10.Я отдаю в печать мою брошюру. — Записки г‑жи де Шатобриан

Все умы кипели: желание любой ценой окончить жестокие войны, которые вот уже двадцать лет терзали Францию, пресыщенную несчастьями и славой, возобладало в народе даже над национальной гордостью. Каждый искал свою роль в грядущей развязке. Ежевечерне мои друзья собирались у г?жи де Шатобриан, чтобы обменяться новостями и обсудить происшедшие за день события. Вместе с г?ном де Фонтаном, г?ном де Клозелем и г?ном Жубером являлась толпа тех мимолетных знакомцев, с которыми события сводят нас затем, чтобы вскоре разлучить. Герцогиня де Леви, невозмутимая красавица и преданный друг, с которой мы еще встретимся в Генте, была неразлучна с г?жой де Шатобриан. Я часто виделся с герцогиней, де Дюрас, также жившей в эту пору в Париже, и с маркизой де Монкальм, сестрой герцога де Ришельё.

Хотя бои шли уже совсем близко от Парижа, я по-прежнему был уверен, что союзники не войдут в столицу и что конец нашим страхам положит восстание всей нации. Благодаря этой навязчивой идее я не так болезненно переносил присутствие чужеземных войск; вдобавок, видя те бедствия, которыми чревато для нас вторжение соседей, я не мог не думать о тех бедствиях, которые принесли им мы.

Я то и дело возвращался к своей брошюре; я считал ее лекарством, которое нужно будет пустить в ход, если страну охватит анархия. Сегодня мы сочиняем иначе — вольготно расположившись в своих кабинетах и опасаясь самое большее нападок газетчиков, а в ту пору я запирался на ночь в своей спальне, прятал рукопись под подушку, а на ночной столик клал пару заряженных пистолетов: эти две музы охраняли мой сон. Сочинение мое существовало в двух вариантах: в виде брошюры, как оно впоследствии и вышло в свет, и в виде нескольких речей, кое в чем от брошюры отличных; я полагал, что если Франция поднимется на борьбу, мы соберемся в Ратуше, и подготовил на этот случай два выступления.

Во время нашей совместной жизни г?жа де Шатобриан несколько раз принималась вести записки[1e4]: я нахожу в них такой рассказ:

Г?н де Шатобриан работал над брошюрой «О Бонапарте и Бурбонах». Попади она в руки полиции, автору наверняка грозила бы смертная казнь. Тем не менее он вел себя с невероятным легкомыслием. Часто, уходя из дома, он забывал рукопись на столе; самое большее, на что он был способен, это спрятать ее под подушку, да и то в присутствии слуги, — а ведь этого юношу, впрочем весьма порядочного, могли подкупить. Что до меня, то я умирала от страха: поэтому стоило г?ну де Шатобриану ступить за порог, как я бросалась к рукописи и прятала ее у себя на груди. Однажды, идя по саду Тюильри, я вдруг заметила, что рукописи при мне нет; я твердо знала, что, уходя из дома, взяла ее с собой, и поняла, что потеряла ее по дороге. Взору моему представились злополучное сочинение в руках жандармов и г?н де Шатобриан в тюрьме; я упала без чувств посреди сада: добрые люди помогли мне подняться и отвели домой, благо жили мы неподалеку. Какую муку испытывала я, когда, поднимаясь по лестнице, разрывалась между горестным предчувствием, готовым стать уверенностью, и слабой надеждой, что я забыла брошюру дома! Перед дверью спальни мужа я снова едва не лишилась чувств; наконец я вхожу: на столе пусто; подхожу к постели, шарю под подушкой — пусто; приподнимаю подушку — и вижу свернутую в трубочку рукопись! До сих пор при одном воспоминании об этом у меня колотится сердце. В жизни своей я не испытывала подобной радости. Скажу как на духу: я не радовалась бы так сильно, даже если бы меня помиловали у подножия эшафота: ведь я узнала, что от опасности избавлено существо, чьей жизнью я дорожу сильнее, чем моей собственной».

Как безутешен был бы я, если бы хоть на мгновение причинил боль г?же де Шатобриан!

Тем не менее мне пришлось посвятить в свою тайну типографа[1e5]: он согласился рискнуть; когда гром орудий приближался к Парижу, он забирал у меня гранки, а когда удалялся, возвращал их назад: так две недели я разыгрывал свою жизнь в орлянку.

{Продолжение описаний боевых действий в окрестностях Парижа; интриги Талейрана}