…а Мусина одна из них…

Графиня Фикельмон была наслышана о красоте Мусиной-Пушкиной, но при первой встрече не особенно очаровалась её внешностью: Видела мадам Пушкину, красивая, потому что желает быть таковой и потому что кокетство оживляет её. Муж у неё довольно скучный[91], так что от всего сердца можно ей посочувствовать. (Запись 5 июля 1829 г.) Не очень лестно отзывалась о нём и Смирнова: Муж её был обжора и давал обеды. Над чревоугодием графа Мусина-Пушкина иронизировал в своём дневнике и князь Фридрих Лихтенштейн.

Большой бал у Лавалей по случаю свадьбы их дочери с Коссаковским. Было много народу, красивые туалеты. Определённо самые красивые дамы: Завадовская, графиня Витгенштейн, княжна Урусова, княжна Юсупова, графиня Пушкина. <…> У мадам Пушкиной — черты неопределённые, несвежий вид, пятно в одном глазу, непримечательный рост, и всё же красива, очень красива и умеет нравиться. (Запись в дневнике Фикельмон 5 сентября 1829 г.) И ещё о ней: 2 марта 1831 г. — Княжна Урусова и мадам Пушкина — обе очаровательны. 29 февраля 1831 г. — Несколько дней назад чудесный вечер у Пушкиных.[92] У них очень красивый салон — он напоминает итальянские дворцы, но в миниатюре. Мадам Пушкина ещё больше похорошела. Любенский[93] — у неё в ногах, и, так как он довольно долго не обращал на неё особого внимания, сейчас ей это приятно, и его обожание возвращает ей красоту. (16 мая 1832 г.)

Графиня Мусина-Пушкина была из тех женщин, для которых обожание мужчин — жизненный стимул. Восхищение первого Поэта особенно льстило ей. Она навсегда сохранила к нему тёплые чувства. По словам Вяземского, очень скорбела о его смерти. В журнале «Русский архив» (№ 3 за 1900 г.) было опубликовано её письмо к неустановленному лицу, в котором она подробно описала последние дни Поэта.

Мария Александровна овдовела в 1836 г., а в 1838 г. вновь вышла замуж (на сей раз по любви), за князя А. М. Горчакова, лицейского товарища Пушкина. Князь был умён, интересен, однако не богат. Ещё в юности, по окончании Лицея, потомок древнего, знатного, но обедневшего рода решает зарабатывать на жизнь службой (впрочем, к этому поприщу — служению Отечеству — их и готовили в элитном учебном заведении!). Он благородно отказывается от своей доли наследства в пользу четырёх сестёр. В Лицее выделялся своими способностями, блестяще окончил его с золотой медалью. Поступил в Коллегию иностранных дел и успешно зашагал по ступеням дипломатической иерархии. Сначала выполнял специальные поручения на конгрессах Священного союза в Троппау, Лайбахе и Вероне. С 1824 г. — стал секретарём посольства в Лондоне, с 1829 г. — поверенным в делах во Флоренции, с 1832 г. — советником посольства в Вене, с 1841 г. — посланником в Штутгарте, а с 1850 г. — чрезвычайным посланником при Германском союзе во Франкфурте-на-Майне. Карьера завершилась постом министра иностранных дел России и канцлера с венцом светлейшего князя. Был в биографии Горчакова момент, чуть было не погубивший это стремительное восхождение наверх. Смерть Александра I, к несчастью для князя, совпала с его отпуском, который он проводил в Петербурге. Декабристы стали готовиться к восстанию. И. И. Пущин, лицейский товарищ Горчакова, будто бы предложил ему (по версии П. В. Долгорукова) вступить в Северное общество. Князь ответил уклончиво и под предлогом неотложных служебных дел поторопился вернуться в Лондон. Правительству каким-то образом стало известно об этом разговоре. Император Николай, кажется, так никогда и не смог простить дипломату, что, зная о заговоре, не донёс о нём. При назначении князя Горчакова уже в нынешнее царствование, через тридцать лет после 14 декабря министром иностранных дел, — вспоминал П. В. Долгоруков, — достойный друг Незабвенного, разрумяненный Адлерберг-Минин, повторял, вытаращивая свои бессмысленные глаза: «Как можно делать министром человека, знавшего о заговоре 1825 года?»[94]. Верноподданный князь Ливен, посол в Англии, сразу же после разгрома восстания потребовал отзыва Горчакова из Лондона. Князя перевели в Рим первым секретарём.

С лицейским товарищем после нескольких лет разлуки Пушкин встретился летом 1825 года в Лямоново, псковской вотчине дяди Горчакова А. М. Пещурова. Ему первому Пушкин читал отрывки из почти завершённого «Бориса Годунова». Горчаков слушал снисходительно, делал замечания, убеждал Поэта внести исправления. Пушкин не внял советам князя. Они виделись ещё раз в Петербурге в 1833 г. Но чёрная лямоновская кошка навсегда разделила дороги бывших приятелей. Трещинка в их отношениях появилась ещё в Лицее. Поводом была фривольная пушкинская поэма 1814 года «Монах». Горчаков взял её у Пушкина почитать, да не вернул. Содержание поэмы шокировало чересчур благовоспитанного, правильного юношу. И он — для блага озорника — сказал ему, что сжёг это позорящее его имя сочинение. Через сто с лишним лет «Монах» был обнаружен в горчаковском архиве вместе с другими автографами Поэта.

Князь был последовательным во всём. Даже в любви. На пути к его браку с Мусиной-Пушкиной встал дядюшка невесты — посланник в Вене Дмитрий Павлович Татищев. В глазах дядюшки Горчаков был женихом незавидным. Без состояния. С подмоченной репутацией. Александр Михайлович идёт на крайность — подаёт прошение об отставке. И женится на Марии Александровне.

Познакомился он с ней в Петербурге во время отпуска в начале 1833 г. Их знакомство продолжилось в Вене. Мусина-Пушкина часто и подолгу гостила у дяди. П. Д. Дурново в своём дневнике[95] описывает роман князя Горчакова с графиней Мусиной-Пушкиной. Запись сделана летом 1835 г. Там же, в феврале 1835 г., с Марией Александровной встретился А. И. Тургенев. Они разговаривали о Пушкине. Графиня просила передать Поэту, что помнит его. Тургенев сообщил об этом в письме к Жуковскому. В это время, вероятно, и был написан её портрет талантливым австрийским художником Морицем Даффингером. Он известен в пушкиниане по миниатюре из собрания Русского музея и ошибочно датирован 20-ми годами прошлого века. В Портретном собрании Австрийской национальной библиотеки хранится оригинал Даффингера (к сожалению, я видела только цветной с него негатив, который обычно прилагается к карточке каталога).