в начале, середине, конце 1970-х, и этим мы, собственно говоря, и живем, поэтому частично творчество «Трилистника» крепко стоит на всем этом, я продолжаю мыслить в этом же направлении, т. е. мой образный мир напрямую связан с тем, чем мы занимались совместно с Борисом, совместно с тобой.

Файнштейн: Мне очень не нравится, что любые интервью, любые высказывания наши как группы «Трилистник» все время пытаются вылезти из ямы, которая называется «Аквариум», а потом все время скатываются обратно…

АГ: Ну, это неизбежно. Я предвидел такой поворот темы, поэтому и не начинал с этого разговора.

Файнштейн: Лучше вылезти из ямы.

АГ: Я тоже так считаю. Можно многое говорить, но основные тезисы вы уже сказали…

Файнштейн: И давно.

АГ: И давно, и сегодня сказали. «Трилистник» сегодня – что это такое?

Дюша: Это мои творческие и сценические поиски жизненного пути, в которых мне всячески помогает Михаил. Это мой музыкальный и литературный жизненный эксперимент в тех предлагаемых условиях, которые преподносит мне жизнь.

Файнштейн: Мы не только музыкой занимались, мы и фильмы озвучивали, и всякие сказки снимали по телевидению.

АГ: Последний альбом – «Музыка Средиземья». Может ли в ближайшее время идти речь о записи следующего, третьего альбома?

Дюша: К третьему альбому материал уже есть, можно даже считать, что он уже записан, осталось только сброшюровать его и издать. Если «Музыка Средиземья» – это музыка, песни, написанные по мотивам ирландских и шотландских песен, то третий альбом – музыка, когда-либо записанная во время работы в кино. То, что вошло, и то, что не вошло. Инструментальные, текстовые варианты. Я хочу их издать как архив «Трилистника». Ну и вперед, четвертая пластинка ждет, надо садиться и писать.

Файнштейн: Сейчас мы находимся в стадии ожидания выпуска на «Триарии» двух первых альбомов. Ждем. Это будет толчком для того, чтобы действовать дальше, потому что руки опускаются, когда твоя работа лежит на полке.

Дюша: Сегодня музыканты часто получают возможность кого-либо поучить чему-нибудь или из интервью, или из собственных песен. Вот чего не хотелось бы сейчас… поучать не хочется. С кем ни поговоришь, все выступают с какими-то новыми идеями, рассказывают, как надо делать и как не стоит поступать… Позицию человека, который говорит: «Не трогай меня, я знаю как, но только не трогай меня!» – я не понимаю. И не выжидаю. Я живу по системе «я знаю как, но если кто-то мне подскажет еще один вариант, я с удовольствием прислушаюсь»… А вообще… хотелось бы и выставку сделать живописную «Трилистника», и спектакль поставить на базе «Трилистника», и книгу издать на базе «Трилистника», и мост через Неву построить… что-то постоянно делать!

АГ: То есть тебе хотелось бы укрупнить «Трилистник» до структуры универсального типа?

Дюша: Да. И возможно, выступить с какой-то определенной жизненной теорией.

Файнштейн: Выпускать зубные щетки, самолеты, автомобили…

Дюша: И даже презервативы. Все гениальные люди, они все время показывают в своей жизни нестандартный ход. Последняя пластинка «Алисы» меня просто потрясла, там неожиданно баян зазвучал – и все в порядке! Не изменяя себе, при этом находят новые формы.

АГ: В этом альбоме Кинчев ушел в сторону от того, что он делал раньше.

Файнштейн: Такое ощущение, что он, все время дергая дьявола за хвост, вдруг неожиданно бросил это занятие. И это самое сильное.

АГ: Мы с вами сегодня частенько произносили слово рок-н-ролл, а ведь у той же «Алисы», например, совсем другие замесы в ход пошли. Очень сильно изменилось рок-н-ролльное искусство.

Файнштейн: Вот Юра Ильченко – яркий пример неизменяемости. Непонятно, хорошо это или плохо. Я вот был на концерте его новой группы, и собрались такие люди, для которых эти песни являются тем же самым, как для наших родителей «Синий платочек».

Дюша: С Ляпиным мы как-то рассуждали лет… тридцать тому назад.

АГ: Тридцать? С тех пор вы с ним не разговаривали?

Дюша (смеется): По счастью, приходилось. Так вот, мы сидели и говорили о том, что же мы будем петь, выпив очередной литр водки лет в шестьдесят. Мы фантазировали, что будем петь что-нибудь из «Битлз»… Все это складывалось в логичную картину. А сейчас я даже не представляю, что можно запеть… что же накопилось за долгие годы из того, что теоретически может остаться? Вот, например, из «Аквариума» я знаю, что можно петь. Или что-то из «Машины времени»…

АГ: Сейчас время неопределенности. В нашем разговоре она тоже чувствуется. В ваших высказываниях нет однозначных утверждений, которые звучали несколько лет назад…

Дюша: Сейчас конец столетия. Оно тщательно собирает все, что накопилось, и так же тщательно перемешивает. Разобраться в этой мешанине можно только в начале следующего столетия.

Файнштейн: При советской власти был момент, который десятилетиями вдалбливали людям в голову… что пожилого человека надо слушать, потому что он – умный. Теперь все повернулось ровно на 180 градусов. А правда находится посередине.

Дюша: Мишка, это старый принцип! Гениальный музыкант никогда не исполняет ноты, записанные на нотном стане. Он всегда исполняет то, что находится между нотами. Это и называется авторским прочтением любого нотного материала, записанного на бумаге. Именно паузы звучат, и как музыкант эти паузы с нотами соотнесет, так и получится. Гениальность как раз в этих промежуточках и слышна. Когда исполнитель начинает приходить к вершинам своего мастерства – он играет паузу. Вот это и есть тот самый опыт, который с годами и появляется. Есть старая такая теория, что на самом деле эволюция человека, его развитие в историческом процессе напрямую связаны с изменением сознания. То есть, мягко говоря, если человек не пил и не тащился бы на чем-нибудь другом, то он бы не изобретал, а не изобретая, он оставался бы на одной точке развития. А изменение сознания – оно заставляет человека что-то придумывать. Прогресс должен быть благодарен исключительно изменению сознания. Задается вопрос: если бросить пить, то чем заменить питие, тащилово какое-нибудь, каким образом добиваться изменения сознания? Вот для этого искусство и существует! Мы занимаемся изменением сознания.

Файнштейн (тихо): Все.

Июль 2013