Матильда-Лора

Матильда-Лора

Наши встречи втроем продолжались еще год-полтора, а потом Лена постепенно отошла в сторону — мы ей наскучили. А с Лорой я продолжал встречаться. У меня в дальнейшем были и другие женщины в Москве, но с Лорой я прекратить отношений не мог. Вот и приезжал я к моей новой любимой женщине, но на день позже, а один «неучтенный» вечер и oдну «неучтенную» ночь проводил с Лорой.

Правда, с психикой у Лоры становилось все хуже и хуже. «Голоса» беспокоили ее все чаще. Жертвами подозрений становились соседи. Вот, полковник Петров, дескать, тайно заходит к ней в комнату и «издевается» над цветами.

— Как же он издевается над цветами? — недоумевал я,

— Ты что, не знаешь, как издеваются над цветами? — искренне удивлялась Лора.

Я не знал этого, и мне становилось стыдно.

— А как же он заходит в комнату? — не унимался я.

— Ты разве не знаешь, что ключ лежит под ковриком? — раздражаясь, кричала Лора.

Как-то мы с Моней купили новый замок и на перерыве вставили в дверь комнаты Лоры (она жила прямо у Чистых Прудов, рядом с ИМАШем). Ключи вручили Лоре прямо на работе и предупредили, чтобы она не клала их под коврик, а носила с собой — ведь в комнате жила она одна. А назавтра, придя на работу с перерыва, Лора во всеуслышание заявляет:

— Этот негодяй Петров опять издевался над моими цветами!

— Как, — закричали «мы с Петром Ивановичем», — то есть с Моней, — мы вставили тебе новый замок и предупредили, чтобы ты не клала ключ под коврик!

— Вы что, с ума сошли, как я могу не положить ключ под коврик? — бурно возмущалась Лора, но объяснить, почему она не могла не положить ключ под коврик, она тоже не могла.

Смог объяснить все только знакомый врач-психиатр, у которого мы попытались разузнать причину такого поведения Лоры.

— Ребята, — сказал врач, — вы хотите, чтобы место этого полковника Петрова занял кто-либо из вас? Тогда вставьте ей еще один замок, и издеваться над ее цветами будете каждое утро именно вы. Оставьте все, как есть, и пусть «негодяй» Петров продолжает издеваться над этими несчастными цветами — и он и цветы к этому уже давно привыкли!

Как-то в конце июня, когда Лора уже жила на даче в поселке «Луч», и ездила туда после работы, она пригласила меня заехать в пятницу к ней туда и провести с ней там выходные. Но я задержался в Москве и приехал на электричке в Луч, когда было уже темно. Я сильно устал, но дорогу знал хорошо: и по тропинке через лесок к дачному поселку Дома Ученых, где был домик Лоры, ходить приходилось часто, правда, в дневное время.

Но на этот раз меня по дороге охватил жуткий страх. Я сколько мог держался, а потом побежал. Ужас подгонял меня и, передвигаясь с такой скоростью, я давно уже должен был прибыть в поселок. Но лес все не кончался. Мне казалось, что прошло несколько часов, пока я не выбрался на поле, освещенное луной. Невдалеке я заметил некое сооружение, и, приблизившись к нему, с суеверным страхом увидел, в чистом поле … огромные железные ворота, причем запертые на замок! Ни стены, ни забора — одни только ворота в никуда!

Морально и физически раздавленный, я присел около этих ворот и просидел до утра. А утром даже не стал искать дачи Лоры, а дошел до станции, сел на электричку и уехал в Москву. Я осознал, что наши с ней отношения — это дорога в никуда, и мне было об этом предупреждение. Больше мы с ней не встречались.

Вскоре я уехал в отпуск на море, а, приехав в Москву, узнал, что Лора погибла. Она почему-то шла по железнодорожному пути, не обращая внимания на гудки электрички. Поезд затормозить не успел…

А дальше идет сплошная мистика, в которую я, как представитель точных наук, не верю. Или у меня на какое-то время «поехала крыша». Я прошу перенестись со мной вместе лет на пятнадцать вперед после гибели Лоры, в дом на Таганке (да, да на той же Таганке, близ дома Лены!), где жил я уже с третьей и, по-видимому, последней моей женой Тамарой.

К нам часто заходила в гости соседская кошка Матильда. Изящнейшее создание, с телом миниатюрной черной пантеры и маленькой умной головкой египетской богини-кошки Баст. Подбородочек и кончики лапок у Матильды были белоснежные, а большие тревожные и настороженные глаза — желто-зеленые.

Когда жена кормила Матильду, кошка с достоинством принимала пищу, была аккуратна и разборчива в еде, а, закончив трапезу, долгим взглядом благодарила Тамару за угощение. Меня Матильда при жене практически не замечала — смотрела как на комод какой-нибудь, или на другую громоздкую, но неодушевленную вещь.

Но я-то знал нашу с Матильдой тайну. Стоило только жене в восемь утра выйти из дверей квартиры на работу, как Матильда черной молнией, совершенно незаметно для нее, проскакивала в квартиру. Я обычно долго, часов до десяти и даже дольше лежал в постели, а потом уж медленно поднимался и собирался на трудовой подвиг.

Так вот, с недавнего времени Матильда, незаметно для жены оказавшись в квартире, неторопливо шла ко мне и, глядя прямо мне в глаза, прыгала на кровать. Она забиралась под одеяло со стороны подушки, держа, тем не менее, голову наружу, прямо на уровне моих глаз. И начиналось традиционное, длительное, с час и более, «смотрение» друг другу в глаза. Я не знаю, что выражали мои глаза, я этого не видел, но глаза Матильды постоянно меняли свое выражение. Это была то настороженность с каким-то жгучим интересом, то страстное любование мной с полузакрытыми глазами, то выражение лица (да, да, именно лица!) кошки принимало какой-то страдальческий оттенок, то в ее глазах начинал появляться бесенок чуть ли ни любовной игры. И все это молча! Потом Матильда с головой уходила под одеяло, и, положив голову на мою согнутую руку, засыпала. Я лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить чудное животное, и часто сам засыпал вместе с нею. Волшебные, таинственные сны обуревали тогда меня, и я сам не мог объяснить себе своего состояния.

Наконец, Матильда просыпалась, бодро соскакивала с постели, шла прямо к двери и, требовательное: «Мяу!» заставляло меня без промедления открывать дверь. День захватывал меня в круговерть событий, и я забывал о Матильде до следующего утра. Наши молчаливые встречи наедине вошли уже в привычку, как вдруг… Матильда заговорила!

А произошло это так. В наш очередной сеанс «смотрения» друг другу в глаза, я стал ощущать буквальное «очеловечивание» взгляда Матильды. Это был чисто женский взгляд, выражавший интерес с примесью некоторого смущения и легкого испуга, такой примерно, когда женщине предлагают отведать какое-то новое, неведомое для нее необычное, но дорогое и деликатесное блюдо. Ну, устрицы, там какие-нибудь, или морские гребешки с трепангами заморскими, например… Вот так смотрела на меня Матильда, и вдруг я с удивлением и ужасом узнал этот взгляд… Нет, не может этого быть, ведь ее давно нет в живых!

— Отчего же не может быть! — не раскрывая губ, промолвила, казалось бы, глазами Матильда, — жизнь ведь богаче любых мечтаний, — улыбнувшись ее улыбкой, проговорила она ее любимые слова.

Теперь сомнений не могло быть — это Лора, это моя подруга былых лет — Лора, давно трагически погибшая. Это был ее взгляд, ее улыбка, ее слова!