Великий князь Сергей Александрович

Революционный террор унес жизнь друга детства Константина Константиновича — Сергея Александровича. Они не походили друг на друга ни характерами, ни политическими взглядами, ни близостью к царскому престолу. Сергей Александрович считался оплотом самодержавия, одним из ближайших советников двух последних императоров, тогда как Константина Константиновича никто всерьез не воспринимал при высочайшем дворе — поэт, актеришка, либерал.

Но узы детской дружбы оказались крепче разницы в чинах, интересах и политических взглядах двух кузенов.

Письмо

Великому Князю Сергею Александровичу

…Неумолимою судьбою

Надолго вновь разлучены,

Опять тоскуем мы с тобою,

Опять друг друга лишены.

На север сумрачный и дальний

Тебя увлек твой рок печальный;

На царство снега, зим и вьюг

Ты променял роскошный юг.

Но дней былых былое счастье

Найдешь ли ты в краю родном,

И в сердце пылком и кругом

Не встретишь ли одно ненастье?

Минувших лет не воскресить!

Былых времен не возвратить!

А помнишь Стрельну, Павловск милый?

А помнишь Царское Село?

И нашей осени унылой

Не то мороз, не то тепло?

А наши радости и беды?

А наши долгие беседы

В вечерний час с тобой вдвоем

За самоваром и чайком?

А на дворе так заунывно

Осенний ветер завывал,

По стеклам окон дождь хлестал,

А мы, бывало, непрерывно

Всю ночь болтаем напролет,

Пока совсем не рассветет.

Прошло то дорогое время!

Уж милых сердцу боле нет, —

Тебе осталось только бремя

Воспоминаний прежних лет.

Но ты, не помня горькой доли,

Как знаменосец в ратном поле,

Иди с хоругвею своей,

Иди вперед, иди смелей,

К высокой цели твердой волей

Стремися пылкою душой,

Стремись до сени гробовой

И в этой жизненной юдоли

Среди порока, зла и лжи

Борьбою счастье заслужи!

3 октября 1881

Константин Константинович часто навещал Сергея Александровича и его супругу Елизавету Федоровну (Элла) в их подмосковном имении Ильинском. Здесь они как будто возвращались в детство, забывая, что они и взрослые мужчины, и великие князья.

«Сергей устроил народный праздник. Собралась большая пестрая толпа крестьян, и зажиточных, и бедных, со множеством детей. Сперва мальчики прыгали в мешках… Потом была лотерея. Крестьяне-домовладельцы соседних деревень подходили по очереди и вынимали билеты, по которым выигрывались предметы, и их давала выигравшим Элла… Байковые одеяла, платки, ситец на платье и рубахи, самовары, сапожный товар, фарфоровые чайники и чашки с блюдцами… Потом Элла дарила детям разные игрушечки: волчки, деревянные мельницы, трубочки, дудочки. Бросали пряники, конфеты, орехи в толпу детей» (14 сентября 1884 г.).

«Играли[112] в горелки, в кошку и мышку, бегали взапуски и снова отдыхали в лесу, под большими соснами» (19 сентября 1884 г.).

«Село Ильинское! Я здесь наконец-то, далеко от душного Петербурга, здесь, в сердце матушки России, среди привольной весенней природы» (6 мая 1887 г.).

В дождь

Великому Князю Сергею Александровичу

Дождь по листам шелестит,

Зноем томящий сад

Жажду теперь утолит;

Слаще цветов аромат.

Друг, не страшись. Погляди:

Гроз не боятся цветы,

Чуя, как эти дожди

Нужны для их красоты,

С ними и я не боюсь:

Радость мы встретим опять…

Можно ль наш тесный союз

Жизненным грозам порвать?

Счастье не полно без слез;

Небо синей из-за туч, —

Лишь бы блистал среди гроз

Солнышка радостный луч.

Красное Село 4 июля 1888

Разлад в отношениях более чем на год между кузенами вызвала лишь Ходынская катастрофа. Но время залечило рану.

«Утром за кофием у Сергея долго беседовали. О чем только не говорили, и все так дружно и легко. О Ходынке ни слова, этот жгучий вопрос, долго стоявший между нами страшным призраком раздора, исчерпан и забыт» (30 ноября 1897 г.).

В ноябре 1904 года Сергей Александрович обратился к Николаю II с просьбой об увольнении с поста московского генерал-губернатора, и соответствующий высочайший указ был подписан 1 января 1905 года. Великий князь рассчитывал спокойно жить в Ильинском, лишь изредка принимая парады, как главнокомандующий войсками московского военного округа. Жить не пришлось — 4 февраля 1905 года бомба, брошенная террористом Каляевым, разорвала Сергея Александровича в клочья.

Николай II не только сам не поехал на похороны дяди, но и отсоветовал другим членам Дома Романовых — во избежание новых террористических актов. Лишь Константин Константинович, обычно мягкий и уступчивый, настоял, что отправится в Москву, да из-за границы прибыл Павел Александрович.

Москвичи были неприятно поражены отсутствием почти в полном составе августейшего семейства. Уж женщинам-то чего бояться, их до сих пор никто не трогал? Да и в миф, что великих князей на панихиде могут всех переубивать, никто не верил. Уж кому бояться бомбометателей, так это петербургскому генерал-губернатору Д. Ф. Трепову, на жизнь которого не единожды покушались. А он прибыл как ни в чем не бывало и сам возложил венок на гроб. Не страх всему виною, решили москвичи, а разлад в августейшем семействе, равнодушие и мелкотравчатость.

Константин Константинович прибыл в Москву 5 февраля и поселился в Николаевском кремлевском дворце у Елизаветы Федоровны. Она рассказала, что с утра в день убийства почувствовала безотчетную тоску. Муж собирался в Петербург, она его отговаривала, страшась покушения. Он решил съездить на Тверскую в генерал-губернаторский дом — забрать кое-какие вещи из своей бывшей резиденции. Вскоре после его отъезда Элла услышала шум, увидела бегущий мимо дворца народ. Она бросилась в карету и буквально через сотню-другую метров, на Сенатской площади, ее остановили, отказываясь пропустить к месту гибели мужа. Но она, кроткая и набожная, настояла, никто не осмелился ее остановить. Вдова не увидела мужа — лишь обломки кареты и разбросанные на окровавленном снегу куски тела — и припала к оторванной кисти правой руки.

На месте гибели великого князя 6 февраля поставили железный крест с образом преподобного Сергия Радонежского. У гроба с останками в Чудовом монастыре молились Елизавета Федоровна, Константин Константинович и приемные дети Сергея Александровича — Мария Павловна и Дмитрий Павлович.

Не побоялись приехать в Москву брат Елизаветы Федоровны великий герцог Гессенский с женой и старшая сестра Виктория Баттенбергская.

«Здесь, в Москве, странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных» (6 февраля 1905 г.).

«В Петербурге великим князьям не велено ехать в Москву, чтобы не подвергаться новым покушениям. Не понимаю, что это значит. Ведь не будут же они сидеть взаперти по своим домам, а показываясь на улицу, они столько же подвергаются опасности, как если бы приехали в Москву. Здесь же среди приближенных Сергея отсутствие членов семьи производит весьма неблагоприятное впечатление» (7 февраля 1905 г.).

«Все великие князья уведомлены письменно, что не только им нельзя ехать в Москву, но запрещено бывать на панихидах в Казанском или Исаакиевском соборе» (9 февраля 1905 г.).

Отпевали Сергея Александровича в Чудовом монастыре, и запаянный гроб временно, до устройства усыпальницы, поставили в монастырской церкви Андрея Первозванного.

Вновь Константин Константинович посетил Москву, когда 4 июля 1906 года прах Сергея Александровича погребали в новой небольшой церкви преподобного Сергия Радонежского, расположенной под церковью митрополита Алексия Чудова монастыря.

«Она устроена под высоким, синим, с золотыми и разноцветными звездами сводом, склон которого начинается немного выше старого, с красноватой каймой мраморного пола. Иконостас весь из чисто белого мрамора исполнен по рисункам Павла Жуковского в византийском стиле… По стенам тянется кайма синего цвета по золоту, с белыми и малиновыми обрамлениями. В северной стезе полукруглая выемка под пологим золотым мозаичным полусводом. Под ним приготовлена могила Сергею, а рядом Элла устроила место и для себя. Эта церковь бесподобно хороша, в ней таинственно укромно. Освящение ее состоялось рано утром перед нашим приездом» (4 июля 1906 г.).

В августейшем семействе затаили обиду на Константина Константиновича: он их подвел, ибо своим присутствием возле гроба Сергея Александровича как бы подчеркивал их отсутствие.