Статистика беды

Разоренный и сожженный татарами Нижний Новгород являл собою жуткое зрелище. Смерть каждого человека — это гибель целого мира. И всё же исторические события обретают реальный масштаб только благодаря некоторой сравнительной статистике. Источники не сообщают хотя бы примерное число жертв татарского набега. (Известно, что русские летописи вообще не склонны к точным подсчетам человеческих потерь.) Поэтому точкой отсчета может служить лишь указанное летописцем точное число сгоревших церквей — 32 (43, 119). Речь идет, конечно, о небольших деревянных церквах, которые строились не только в силу религиозной потребности населения, но и как своего рода «клубы» — места дружеского и делового общения жителей одной улицы, ремесленников одной специальности, членов одного знатного рода.

Заметим, что, рассказывая о больших городских пожарах, летописец, как правило, называет точную цифру сгоревших церквей. Причина этого странного на первый взгляд педантизма состоит, по-видимому, в том, что пожар рассматривали как одно из проявлений «гнева Божьего».

(Один новгородский летописец XV столетия, сообщив о пожаре в Антониевом монастыре, удивляется силе Божьего гнева: «Пречистый Владыка и благодатная Богородица не пощадиша храмов своих» (44, 219). И объясняет его сокровенную причину: «Сей пожар бысть… от нашего небрежения и согрешения». Привыкший подбирать ко всему случающемуся цитату из Священного Писания, летописец и в рассуждении о городском пожаре остается верен себе. «Инде (где-то. — Н. Б.) Писанье глаголеть: напоил ны вина умиленью и преложил еси именье их огню, и не пощаде от смерти душа их» (44, 219). Этот вольный пересказ двух или трех мест Библии (Суд. 1, 8; Пс. 59, 5), посвященных наказанию грешников, содержит всю концепцию пожара как одного из проявлений Божьего гнева.)

Силу этого гнева уместно было определять в соответствующих «единицах измерения». Поэтому количество сгоревших церквей подсчитывали весьма скрупулезно.

Итак, 2 августа 1377 года в Нижнем Новгороде при всеобщем пожаре, вызванном татарским набегом, сгорело 32 церкви. Для сравнения приведем аналогичные данные по другим древнерусским городам. В июне 1413 года сгорела вся Тверь, причем огнем было уничтожено 20 церквей (44, 486). Тем же летом большой пожар в Костроме уничтожил 30 церквей (44, 486). 23 мая 1492 года «згоре град Володимерь весь и с посады… А всех церквей згорело в граде девять, а на посаде тринатцать» (45, 274). В том же 1492 году пожар испепелил и весь Углич. В огне погибло «дворов болши пятисот, а церквей згоре пятнатцать» (45, 274).

Для полноты картины можно привести и более поздние сведения о Нижнем Новгороде. Согласно переписи 1621/22 года, в городе насчитывалось 1300 дворов, в которых проживало около 5 тысяч жителей. Их религиозные и общественные нужды обеспечивали два каменных собора, 23 деревянные церкви и пять монастырей (119, 67). Заметим, что перепись учитывала только податное население мужского пола. Соответственно, число жителей возрастает в два с лишним раза. Но и при этом численность населения одного из крупнейших городов России, не опустошенного поляками в Смутное время, не превысит 10–15 тысяч человек. При такой численности населения город скорее напоминал большое село или современный «поселок городского типа», где половина жителей знает друг друга в лицо. Военный потенциал такого городка даже при всеобщей мобилизации составлял не более 2–3 тысяч ополченцев или нескольких сотен профессиональных воинов.

Всё это позволяет думать, что в момент набега Арапши население Нижнего Новгорода составляло не более 5–7 тысяч жителей.

Запомним эти подсчеты. О них полезно будет вспомнить и при выявлении истинных масштабов других заметных событий XIV столетия. На фоне многотысячных и даже многомиллионных трагедий новейшей истории летописные бедствия кажутся мелкими и незначительными. Но нет нужды доказывать, что от уменьшения числа участников трагедии сила пережитого ими потрясения не меняется.

Нижний Новгород, словно феникс из пепла, быстро возродился после набега Арапши. По Волге и Оке можно было быстро сплавить большое количество строевого леса. Нашлись и средства для оплаты строительных работ. Этому способствовало уникальное местоположение Нижнего Новгорода. Город был «своеобразными торговыми воротами Руси XIV–XV вв., через которые шел главный путь торговых связей с другими странами» (286, 69). Нижегородцы имели торговые связи и доверие по кредиту по всей Руси.