Массовый приток евреев из Восточной Европы
В 1881 году в России в результате террористического акта погиб царь Александр II. Ответственность за это убийство возложили на «жидов-революционеров», начались погромы и расправы. Российские евреи спасались бегством через границу — в Галицию, и без того страдавшую от безработицы, голода и перенаселения (процентная доля евреев здесь самая высокая в империи). По стране и так уже рассеялись 200.000 бродяжничающих евреев; их называли «луфтменшен» — «люди воздуха» — никто не понимал, чем они живут и что с ними делать[1269]. Теперь эту армию нищих пополнили ещё и беженцы из России. Многие стремились попасть в крупные европейские порты, чтобы эмигрировать в трансатлантические страны, и в большие города — Вену, Берлин, Прагу, Будапешт. До 1914 года в путь отправились в общей сложности около двух миллионов восточноевропейских евреев. В своих скитаниях они столкнулись с невиданной прежде ксенофобией и антисемитизмом.
Уже в 1882 году в Дрездене состоялся «Первый международный антиеврейский конгресс». Манифест призвал к борьбе против приезжих евреев и тщетно требовал от европейских правительств ввести запрет на въезд из России, обеспечить безопасность границ с привлечением армии. Антисемиты всех колеров, представлявшие почти все западноевропейские государства, сошлись во мнении о необходимости отменить эмансипацию евреев. Всех евреев (даже оседлых местных) следовало подчинить законодательству для иностранцев: якобы они неспособны ассимилироваться и представляют угрозу для христиан.
Однако австрийские евреи знали, что находятся под правовой защитой государства. При необходимости они рассчитывали на помощь полиции. Антисемитские памфлеты изымались. В городах это было сделать легче, чем в сельской провинции (например, в Галиции или Венгрии), где антисемитские выступления происходили всё снова и снова. Из-за этого восточноевропейские евреи всё чаще переселялись в столицу, хотя с 1897 года там заправляли антисемиты во главе с Люэгером. Но был в Вене и император, особую любовь к которому питали именно беднейшие слои еврейского населения. В 1908 году д-р Мориц Гюдеман, главный раввин Вены, писал: «Наш император неоднократно повторял, что его отеческому сердцу одинаково дороги все подданные его великой империи — всех наций и вероисповеданий… Именно за это отсутствие различий и равноправие, которое император ввёл и чтит, евреи ему вечно признательны»[1270].
Однако и сам император был порой бессилен перед лицом бушующего антисемитизма. Это подтверждает высказывание в семейном кругу, записанное в дневник его дочерью Марией Валерией: «Говорили о ненависти к евреям, и папа сказал: «Да-да, конечно, мы делаем всё возможное, чтобы защищать евреев, но ведь вокруг сплошные антисемиты»»[1271].
В Вене на рубеже веков антисемитизм помогал делать карьеру. Так, в 1880-х Георг Шёнерер как лидер пангерманцев таким образом обеспечил себе голоса крестьян и студентов. В 1890-х победу праздновал Люэгер, собрав ещё больше голосов мелкой буржуазии и ремесленников.
Газета христианских социалистов «Бригиттенауер Бециркс-Нахрихтен» сравнивала «борьбу» против восточноевропейских евреев с национальным подъёмом во время освободительных войн против Наполеона: на этот раз «на нас с востока надвигается уже не конное войско, а мрачная, грозная, грязная масса господ в длинных кафтанах — они… стремятся подавить и задушить нашу свободу. Кто осмелится, кто решится отрицать, что мы уже изнываем под игом еврейства, и уже происходит такое, что вгоняет в краску каждого немца»[1272].
В районе Леопольдштадт
В школах, театрах, на фабриках и в парламенте собирали статистические данные, чтобы доказать «объевреивание» Вены. В евреи записывали иудеев, крещёных евреев, породнившихся или вступивших с ними в брак, людей с фамилиями, похожими на еврейские, а также либералов, социал-демократов и прочих «прислужников евреев» независимо от происхождения и вероисповедания. И это всё ради того, чтобы нарисовать столь желанную картину ужасающего «объевреивания».
Приезжий из Берлина с изумлением описывал размах венского антисемитизма: «Антисемитизм в Вене сильно отличается от своего собрата в Германской империи, у нас он просто националистический, а здесь он клерикальный, немецко-националистический, чешско-ультрамонтинский. В нём сплелись национальные и политические интересы самых разных партий, и каждая из них считает, что именно в антисемитизме кроется ключ к счастью народа»[1273].
На рубеже веков стереотипный образ врага для антисемитов — это бродячий лоточник и торговец женщинами. «Торговцы с рук» пробивались на запад, предлагая галантерейные товары и создавая конкуренцию оседлым коммерсантам, которые больше не могли диктовать цены. Первые демонстрации против лоточников прошли уже в 1870-х годах. В 1910 году, после многолетней борьбы министр торговли от христианских социалистов добился введения запрета на торговлю вразнос в Вене, «в целях защиты честно работающих оседлых венцев, занимающихся торговлей». Газета христианских социалистов «Остеррайхише Фолькс-Прессе» высмеивала «вопли» «еврейской прессы», протестовавшей против этого постановления: «Мы, выходит, должны безучастно наблюдать, как честным коммерсантам наносится ущерб? А может, мы ещё должны предоставить еврейским лоточникам монополию и помочь им уничтожить нашу торговлю?»[1274]. В «Моей борьбе» встречается и это клише: Гитлер объясняет свой поворот к антисемитизму встречей с венским уличным торговцем[1275].
Лозунг «Не покупай у евреев!», который взяли на вооружение антисемиты всех политических направлений, определил судьбу и лоточников, и универмагов. В 1904 году в пангерманском «Ежегоднике для немецких женщин и девушек» опубликовали статью под заголовком «Немецкие женщины! Совершая покупки, избегайте еврейских магазинов!»: «Какой стыд для немецкой семьи, если под сверкающей огнями прагерманской рождественской елью лежат подарки, купленные в еврейских магазинах! Немец, покупающий подарки к Рождеству у евреев, позорит себя и оскверняет свою нацию. Сколько честных немецких ремесленников и торговцев отчаянно борются за существование, сражаясь с бесчестными еврейскими конкурентами! А немецкий собрат зачастую идёт мимо, не обращая на них внимания, прямиком в еврейский магазин, где у него под лицемерное шушуканье хитростью выманивают все денежки»[1276].
Ради контроля над соблюдением бойкота депутаты ландтага Нижней Австрии даже потребовали размещать на рынках прилавки еврейских торговцев в стороне от прилавков продавцов-христиан. Однако из-за протестов еврейской общины торговой палате удалось этому воспрепятствовать[1277].
Другой враг, на рубеже столетий ежедневно поминаемый в газетах, — торговец женщинами; здесь вновь всплывал старый стереотип еврея-обольстителя. Да, криминальные истории подобного рода с участием восточноевропейских евреев действительно имели место. Но, вопреки утверждениям антисемитов, речь шла не о соблазнении «белокурых» христианских девушек, а о торговле бедными еврейками из восточноевропейских местечек, в том числе из Галиции.
Торговцы женщинами работали по одной схеме: хорошо одетый, с виду состоятельный торговец знакомился с бедной многодетной семьей и вступал в брак с совсем ещё юной девушкой по иудейскому обряду. На радость родителям, он отказывался от приданого и увозил «жену» к лучшей жизни. Такое можно было проделывать сколь угодно часто, ведь такой свадебный обряд не имел юридической силы.
Другая схема: обольщение юных женщин, чьи мужья ушли попрошайничать и пропали. Женщины находились в безвыходном положении: оставшись без средств к существованию, они не могли снова выйти замуж, так как не были разведены. Не сумев противостоять соблазнению, «утратив честь», они становились добычей сутенёров. В некоторых многодетных семьях, находившихся в бедственном положении, доходило даже до продажи детей[1278].
Девушки и женщины — как правило, неграмотные, говорившие только по-польски или на идиш — не оказывали сопротивления преступникам, они ведь считали себя связанными узами брака. Так и не поняв, что произошло, они оказывались (чаще всего транзитом через Сербию), в каком-нибудь гамбургском борделе («склад для девушек на экспорт»), или на корабле, направляющемся за океан. В Одессе цена составляла 500–2000 рублей за девушку, в Гамбурге около 1500 марок[1279]. В Буэнос-Айресе девушек продавали с аукциона прямо на пристани владельцам публичных домов за 3000–6000 франков или 150 фунтов. Девушки из Галиции среди проституток были третьей по величине группой (после местных и русских), здесь их называли «аустриакас» — «австрийками»[1280].
По статистике, из Галиции, Венгрии и Богемии ежегодно вывозили около 1500 девушек. Бывало, продажа осуществлялась прямо в Вене, где торговцы выдавали себя за «экспортёров в страны Востока». Д-р Йозеф Шранк, президент Австрийской лиги по борьбе с торговлей женщинами писал: «В Вене торговля девушками совершается без всякого стеснения, здесь уже настоящий рынок: венгерские, румынские, русские и турецкие торговцы останавливаются в отелях, куда им просто доставляют «товар», а некачественный они возвращают»[1281]. Торговцы (среди которых бывали и женщины) постоянно меняли имена и пользовались фальшивыми документами, часто — английскими или турецкими. А чиновники обогащались за счёт взяток.
Еврейские общины Цислейтании всеми силами поддерживали борьбу с преступностью по многим причинам: чтобы помочь девушкам, чтобы наказать преступников, но и ради того, чтобы не давать повода для дальнейшего распространения антисемитизма. Они никогда не скрывали существующих фактов, настаивая на прозрачности и открытости. Так, в 1913 году венская сионистская газета «Нойе Националь-Цайтунг» сообщала, что 38 из 39 галицийских торговцев женщинами — евреи[1282]. В другой раз здесь же написали, что 90% проституток в Аргентине — еврейки[1283]. Подобные публикации всегда сопровождались призывом делать всё возможное против этого вида преступности. В работе международных конференций по борьбе с торговлей женщинами принимали участие и раввины[1284]. В октябре 1909 года, когда Гитлер как раз жил в Вене, одна из таких конференций нашла громкий, хотя и противоречивый отклик в прессе.
Сельские учителя и социальные работники отправлялись в Галицию, чтобы просвещать и предупреждать девушек и женщин о грозящей опасности и оказывать помощь им и их семьям. Одной из еврейских активисток была Берта Паппенгейм, чью историю («случай Анны О.») Зигмунд Фрейд представил в «Очерках по истерии», заложив таким образом основы психоанализа. Состоятельная и незамужняя Паппенгейм посвятила себя защите женщин. Она организовывала приюты для девушек, изучала социальную ситуацию в поездках по России, Румынии и Галиции[1285], поддерживала в Галиции создание мелкой промышленности, чтобы задействовать женскую рабочую силу, — например, производство кружев или швейную промышленность, где женщины после окончания курсов могли рассчитывать на «приличное» жалование[1286].
Частный фонд барона Морица Хирша также оказывал финансовую поддержку, на его деньги в Галиции строили школы как для иудейских, так и для христианских детей, как для мальчиков, так и для девочек. Ведь девочки из Восточной Европы были неграмотны потому, что их не принимали в хедорим — начальные религиозные школы.
Но эти процессы протекали медленно. Приток евреев с востока в европейские города продолжался, а вместе с ним рос и антисемитизм. «Еврейский торговец женщинами» — любимый стереотип антисемитов, он упоминается и в «Моей борьбе» Гитлера: Связь еврейства с проституцией, а ещё больше с торговлей женщинами, в Вене можно было изучить гораздо лучше, чем в любом другом западноевропейском городе, за исключением разве что портов на юге Франции[1287].