Удивительная история

– Можно ли считать, что благодаря тебе у «Аквариума» появилась некоторая ориентация на построение композиций с использованием приемов классической музыки.

– Думаю, что это так и есть, потому что мое консерваторское прошлое никуда из меня не вырвешь, я много лет учился классическим законам композиции, и на «Аквариуме» это не могло не сказаться, но удачно то, что это совпало с внутренними тенденциями Гребенщикова, ему это было нужно и интересно, и он сам этими вещами много интересовался. Хотя исходил он из другого, из битловской концепции универсальной музыки, в которую все включается, и вот эта самая классическая составляющая у битлов всегда была. И в «Аквариуме» она тоже была, и мои возможности помочь в этом были очень серьезно использованы.

– Совсем неудивительно, что в нашем разговоре неоднократно уже возникало упоминание про «Аквариум», но тогда в связи с этим естественно возникает вопрос о том, когда же именно и каким именно образом ты познакомился с БГ?

– Это была удивительная история: я работал в консерватории, в исследовательском секторе социологии музыки, и там уже было известно, что в мире рока происходят серьезные, тектонические изменения, и мне, молодому тогда исследователю, руководством была поставлена задача выяснить, что же это такое. Я к тому времени, а это был примерно 1984 год, естественно, слушал и «Аквариум», и «Зоопарк», и «Кино», но знаком еще ни с кем не был. Узнал, что в соседнем университетском социологическом секторе работает дама по фамилии Гребенщикова, выяснил, что это Борина мать, Людмила Харитоновна, и она мне дала наводку, как говорится, и познакомила с Борисом. Я поднялся по знаменитой лестнице в доме на улице Софьи Перовской, позвонил, и БГ меня очень любезно встретил. Он был красавцем, просто невероятным, он меня так поразил своей одухотворенностью и красотой – и человеческой, и творческой. Первая встреча была очень оригинальная, мы сели с ним на пол, и он сказал, что «жизнь рушится и что-то происходит ужасное, но тем не менее давай поговорим». И меня так все это тронуло… Ну а потом мы стали ходить друг к другу в гости, и началась дружба на много лет, сначала дружба человеческая, а потом, в 1989-м, она перешла в сценическое сотрудничество. Когда «Аквариум» стал реформироваться, Гребенщикову понадобились новые силы, Дюша с Фаном в то время ушли, я начал играть, потом они вернулись, и был поэтому у меня небольшой перерыв, когда я перекочевал в другую страстно любимую мной группу – «Наутилус». А с 1991 года я уже плотно играл в «Аквариуме», начиная со времени появления «Русского альбома» (до 1994 года совмещая с «Нау»).

– Интересно, какая была реакция у твоих бывших коллег по консерватории на твои жизненные метаморфозы?

– Они благожелательно и добродушно к этому отнеслись, и когда я стал вместе с «Аквариумом» на гастроли ездить, терпели мои многонедельные отлучки, и не было никаких санкций. Они меня держали буквально до 1991 года, когда я уже совсем часто стал отлучаться, и расстались мы с ними очень по-дружески. Тогда в руководстве консерватории работали замечательные люди, музыканты, любившие музыку во всех ее проявлениях. Теперь рок-н-роллу в низовом и в среднем вариантах жить гораздо труднее.

– Твоя оценка сегодняшнего состояния русского рок-н-ролла?

– Происходит то, что и происходило всегда. Известные исполнители пользуются своей популярностью, те, кто получил свою аудиторию и нашел в предыдущие десятилетия свою слушательскую нишу, могут сейчас собирать залы и надеяться на то, что их услышат. В результате расслоения интересов общества все остальным очень трудно попасть в сферу общественного внимания без денег, ротаций и вливания в массмедиа. К сожалению, сейчас очень маловероятна ситуация, когда ты просто поешь песни и постепенно на тебя начинают ходить люди, раньше это было легче и народ был более любопытный. Сейчас люди больше озабочены всякими карьерными и экономическими вопросами, и поэтому теперь рок-н-роллу в низовом и в среднем вариантах жить гораздо труднее. Но радует при этом, что страна стала богаче, музыкантам вполне реально теперь зарабатывать где-то деньги на жизнь и спокойно музицировать в свое удовольствие. Теперь не обязательно заботиться про продвижение в рамках шоу-бизнеса, чтобы не умереть с голоду. А это дает творческую свободу.

– Зачастую бытует мнение, что сегодня имеет место некоторая стагнация рок-музыки.

– Как философ и резонер я разделяю это мнение, но как действующий музыкант и поэт – нет. Если, например, разделять концепцию Кормильцева о том, что рок-музыка была глобальным явлением, что это было музыкальное отражение всемирной молодежной революции шестидесятых годов и что у нас в восьмидесятые годы как бы был резонанс этой революции, то, конечно, сейчас ничего подобного нет. Рок-музыка уже не учит жизни, она не ведет на баррикады, так что в этом смысле рок-н-ролл, конечно, мертв. Но если относиться к этому по-другому – что есть огромное количество людей, которые избирают музыкально-песенную форму в качестве средства самовыражения, – то рок-музыка бессмертна, она каждый день воспроизводится, люди поют, люди выходят на сцену, люди хотят сообщить о себе что-то существенное. И в этом смысле ничего меняться и не может, мутируют только внешние формы.

– Согласен. Только хотят ли многие из людей, поющих и выходящих на сцену, сообщить о себе что-то существенное?

– Сложный, сложный вопрос. Я сталкивался с противоречивыми точками зрения на эту тему. Вот была рейв-революция в начале девяностых годов, и рейверы говорили, что настоящие революционеры, давшие миру что-то существенное, это только они, а рок-н-ролльщики – это вообще замшелые ретрограды. А вот хип-хоперы или рэперы считали, что только они настоящую революцию делают. Как ко всему этому относиться? Как, с какой точки зрения трактовать революцию? Грустные разговоры о том, что рок-н-ролл мертв, отчасти носят поколенческий оттенок, ведь рок-н-ролл, может быть, уже стал академическим явлением в таких традиционных понятиях, как психоделия шестидесятых, хард семидесятых, гитарная волна восьмидесятых, сейчас ничего этого уже нет, но зато появляется огромное количество других форм. Вообще более существенный вопрос – а лучше ли стало человечество за последние годы? Я считаю, что оно стало скучным, менее романтичным, менее революционным, начался всеобщий период стагнации, и музыка это отражает. Но в то же время… Есть такой крайне уважаемый мною и любимый коллектив «Tequilajazzz», который всю жизнь упорно играет то, что хочет играть – уникальную авторскую музыку, которая, возможно, в большой шоу-бизнес особенно не вписывается, но про этом группа настолько точно и правильно делает то, что она должна и хочет делать, что само их существование подтверждает существование рок-н-ролла. С одной стороны, это реальная рок-группа во всех традициях жанра, но с другой стороны – очень креативный и современный творческий организм, и я очень рад, что музыканты из «Tequilajazzz» сыграли у меня на альбоме, в первом треке «Легенды Крыма». И поэтому, когда происходят разговоры о кризисе рок-н-ролла, я вспоминаю про эту группу и думаю, что на самом-то деле никаких проблем не существует и те, кто хочет заниматься своим делом, они, несмотря ни на что, им и занимаются.

– Что ты думаешь о сегодняшнем сольном творчестве музыкантов, которые когда-то играли в «Аквариуме»?

– Самый творчески реализованный из них всех – это С. Щураков. Я считаю, он абсолютно уникальный музыкант и композитор, достойно проживающий свою артистическую биографию и записывающий замечательные композиции – при этом без шума, пыли и пафоса. Очень достойный музыкант, и я горжусь тем, что он в нескольких песнях сыграл у меня на альбоме. А. Зубарев нашел себя в кино, он пишет музыку к сериалам, он там на своем месте, и я считаю, что сериалы сильно выигрывают от его мелодий. Еще есть замечательный музыкант А. Рацен, который был когда-то барабанщиком в группе «Телевизор», а потом в середине девяностых играл в «Аквариуме», теперь же он играет в англоязычной в основном группе «Золото», сочиняет интересную арт-роковую музыку с элементами фолка. Рацен подарил мне потрясающую аранжировку моей песни «Билат». Скрипач А. Суротдинов тоже неожиданно стал реализовываться как интересный театральный композитор в последние годы, он сделал аранжировки и номера к мюзиклу «Веселые ребята».

– Можно, наверное, и про других «аквариумистов» вспомнить. Рюшу, например.

– С Рюшей мы пересеклись ненадолго во времена «Русского альбома», да и то чуть-чуть, по касательной, он для меня элемент предыдущей эпохи, я сейчас просто не говорю о музыкантах «Аквариума» семидесятых и восьмидесятых годов, каждый из которых был реализованным творческим человеком, можно и про А. Ляпина, Дюшу Романова говорить, и еще много про кого, но я говорю сейчас только о тех, с кем работал и с кем до сих пор продолжаю сотрудничать.

– С какими исполнителями ты играешь теперь в своей группе «Sak-mar»?

– Она сейчас переименовалась и называется «Сакмаров-бэнд». Это было предложение от фестиваля «Крылья», в котором я принимал участие в конце июля, и это название мне показалось забавным. Я играю теперь с замечательными людьми. А. Погодаев – лидер владивостокской группы «Зерна», старый корневой рок-н-ролльщик, он лет почти десять назад переехал в Москву. Он – потрясающий гитарист с какой-то калифорнийской закваской. Мой старый друг – виолончелист П. Акимов. Мы с ним начинали вместе играть еще в середине 80-х. Один из ударников – барабанщик и перкуссионист – В. Грошев, человек с большим сценическим стажем, он работает в оперном театре Б. Покровского, играет в основном классику, но переиграл и фанк, и джаз, он очень яркий импровизатор, виртуоз. Другой барабанщик – А. Чуркин – плотно и мастерски держит ритм, он играет и в группе «Зерна», и в «Сакмаров-бэнд». Не могу не упомянуть А. Паписову – арфистку, звезду фолк-рока, она играет на кельтской арфе и поет, и в плотной рок-н-ролльной фактуре арфа очень нежно иногда прорезывается. Интересный басист из породы неохиппи – Ангел, он попутно организует в Москве фестиваль «Киномания». Директор и вдохновитель всей этой компании – К. Сакмарова. Вокруг нас много друзей-немузыкантов, помогающих душевно, а по мере возможности – и материально.

А главный мой соратник и сотворец, прежде всего в звукозаписи – это И. Сакмаров, он сам по себе еще и лидер питерской трип-хоповой группы «Electronic Wood». Илья продюсировал альбом «Шелкопряд», играл на многих инструментах, занимался программированием, мы с ним вместе делали аранжировки, он даже сочинил полностью музыку одной из самых загадочных песен в нашем альбоме – «Убегай». В первые годы со мной преданно играли и музыканты англоязычной группы «Bliss» Д. Ружковский и А. Золотарев. Так что «Сакмаров-бэнд» – это не столько музыкальный коллектив, сколько общность людей, объединенных существенными для всех культурными и человеческими интересами. То, что происходит в группе, напоминает мне описания рок-н-ролльной жизни шестидесятых-семидесятых годов, когда вокруг песен собиралась большая компания людей и которая как бы оплодотворяла все идеи. И это здорово, и в этом смысле сам процесс жизни в бэнде мне очень интересен.

– Да, тебе, конечно, есть о чем вспомнить, много с кем довелось играть.

– Но все равно интереснее разговаривать о том, что сейчас происходит, чем о том, что было. Ведь то, что прежде было – оно все-таки многим известно, и на пластинках зафиксировано, и на видеофильмах. Кстати, о видео. Хочу еще рассказать, что помимо альбома «Шелкопряд» скоро будет издан мой концертный DVD под условным названием «Бенефис. 15 лет на рок-сцене». Некоторое время назад я собрал друзей в клубе «Б2», пригласил многих из тех, кого я люблю и с кем я играл. Там был Б. Гребенщиков, мы с ним дуэтом сыграли некоторые старые аквариумные песни, был писатель В. Аксенов, который изумительно декламировал свои стихи из романов, а я и барабанщик В. Грошев фри-джаз вокруг этого играли, были группы «Выход», «Зерна», «Х… забей», С. Галанин, А. Тропилло. А в заключение был часовой концерт моей группы… Все это четыре часа продолжалось, и потом был смонтирован уникальный двухчасовой фильм.