Самоподготовка

Самоподготовка

Лет в десять я понял, что установка, данная мне мамой (не справлять нужды при посторонних, не матюгаться и не драться), нежизненна. Но по привычке придерживался ее. Посоветоваться с умным мужчиной возможности не было, а товарищей, тем более друзей, я пока не завел. И я стал читать книги.

Первыми книгами у меня были: «Про кошку Ниточку, собачку Петушка и девочку Машу» и «Путешествие Нильса с дикими гусями». Читал я не совсем обычно — прочитывая книгу по сорок и более раз, я выучивал ее наизусть. Эти две книги я мог цитировать наизусть, начиная с любой страницы. В 1949 году мне подарили отрывной календарь на 1950 год, и я его тоже выучил наизусть, причем, почти не понимая содержания. Мои таланты показывали гостям; например, гость говорил: «15 сентября», а я наизусть, глядя в потолок, бубнил: «И. М. Сеченов (1829–1905). Великий русский физиолог …» и так до конца. Естественно, я не понимал, что такое «физиолог», и другого подобного тоже.

Мне подарили политическую карту Мира, и я выучил все столицы государств по ней. Хуже всего то, что я и сейчас помню названия государств и столиц так, как они именовались в 1950 году, и никак не могу привыкнуть к новым.

У нас дома в Тбилиси тоже была достаточно богатая библиотека (большевики и коммунисты ее не разграбили — книги им были ни к чему), и мне попался на глаза трехтомник «Мужчина и женщина». Его я освоил достаточно основательно, особенно том 2, из которого мне особенно понравилась глава: «Болезненные проявления полового влечения». И если меня в школе обижали я, в ответ на грязные ругательства и поступки, произносил странные слова:

Ты — урнинг несчастный! (это если меня пытались «лапать»), или — эксгибиционист вонючий! (это если пытались помочиться в мой портфель). Естественно, одноклассники считали меня «чокнутым», хотя я и был «круглым» отличником, что их еще больше раздражало.

Забегая вперед, скажу, что, несмотря на «круглые» пятерки, медали я так и не получил: ни золотой, ни серебрянной. Кому получать медали — давно уже было распределено классным руководителем и родительским советом. В то время был такой предмет «Конституция СССР», вот по ней-то мне и влепили «тройку». И кто-кто — пожилой уважаемый преподаватель истории — Александр Ильич Шуандер (путать со Швондером, именно Шуандер; национальность — «да»!). Сам же он обычно вызывал меня к доске на уроках по истории Грузии, когда ему нечего было сказать (предмет этот ввели недавно, и Шуандер не успел его выучить сам).

Я, гордый тем, что меня будет слушать весь класс вместо преподавателя, взахлеб рассказывал весь урок про царя «Деметре-самопожертвователя», который несколько лет затратил на поезку в Орду, только для того, чтобы ему там отрубили голову, а Грузию — не трогали. Или про князя Дадиани, который, когда поймали его соучастников по заговору, раздели их и приковали к скале под палящим солнцем, пришел на место казни сам, разделся и лег рядом, хотя его никто не обвинял. В результате — отпустили всех! Но не учел всего этого тов. Шуандер, когда я, уже в 11 классе, выучив Конституцию СССР наизусть (для меня это было тогда пустяком), пришел к нему пересдавать тройку. Коварный «наймит» школьного руководства и родительского совета спросил меня про право гражданина СССР на свободное перемещение по стране. Я и объяснил ему, что гражданин СССР может перемещаться по стране, выбирая себе место для жизни и работы по своему усмотрению.

Значит, любой колхозник из Марнеули (село близ Тбилиси) может приехать в Тбилиси или в Москву, жить там и получить работу?

Я прекрасно понимал, что его никто не отпустит из колхоза и не пустит в Тбилиси, а тем более в Москву, но не знал, что и говорить.

Вот ты и не знаешь вопроса! Как и любой гражданин СССР, колхозник из Марнеули, по конституции СССР имеет право приехать жить и работать как в Тбилиси, так и в Москву! — дидактически заключил Шуандер, бесстыдно глядя на меня широко раскрытыми честными глазами, в которых отражалась вся вековая скорбь его народа от притеснений при царизме. Хорошо еще, что двойку не поставил!

Но, нет худа без добра. Когда я, окончив школу, поступал в Грузинский Политехнический институт, то попал, как это и было положено, на собеседование к проректору института, патриоту Грузии по фамилии Сехниашвили. Тот развернул мой аттестат зрелости, и широкая улыбка расплылась на его лице.

— Что, ты чем-то не согласен с Конституцией СССР? — ласково спросил он меня, — а то все пятерки и только по Конституции — тройка! В ответ я только потупился, глупо улыбаясь.

Ничего, — сказал проректор, — мы тебя здесь научим понимать нашу Конституцию, — он сделал ударение на слове «нашу», и поставил галочку около моей фамилии в списке. Я сдал все пять вступительных экзаменов на высший балл. Я действительно хорошо готовился к экзаменам. И я поступил. А туда же без экзаменов пытались поступить золотые медалисты с моего же класса, отлично понимающие Конституцию СССР, но не прошли. Не выдержали собеседования с проректором. Вот она — относительность добра, зла и справедливости, работающая даже на Кавказе!

Но до 11 класса еще надо было дожить, а пока я только переходил в 6 класс. Так вот, кроме «Мужчины и женщины» и «Физиономики и хиромантии» Эжена Ледо, я читал Гете, Вольтера, Тургенева, Чехова, Гаршина, Леонида Андреева, Горького («Детство», «Мои университеты»), а также Диккенса (мне так близок был его Дэвид Копперфильд!), «Дон-Кихота» Сервантеса (который так понравился мне, что я нашел и изучил подробную биографию самого Сервантеса — она очень необычна!), «Гаргантюа и Понтагрюэля» Рабле, Джорджа Филдинга, Жорж Санд, Эдгара По, Конан Дойла, Киплинга, Фейхтвангера и многое другое, что просто обязан был читать школьник. Особое место занимали в моих книгах сказки — братьев Гримм, Гауфа, Перро, арабские сказки, в том числе «Тысяча и одна ночь», грузинские и абхазские сказки, сказки народов мира, «Мифы классической древности». Не говоря уже о русских народных сказках в каком-то удивительном издании, где была «непечатная» лексика. Вот эти-то книги, а не «Как закалялась сталь», определили мое мировоззрение, достаточно несовременное, но проверенное веками.

Что касается физического самоусовершенствования, то я и его не забывал. Дома у нас были старинные весы, а к ним разновески — гири, от пятидесяти грамм до одного пуда, целый набор. И я регулярно тренировался с ними по найденным мной старинным методикам. Кроме того, я раздобыл и повесил на веранде кольца, а в дверной проем просовывал сменный турник. Подтягивался я раз по 50, даже на одной руке — по два раза; это уже к 13–14 годам. И вот такого-то богатыря били и оскорбляли одноклассники!

Не забывал я и сексуальное совершенствование. Мне как-то попалась рукописная книга («самиздат») — перевод, якобы с индийского, о развитии мужского «хвостика». Например, там было написано, как удлинить этот «хвостик» до любого, приемлемого для жизненных ситуаций, размера. Нужно было взять бамбуковую палку соответствующей толщины и длины, расщепить ее вдоль на две половинки, надеть на «хвостик», предварительно растянув его, и скрепить в таком состоянии шнурком. Так нужно было держать, не снимая около месяца, потом, когда плоть вытягивалась, брать новую палку — подлиннее, и т. д. Написано было, что вытянуть «хвостик» можно было до полуметра. А потом, когда длины хватало, надо было придать «хвостику» диаметра и силы. Для этого, оказывается, использовались камни различной тяжести (вот где пригодились разновески!), которые надо было привязать к «хвостику», и усилием воли поднимать их. По мере развития силы и диаметра, вес камня увеличивался.

Удивительные люди — индусы! Культ секса у них такой, как у нас сейчас культ денег! Но деньги — это, в общем то, бумажки, игра, а «хвостик» в полметра длиной и с шампанскую бутылку диаметром — это вещь! Но такие габариты показались мне излишними и неудобными для практической жизни, а вот рекомендованные максимальные в доверительной книге «Мужчина и женщина» (специально не называю их, прочтите и сами увидите!), подошли бы! Дефицитный бамбук, конечно, был заменен картонной трубкой, неудобные камни — разновесками, и индийская методика себя полностью оправдала!

В довершении самоподготовки я достал брошюрку «Самоучитель по борьбе «Самбо», и как следует проштудировал ее. Так как партнеров у меня не было, удалось выучить только самые примитивные приемы: мои любимые «удушающие» захваты, захваты рук с последующим их «выламыванием», а также подножки и удары ногами. Эти несколько приемов я выучил до автоматизма, тренируясь на деревянных палках и свернутых трубой матрацах.

Я был готов к труду (в том числе и сексуальному!) и обороне (от злых одноклассников!). Для этой же цели я, вслушиваясь в разговоры людей, тех же одноклассников, запомнил и выписал самые неординарные ругательства, составив неожиданные комбинации из них, как на русском, так и на армянском языках. Периодически повторяя их, я был готов «обложить» самой грязной бранью достойную кандидатуру.

И в довершении всего я начал ходить в зал штанги, и помогла мне в этом … соседка Рива. Наша Рива, по отчеству Ароновна, к тому времени преобразилась в солидную даму-билетера из Филармонии, и стала называть себя Риммой Арониевной, грузинкой по национальности. Благо, фамилии грузинских евреев отличит от подлинно грузинских только специалист. Она очень удачно вышла замуж за бывшего боксера Бреста Файвеля Боруховича, который стал Федором Борисовичем. Я, с его подачи, называл его «дядя Федул» — так более по-русски, — шутил он.

Он был репрессирован за антисоветскую деятельность — поговаривал с друзьями, что неплохо было бы переехать в Израиль, который с подачи Сталина организовали в 1948 году. Друзья, конечно же, заложили Федула, и сидел он до 1953 года, когда по Бериевской амнистии весной его отпустили. Квартиру в Москве он потерял, ему предложили несколько городов на выбор, и он выбрал Тбилиси, где еврейская община сразу же нашла ему невесту — нашу Риву. Все произошло очень быстро, и у нас появился сосед — муж Ривы.

Мастер спорта, бывший чемпион СССР в легчайшем весе, ученик знаменитого Градополова, дядя Федул был очень интеллигентным и грамотным человеком. Мы быстро подружились с ним, и он подучил меня кое-каким приемам из бокса. Дядя Федул стал воспитывать Риву, создавать из нее Римму, как Пигмалион, но получалось не сразу. Вот пример. Дядя Федул ездил иногда в Баку и покупал там по-дешевке у браконьеров икру. А в Тбилиси Рива ее понемногу продавала, в основном, соседям. Однажды она уронила на пол эмалированный таз, наполненный икрой, и острые как стеклышки осколки эмали прилипли к икре. И Рива не нашла ничего умнее, как перемешать икру, чтобы осколки не были бы видны, и так продавать эту смертельную смесь соседям.

Но дядя Федул, узнав об этом, сразу же строжайше запретил производить какие бы то ни было операции с икрой, и решил осторожно и понемногу съесть ее, причем вместе со мной.

Нурик, иди икру кушать! — звал постоянно дядя Федул, и мы садились на два табурета друг против друга, ставили между собой на третий табурет злополучный таз, и чайными ложечками, медленно, тщательно обсасывая каждую икринку, поедали «смертельный» деликатес. При этом мы внимательно смотрели в глаза друг другу.

— Попался мне осколок, попался! — радостно произносил время от времени кто-нибудь из нас, вынимая изо рта эмалевый «кинжальчик». Не помню уже, доели ли мы этот таз до конца или нет, но икру, на сей раз, я окончательно возненавидел.

Как-то раз весной 1954 года дядя Федул решил определить меня на спорт и повел на стадион «Динамо» (бывший им. Л.П. Берия). Стадион был в двух кварталах от дома, и я с удовольствием пошел туда с бывшим чемпионом — это было для меня почетно.

Заглянули мы в гимнастический зал — тренера не было, в зале борьбы — тоже, а в зале штанги тренер сидел на своем месте, и как оказалось, он был другом и «соотечественником» дяди Федула; звали его Иосиф Шивц.

Йоська, прошу тебя, сделай из этого стиляги штангиста! — сказал тренеру дядя Федул.

Я действительно в последние годы стал «стилягой» — вызывающе одевался, носил волосы до плеч, а часы — на ноге, из-за чего одноклассники возненавидели меня еще больше.

Йоська, подозрительно посмотрел на меня бычьим взглядом и велел подойти к штанге. Я, подражая тренирующимся спортсменам, поднял ее на грудь и медленно выжал над головой — сказалась моя самоподготовка. Тренер взвесил меня — с одеждой я «тянул» на 60 килограммов.

— Свой вес выжал с первого раза, это редко бывает! — удивился тренер, — можешь ходить в зал, только тряпки свои сними, — презрительно отозвался он о моих одеждах, — не раздражай ребят, а то побьют ведь!

Итак, я буду ходить в зал штанги! Мы с дядей Федулом радостные возвращались домой, он — что пристроил меня, а я — что появился шанс стать полноценным человеком, спортсменом.

Зайдя на веранду мы застали бабушку и Риву за разговором, в котором услышали последние слова Ривы:

— Да не еврей он, какой же может быть еврей — Федор, даже Федул, как его друзья зовут …

Федор Борисович мигом сунул большие пальцы рук подмышки и, отплясывая «семь — сорок», дурным голосом запел частушку:

— Полюбила я Федула, оказался он — жидула!

Все расхохотались, а Рива стала шутливо бить мужа по спине, приговаривая:

— Заходи, жидула, в комнату, а то люди услышат, какие ты глупости поешь! Еще и взаправду решат, что ты — еврей!