Петр Ильич Чайковский

Быть может, даже большее значение, чем общение с Гончаровым, Достоевским или Фетом, для великого князя имело знакомство с гениальным русским композитором.

В августейшем семействе мало кто глубоко изучал русскую литературу, историю, географию. Великие князья плохо разбирались в экономике, не имели профессиональных навыков в законотворчестве, лишь поверхностно были знакомы с внешней и внутренней политикой отечества, зато все они с детства умели говорить на немецком и французском языках, танцевать и музицировать.

Великий князь Константин Николаевич в 1873 году стал первым президентом Русского музыкального общества. Он прекрасно играл на фортепьяно и виолончели, считался знатоком классической музыки. Его супруга Александра Иосифовна тоже обожала музицировать. В их дом часто приглашали известных композиторов, исполнителей, певцов, которые помогали скоротать вечера в окружении мелодичных звуков.

«Все мы — Папа, Мама, Митя и я — хвастались музыкальной памятью: кто-нибудь напевал начало мотива, остальные отгадывали» (5 января 1885 г.).

Музыка и пение окружали Константина Константиновича повсюду — в Мраморном и Павловском дворцах, в великосветских салонах, в театре, в храме и даже в полку. Нотные листы в юных годах значили для великого князя намного больше, чем поэзия. Отсутствие звуков Моцарта, Бетховена, Шуберта во время его пребывания на русско-турецкой войне было одним из основных неудобств его фронтовой службы.

«Я наслаждаюсь музыкой после пяти месяцев жизни без фортепьяно» (16 декабря 1877 г.).

Даже когда поэзия в жизни великого князя заняла первое место, он не посмел поставить слово выше мелодии.

«Мне почему-то кажется, что самое возвышенное искусство — музыка, как самое отвлеченное и менее других поддающееся разбору и законам, по которым прекрасное отличается от дурного. Рубинштейн[50] соглашался с моим мнением, а я высказывал его с убеждением, хотя мне и обидно за любимую словесность» (1 мая 1887 г.).

С детства музыкальными наставниками Константина Константиновича были пианист Рудольф Васильевич Кюндингер (он же преподавал П. И. Чайковскому), музыкальный теоретик Герман Августович Ларош (один из первых искренних почитателей таланта П. И. Чайковского) и виолончелист Иван Иванович Зейферт.

В восемнадцатилетнем возрасте Константин Константинович, страстный поклонник Бетховена, Моцарта и Мендельсона, разучивает на фортепьяно и поет романсы Чайковского «Слеза дрожит», «Погоди», «Хотел бы в единое слово…». Спустя три года ему очень захотелось познакомиться с самим композитором, и он попросил Веру Васильевну Бутакову, родственницу Чайковского, устроить их встречу.

«Великий Князь желает провести у нее вечер со мною. Меня привело это в неописуемый ужас… Насилу уговорил отложить», — сообщает Петр Ильич брату Модесту 14 марта 1880 года.

Шесть дней спустя П. И. Чайковский рассказывает Н.Ф. фон Мекк о состоявшейся 19 марта встрече: «Вчера мне пришлось порядочно страдать. У Великого Князя Константина Николаевича есть сын Константин Константинович. Это молодой человек двадцати двух лет, страстно любящий музыку и очень распложенный к моей. Он желал со мной познакомиться и просил мою родственницу, жену адмирала Бутакова, устроить вечер, на котором мы могли бы встретиться. Зная мою нелюдимость и несветскость, он пожелал, чтобы вечер был интимный, без фраков и белых галстуков. Не было никакой возможности отказаться. Впрочем, юноша чрезвычайно симпатичен и очень хорошо одарен к музыке. Мы просидели от девяти часов до двух ночи в разговорах о музыке. Он очень мило сочиняет[51], но, к сожалению, не имеет времени заниматься усидчиво».

Скоро они встретились вновь, теперь в Мраморном дворце, после чего Чайковский сообщает Н.Ф. фон Мекк, что «с 11 часов вечера до трех просидел у симпатичного и очень музыкального Великого Князя Константина Константиновича». Великий князь тоже остался доволен встречей:

«Я простился с Чайковским с видимым обоюдным радушием, как будто мы давно знакомы и даже дружны» (30 марта 1880 г.).

Следующая встреча состоялась в Риме, на обеде у графа и графини Бобринских, и вновь великий князь произвел хорошее впечатление на прославленного композитора.

Но у каждого из них была своя жизнь, их пути в течение последующих пяти лет не пересекались. Тесное общение и переписка начались в 1886 году, когда Чайковский попросил великого князя испросить разрешение у императрицы Марии Федоровны посвятить ей цикл из двенадцати романсов. Константин Константинович выполнил просьбу, о чем сообщил в письме, и послал любимому композитору в подарок свою первую книгу.

В ответном письме от 18 сентября 1886 года Чайковский с восторгом отозвался о присланных стихотворениях. «Многие из них проникнуты теплым, искренним чувством, так и просящимся под музыку! Прочтя этот сборник стихов Ваших, я немедленно решил в возможно близком будущем воспользоваться им для следующей серии моих романсов, которую и буду просить Вас позволения посвятить Вашему Высочеству».

Что это не обычные льстивые слова, которыми положено по этикету награждать обратившую на тебя внимание августейшую особу, доказывают письма композитора родным и знакомым. Например, 10 ноября 1886 года он писал Ю. П. Шпажинской о Константине Константиновиче: «Я редко встречал в жизни столь же обаятельную личность. Он музыкант и поэт, выпустивший недавно сборник стихотворений, очень талантливых. Но, независимо от этого, он так участлив, так добр, так умен и интересен, что чем больше его знаешь, тем больше любишь его».

4 июня 1888 года Константин Константинович получил издание шести романсов Чайковского на стихотворения из подаренного ему сборника («Я сначала тебя не любила…», «Растворил я окно…», «Я вам не нравлюсь…», «Первое свидание», «Уж гасли в комнатах огни…» и «Серенада»). Самое большое впечатление на великого князя произвел романс «Растворил я окно…».

Романсы были сочинены Чайковским в ноябре — декабре 1887 года. И даже в советские годы, когда поэзия августейшего поэта, как родственника царей, находилась под запретом, а имя его не упоминалось даже в справочной литературе, выходили нотные альбомы Чайковского, и по стране растекались чудные мелодии романсов, написанных на слова мало уже кому известного после победы Октября поэта под инициалами К.Р.[52]

В своей переписке августейший поэт и гениальный композитор обсуждают творчество Фета, Льва Толстого и, конечно, друг друга. Чайковский делится своими размышлениями о технике стихосложения, сравнивая русскую и зарубежную поэзию, советует великому князю приняться за эпическое произведение из земной жизни Иисуса Христа. Константин Константинович, в свою очередь, спорит с ним о музыке, делает замечания к тексту либретто «Пиковой дамы», предлагает композитору войти в редколлегию Академического словаря русского языка.

Переписка и встречи духовно обогащали обоих. Но Константин Константинович выбирал в друзья талантливых людей гораздо старше себя по возрасту, и они уходили из жизни один за другим.

«В эту минуту получил телеграмму от Модеста Чайковского: Петр Ильич в три часа ночи скончался. Сердце больно сжимается. Я любил его и почитал как музыканта» (24 октября 1893 г.).