Дела заводские
Дела заводские
Благодаря заботам Федорова наряд-заказ был «выбит» и направлен на Опытный завод. Федоров лично попросил директора Нифонотова провести изготовление деталей поскорее, пока я в Москве. Но чертежи — это планы, а жизнь — гораздо богаче всяческих планов.
Редуктор, который я по неопытности заложил в чертежи, достать было невозможно, решили закладывать в проект то, что сможем достать. С помощью дяди и его друга — главного инженера Московского метростроя Федора Федоровича Плюща, удалось получить (бесплатно!) два редуктора РМ-350 и перевезти их на Опытный завод.
Потом оказалось, что таких крупных зубчатых колес, которые заложены в проекте, нарезать на заводе нельзя. И мы (а мы — это я и старшие инженеры Перепонов и Бондарович, которых дал мне в помощь Федоров. Кстати Бондарович, или просто Боря, сейчас зам. директора ЦНИИС) перелазили все свалки, все заводы, на которые смогли пробраться, в поисках нужных зубчаток. Наконец повезло — на заводе «Серп и Молот» на свалке утиля мы обнаружили огромную старую лебедку, как раз с такими колесами! Радостные, заготовив письмо из ЦНИИСа, мы с Перепоновым бросились на прием к зам. директора завода по фамилии Григорьев. Тот внимательно выслушал наш сбивчивый рассказ о маховичном толкателе к скреперу, и о том, что на складе утиля завода имеются чрезвычайно нужные нам зубчатки. Показывая письмо института, мы просили передать нам эти колеса, конечно же, с оплатой, как за утиль. Григорьев поднял трубку телефона и позвонил, как мы поняли, начальнику этого склада. Обматюгав его, Григорьев потребовал, чтобы он немедленно отправил под пресс и в переплавку залежавшийся на складе утиль и не пускал на территорию склада всяких сумасшедших изобретателей.
Меня поразило коварство этого Григорьева, я вскочил, намереваясь напасть на него, но Перепонов удержал меня, схватил письмо из ЦНИИСа и, извинившись, вытащил меня вон из кабинета.
— Мы где живем, ты знаешь? — тараща глаза, спрашивал меня Перепонов, и сам отвечал — в СССР. То, что нельзя взять законно, у нас воруют!
Мы быстро, пока не отреагировал начальник склада, прошли обратно на этот огромный двор, забросанный железками, нашли нашу лебедку и отвинтили две зубчатки, весом килограммов по 30 каждая. Гаечный ключ, к счастью, у нас был с собой. Потом подсунули эти колеса под помятые временем и транспортом складские ворота, в щель, в которую потом выползли и сами. Подогнали наш ЦНИИСовский грузовик, на котором мы прибыли на «Серп и Молот», погрузили в кузов ворованные колеса и благополучно уехали на Опытный завод.
Теперь, когда я проезжаю на электричке мимо завода «Серп и Молот», а делаю я это часто по дороге на дачу, я показываю этому зданию огромный нос, и тихо говорю: «Привет Григорьеву!» Пассажиры думают, что я — ненормальный ветеран прославленного завода.
Основная проблема была с маховиком — из чего его делать? Диаметром около метра, в полтонны весом — эту деталь можно было достать только готовой. Вначале у меня была пагубная идея снять маховик с большой камнедробилки. Но там этот маховик — чугунный, его могло, да и не только могло, а обязательно разорвало бы при раскрутке.
Признаюсь в том, что студентом, даже будучи отличником, я совершенно не понимал, почему при вращении маховик может разорваться. То есть был не только невеждой в этом вопросе, но и просто опасным невеждой. Удивительно и то, что, едва поняв, какие именно силы все-таки разрывают маховик при вращении, я придумал метод прочностно-энергетического расчета маховиков, которым с 60-х годов прошлого века, пользуются в мире все, кому надо считать маховики. Сначала хоть ссылались на мои статьи и книги по этому вопросу, а потом, решив, наверное, что автор за 40 лет отошел в небытие, перестали делать и это. Считаем же мы, например, валы на прочность, а кто придумал эти формулы — не знаем. Однако, не сами же собой они возникли? Но так как автор расчета маховиков был очень молод, то и через 40 лет ему не так уж и много лет, а он обижается, когда его формулами пользуются как своими, без ссылок.
Но тогда, еще до создания метода расчета, я заложил в проект чугунный маховик, который, разорвавшись, уничтожил бы не только саму идею, но и кое-кого из присутствующих. Спас положение тот же Нифонтов. Назвав «кошку кошкой», он сказал мне, что не гоже из чугуна делать скоростные маховики, что «трещинка пойдет по ступичке и так дойдет до края», разорвав маховик на три части, которые разлетятся на километры. Потом, уже участвуя в испытаниях маховиков на разрыв, я понял, насколько прав был старый практик Нифонтов. И вовремя принял решение делать маховик не из чугуна, а из прочнейшей стали, используя для него…колесо от железнодорожного вагона. Это — идеальный маховик, такими я пользуюсь и по сей день.
Но где его взять, причем быстро? Используя «метод Перепонова», мы посадили в кузов грузовика человек шесть ребят с завода, поехали в район вагоноремонтного завода им. Войтовича, что на шоссе Энтузиастов, и подобрали пару-тройку «плохо лежащих» колес поновее. Вся трудность была в том, что каждое колесо весило 350 килограммов и для подъема их вручную в кузов автомобиля пришлось попотеть и проявить смекалку. К тому же следить, чтобы нас не «засек» народный контроль. Но народу, видимо, было наплевать на колеса (которые, кстати, стоят очень дорого!). Собравшиеся вокруг нас представители народа помогали нам, кто советом, а кто и физически, похищать «народные» колеса.
Все было перевезено на Опытный завод, и работа пошла. Я полагал, что должен был присутствовать при изготовлении каждой важной детали, но оказалось, что это только раздражает рабочих-станочников. Маховик из колеса должен был обтачивать на своем огромном токарном станке ДИП-500, пожилой и опытный токарь Зяма Литгостер. Кто сейчас помнит, что такое «ДИП»? Оказывается, это — «догнать и перегнать», Америку, конечно же! Вот так и назывались почти все наши токарные станки — «ДИП».
Дядя Зяма тут же прогнал меня от станка и сказал, что если я хочу помочь делу, то лучше сбегал бы в магазин за бутылкой. Пока я бегал, Зяма тайно от меня перевернул маховик, сняв его с прежней установки для удобства обработки, чем сбил центровку. Из-за этого пришлось потом отвозить маховик для балансировки в МИИТ, что оказалось еще труднее, чем обточить его. Лучше бы я остался и настоял на обработке с одной установки! Поэтому я считаю, что авторский надзор за изготовлением очень желателен, если даже станочник стар, «мудер» и опытен!
Но вот все детали готовы; наступило время сборки и монтажа их на скрепер. Шел август, времени до отъезда осталось мало, я спешил. Сборку поручили опытному слесарю, лет сорока пяти — Сане Беляеву, ставшему потом моим приятелем (к сожалению, его давно нет с нами). У него было два помощника — Генка и Колька, которые Саню совсем не боялись и его приказов не выполняли. А Саня боялся бригадира Журавлева — желчного и сердитого человека, к тому же требовательного.
Я пытался давать Сане полезные советы по сборке, но он под смех своих подмастерьев, заявил мне, что яйца курицу не учат, и послал в магазин для ускорения работы. Решив, что водка действительно может ускорить работу, и, не учтя печального опыта с Зямой, я сбегал-таки и принес две бутылки.
Беляев был несказанно рад и заверил, что один узел будет собран уже сегодня. Удовлетворенный этим, я отошел пообедать, а когда вернулся, застал у скрепера настоящее шоу. Санька Беляев, пьяный в дупель, сидел на табуретке перед скрепером, держа в одной руке зубило, а в другой — молоток. На голову его до самой шеи была надвинута старая соломенная шляпа. Ничего не видя, а возможно и не соображая, Саня отдавал распоряжения: «Генка, твою мать! Колька, твою мать! Крутите гайки под редуктором, так вашу и растак, а то Журавлеву скажу!»
При этом Саня делал нелепые движения молотком и зубилом, но инструмент не отпускал. Народ ржал, а Коля и Гена подначивали Беляева:
— Саня, а ты покажи, как крутить, какой ключ брать? Мы же — бестолковые, не понимаем ни хрена!
Вокруг скрепера стоял смех и мат-перемат. Я чуть ни плакал и решил, что установку так никогда и не соберут. Однако собрали, но, во-первых — не скоро, во-вторых — некачественно, а в третьих — хорошо, что вообще собрали, потому, что переделывали по несколько раз. Просто я переживал, так как еще не знал наш отечественный стиль работы.