II

Уже зажгли огни, а Ху Гогуан все не возвращался домой. За целый месяц, как стали распространяться тревожные слухи, еще не было случая, чтобы Ху Гогуан так долго отсутствовал; поэтому госпожа Ху очень встревожилась.

Цзинь Фэнцзе также была неспокойна. Она знала, что Ху Гогуан ушел вместе с Ван Жунчаном, а тот ясно видел, как Ху Бин приставал к ней. Она была уверена, что этот добропорядочный господин Ван обо всем расскажет хозяину.

Вспомнив, как было дело, она подумала, что Ху Бин, конечно, вел себя дерзко, но и она была не лучше. Когда Ху Бин обнимал ее, она строила ему глазки и смеялась. Ван Жунчан это прекрасно видел и непременно во всех подробностях опишет старику. Этого только не хватало!

Лицо Цзинь Фэнцзе покрылось горячим румянцем. Она вспомнила слова Ху Бина: «Все равно ты будешь моей. Сейчас чиновники и господа повсюду отдают своих наложниц сыновьям в жены».

Цзинь Фэнцзе и сама слышала, что новые власти не разрешают иметь наложниц. Все они выдаются замуж или переходят к хозяйским сыновьям. Вот почему Ху Бин сегодня и осмелился так открыто заигрывать с ней и она не сопротивлялась, а уступала.

Ху Бин не впервые приставал к Цзинь Фэнцзе; он делал это при случае и раньше. Тогда Цзинь Фэнцзе боялась старого господина и не позволяла Ху Бину особых вольностей. Да и Ху Бин опасался отца. Но в последнее время Ху Бин все время твердит: «Сейчас отцам не справиться с сыновьями», — а сегодняшняя ссора доказала, что старый господин даже побаивается сына. Вот почему Цзинь Фэнцзе разрешила Ху Бину ласкать себя.

Однако Цзинь Фэнцзе была невежественна и не понимала, что происходит вокруг. Она была еще более невежественна, чем Ху Бин, хотя и тот не отличался большой образованностью. Поэтому, вспоминая случившееся, она испытывала страх.

Ху Гогуан вернулся домой только часов в девять вечера; лицо его было красно от вина. Первыми словами госпожи Ху были:

— Ну, что слышно?

— Не беспокойся, я теперь член купеческого общества, имею право избирать и быть избранным. Немного подмажу, тогда наверняка буду членом комитета, — самодовольно ответил Ху Гогуан.

Ван Жунчан, не решаясь сам вступить в члены купеческого союза, попросил Ху Гогуана сделать это вместо него. При заполнении анкеты они написали: владелец лавки — Ху Гогуан, управляющий — Ван Жунчан, капитал — две тысячи юаней.

Госпожа Ху не слишком разбиралась в делах Ху Гогуана, но, видя, что муж доволен, тоже успокоилась.

— Ху Бин до сих пор не пришел домой, — озабоченно произнесла она.

— Пусть делает, что хочет. Мальчишка, может быть, чего-нибудь добьется.

Цзинь Фэнцзе, затаив злобу, наблюдала, как Ху Гогуан укладывается спать. Он не спрашивал, что произошло днем, и как будто что-то обдумывал. Вопреки обыкновению он остался равнодушен к ласкам Цзинь Фэнцзе и, повернувшись набок, затих.

Цзинь Фэнцзе свернулась калачиком рядом с этим худым желтолицым человеком. Лицо ее пылало. Она никак не могла забыть то, что произошло днем. Словно в тумане, видела она толстые губы Ху Бина, который, обнимая ее, кричал: «В уезде уже вышло постановление. Теперь ты моя».

На следующий день Ху Гогуан приступил к осуществлению своего плана. Еще накануне он разыскал Лу Мую, ловко потолковал с ним и договорился о поддержке.

Ху Гогуан знал, что Лу Мую всего лишь богатый сынок: он ничего не умеет, у него нет ни способностей, ни доброй репутации, и просить его помощи — значит попусту тратить слова. Однако Ху Гогуан трезво оценивал свои возможности и хорошо знал людей. Он понимал, что сейчас ему не везде удобно действовать самому: есть места, где он не может бывать, и есть люди, с которыми ему не встретиться. А этот Лу Мую — свой человек повсюду, и через него очень легко получать различную информацию.

Ху Гогуан также знал, что среди друзей Лу Мую, в большинстве гуляк, были и порядочные люди — почитатели его отца, представляющие сейчас в уезде большую силу. А для завязывания знакомства с ними Лу Мую был весьма необходимым человеком.

Еще была одна мысль, которую Ху Гогуан не высказывал, но которая зрела у него в мозгу, — это мысль о Лу Муюнь — незамужней сестре Лу Мую, талантливой девушке, повсеместно известной, унаследовавшей эрудированность отца.

Но старый Ху Гогуан не был так глуп, как его сын. Он был хитер и опытен и всегда помнил изречение древних: «Рис следует есть постепенно — чашку за чашкой».

Сейчас он полностью оставил помыслы о девушке и старался сблизиться с Лу Мую из первых двух соображений. Притом срок выборов в купеческий союз был очень близок — оставалось всего десять дней драгоценного времени. Разве он мог не удваивать усилий?

В результате многодневных хлопот Ху Гогуан завладел тринадцатью голосами. Утром, за день до выборов, ему удалось получить еще два голоса.

Но в тот же день он услышал неприятную новость и почувствовал себя так, словно свалился в погреб со льдом. Это известие он узнал в чайной «Цинфэнгэ», которая была центром всяких слухов. Распивая в одиночестве чай, Ху Гогуан поджидал торговца, с которым договорился встретиться здесь. Этот торговец обещал ему помощь на выборах.

Было около часу. Утренний рынок уже закончился, вечерний — еще не начинался. В чайной было малолюдно: всего четыре-пять посетителей.

Двое незнакомых Ху Гогуану молодых людей говорили о выборах в купеческом союзе, и он ясно расслышал, как один из них сказал:

— Странно, есть люди, которые предпринимают тайные шаги, чтобы быть избранными в исполком купеческого союза.

— Уездный комитет партии уже назначил членов исполкома, — ответил другой. — Это правильно. Пусть те, кто занимается всякими махинациями, получат хороший урок.

Ху Гогуан был потрясен: его взволновало не то, что он был как бы обруган, а то, что члены исполкома уже назначены и у него не осталось никакой надежды. Он растерянно оглянулся, ища, с кем бы поговорить, но никого из знакомых не было. Тогда он подозвал официанта и, попросив оставить за ним чай, поспешно вышел. Ху Гогуан был человек расчетливый и решительный. Он хотел немедленно выяснить, действительно ли уже назначены руководители купеческого союза. Если это правда, он решил еще до выборов порвать со своими «паланкинщиками», потому что каждый приобретенный им голос хотя и определялся симпатиями, но стоил денег.

В первую очередь надо было, конечно, найти Лу Мую и у него все выяснить. Но разыскать его днем было весьма трудным делом. Эта птица до темноты домой не возвращалась. Однако выборы были назначены на два часа следующего дня, и, если сегодня не уладить дело, завтра будет поздно.

Ху Гогуан решил, что Лу Мую вряд ли находится дома и искать его нужно прежде всего у одной местной певички.

Проходя мимо дверей ресторана «Цзюйфэнгуань», он увидел, как оттуда выходят молодой человек, одетый в суньятсеновский френч[13], и девушка. Девушка блеснула перед Ху Гогуаном ярче слитка серебра.

Однако Ху Гогуан был настолько встревожен собственными делами, что не имел времени внимательно рассмотреть девушку и сразу же обратился с возгласом к юноше:

— Э, товарищ Чжу! Давно не видел вас. Вы очень заняты?

Ху Гогуан познакомился с этим юношей дней пять тому назад через Лу Мую. Чжу Миньшэн был красивый молодой человек лет двадцати двух — двадцати трех. Он являлся кандидатом в члены уездного комитета партии. Лу Мую усиленно расхваливал его перед Ху Гогуаном как человека порядочного и серьезного. Но, по мнению Ху Гогуана, это был самый обыкновенный юноша.

— Я сегодня свободен, — ответил Чжу Миньшэн. — А вы куда? — Взяв под руку девушку, он замедлил шаги.

Ху Гогуан решил, что представился удобный случай, и заговорил:

— Я разыскиваю Мую, чтобы посоветоваться об одном деле, но его нигде не найти. Вы не знаете, где он, товарищ Чжу?

Молодой человек, взглянув на девушку, засмеялся. На его полных, брызжущих румянцем щеках появились ямочки. Он был очень привлекателен и по праву считался первым красавцем в городке.

— Лу Мую? Не ищите его. Он сегодня занят, — проговорил Чжу Миньшэн, все еще посмеиваясь. — Может быть, мы встретим его. А что у вас за дело? Важное? Я могу передать.

— Дело не очень важное, но поскольку кое-что стало мне известным, я бы хотел сообщить ему.

— А… в таком случае, погодите немного. Я его увижу и скажу, чтобы он вас разыскал.

Девушка уже давно повернулась к Ху Гогуану спиной, всем своим видом выражая крайнее нетерпение. Это заставило Чжу Миньшэна быстрей закончить беседу.

Ху Гогуан подумал, что Чжу Миньшэн договорился с Лу Мую и сейчас, может быть, направляется в условное место, поэтому можно передать все через него. И сразу же у него возникла новая мысль. Он поспешно приблизился на полшага и тихо сказал:

— Я слыхал, что партийный комитет назначил пятерых, которые и будут избраны завтра в купеческий союз. Боюсь, что Лу Мую этого не знает, поэтому я и хотел сообщить ему.

— Назначены только трое, а двое будут избираться, — просто ответил юноша. — Это все? Хорошо, я передам.

Теперь Ху Гогуану все стало ясно. «Избираются двое» — значит, еще есть надежда. Но успокаиваться нельзя было: ведь только двое! Лишь тогда, когда Чжу Миньшэн и девушка отошли более чем на десять шагов, Ху Гогуан очнулся от полурадостного, полугрустного чувства. Только сейчас он ощутил сладкий запах духов и пожалел, что не поклонился спутнице Чжу Миньшэна, не попросил юношу познакомить его с ней и даже лицо и одежду ее толком не разглядел. Он невольно улыбнулся. И непонятно было, смеялся он над своей растерянностью или радовался тому, что еще есть надежда. Так, с улыбкой на устах, он вернулся в «Цинфэнгэ».

Через час Ху Гогуан возвращался домой, не обращая внимания на резкий северо-западный ветер. Лицо его сияло радостью. Посидев в чайной, он добыл еще один голос, и теперь их было у него восемнадцать. Восемнадцать голосов! Конечно, это не так уж много, но и не мало. Жаль, что должны были избрать только двоих, а то бы можно было считать, что он уже член комитета. Но он не терял надежды. Он знал, что значит быть терпеливым и уметь упорно добиваться цели.

В радостном возбуждении он думал: «Если восемнадцатью голосами я все же не смогу быть избранным, я, конечно, потерплю поражение. Но восемнадцать голосов создадут мне прочную репутацию. Можно будет начать все сначала, вновь искать удобного случая, опять бороться. Только нужно действовать, терпеливо действовать. Разве мало есть шансов на удачу?»

Ху Гогуан был в таком приподнятом настроении, что, возвратившись домой, посулил Цзинь Фэнцзе на Новый год заказать халат на меху. Позавчера наложница самовольно взяла материю, принадлежавшую госпоже, чтобы пошить себе тапочки, чем вызвала ссору. Сейчас Ху Гогуан в присутствии жены приказал Цзинь Фэнцзе сделать такие же тапочки в подарок госпоже, а затем потихоньку сунул наложнице пару юаней в качестве компенсации.

Лу Мую пришел лишь утром следующего дня. Он набрал уже двадцать один голос. Кроме того, Ху Гогуан договорился с ним голосовать друг за друга.

— Я уже узнавал. Взаимное голосование не является нарушением, — самодовольно заявил Лу Мую.

Во второй половине дня собрание по выборам исполнительного комитета первого созыва уездного купеческого союза начало свою работу. Собрание проходило в помещении комитета партии. После утверждения трех кандидатур, выдвинутых комитетом партии, началось голосование. В результате были избраны: Лу Мую двадцатью одним голосом и Ху Гогуан — двадцатью голосами; последний приобрел лишний голос прямо на собрании.

Представитель комитета партии Линь Цзычун уже поднялся на трибуну и хотел приступить к чтению наказа, как вдруг из толпы кто-то встал и выкрикнул:

— Ху Гогуан — это Ху Гофу, местный лешэнь! Лешэнь! Не будем избирать его членом исполнительного комитета.

Ху Гогуан изменился в лице, Лу Мую также испугался. Взоры всех собравшихся обратились в одну сторону и сосредоточились на Ху Гогуане. Послышался шепот. Вскоре шепот семидесяти с лишком человек превратился в громкий гул.

Попытки председателя водворить тишину не привели ни к чему. Лишь после того, как первые возгласы изумления улеглись, Линь Цзычуну удалось установить порядок.

Тем временем прошло минут пять.

Линь Цзычун, нахмурив брови, поискал с трибуны возражавшего, но его не было видно. Тогда, еще сильнее нахмурившись, он крикнул:

— Прошу встать выступившего против!

Никакого ответа. Никто не встал. Линь Цзычун повторил свой вопрос еще громче, но по-прежнему безрезультатно. От удивления глаза Линь Цзычуна были широко раскрыты. Ху Гогуан начал успокаиваться и подумал, что сейчас удобный случай выступить самому. Однако Линь Цзычун, изменив форму обращения, в третий раз крикнул:

— Прошу встать того, кто заявил, что Ху Гогуан — лешэнь!

Это обращение было понято, и какой-то человек поднялся. Ху Гогуан признал в нем Ни Футина, прозванного Скользкий Голец: он владел лавкой, торговавшей товарами из южных провинций.

— Вы утверждаете, что Ху Гогуан лешэнь. Расскажите собравшимся о его преступлениях.

— Он — Ху Гофу, лешэнь. Весь уезд это знает. Лешэнь! — широко раскрывая рот, только и мог произнести Скользкий Голец.

Линь Цзычун засмеялся. Ху Гогуан решил, что момент благоприятен, и поднялся, чтобы ответить на обвинение.

— Товарищ председатель, товарищи! Я — Ху Гогуан. Раньше моя фамилия была Ху Гофу. Ни Футин, выступивший против меня, в прошлом году торговал японскими товарами. Я разоблачил его, у него отобрали три мешка сахару, за это он возненавидел меня. Сейчас, выступая будто бы в защиту общественных интересов, он хочет поднять скандал. Я служу обществу больше десятка лет. Всем известно, что все свои силы я отдаю революции. Разве можно сказать обо мне что-нибудь дурное? Уездный комитет партии проводил тщательную проверку, и, если бы я был лешэнь, комитет не стал бы ждать, пока об этом сообщит Ни Футин.

После того как Ху Гогуан рассказал о прошлом Ни Футина, Скользкий Голец покраснел и не произносил больше ни слова.

— Когда в прошлом году бойкотировали японские товары, ты под видом заботы об общественных интересах наживался сам, — крикнул кто-то. — Многие это подтвердят. Разве это не лешэнь?

Голос говорившего был громок, но никто не встал.

Сердце Ху Гогуана тревожно забилось. Во время бойкота он действительно совершил много ловких махинаций. К счастью, Лу Мую очень искусно выручил его, насмешливо заметив:

— Прошу председателя учесть, что реплику подал Сунь Сунжу, который записан на черной доске как получивший восемнадцать голосов.

Линь Цзычун взглянул на доску и улыбнулся. Внимание собравшихся переместилось с Ху Гогуана на Сунь Сунжу.

Неожиданно в зале воцарилась тишина.

— Пусть выскажется представитель комитета партии, — нарушил тягостное молчание член комитета купеческого общества Чжао Ботун, назначенный комитетом партии.

Все зааплодировали, в том числе и Ху Гогуан.

— Я прислан сюда недавно и еще плохо знаю обстановку, — медленно заговорил Линь Цзычун. — Все, говорившие здесь о Ху Гогуане, приводили факты из прошлого, и мне трудно в них разобраться. Вы просите меня высказаться. Скажу просто: попросим уездный комитет партии разобраться в вопросе о Ху Гогуане, а пока будем продолжать собрание.

Множество рук взметнулось вверх, выражая одобрение. Последним поднял руку Ху Гогуан. Собрание продолжалось, но напряжение утомило людей. Порядок в зале не соблюдался, и все выражали нетерпение. Когда Линь Цзычун закончил читать наказ, никто не взял слова. Даже вновь избранные члены исполнительного комитета забыли выступить с ответными речами.

Настроение у Ху Гогуана было подавленное. Решили бы на собрании не утверждать его членом исполнительного комитета, и ладно, А тут вмешается комитет партии, и на свет могут всплыть его старые делишки, а их немало. Если народ узнает обо всем, ему будет угрожать серьезная опасность. Подумав обо всем этом, Ху Гогуан очень встревожился, но Лу Мую старался утешить его:

— Не печалься, пойдем ко мне, посидим, что-нибудь придумаем.

Хотя Лу Мую одержал победу на выборах, он разделил с другом его горе.