БАЛЛАДА О СОВЕТНИКЕ

И. В. Астапкин, генерал-лейтенант в/с

Что такое в Афгане советник?

Никогда я об этом не знал,

Не придумал бы и не ответил,

Если б в шкуре его не бывал.

Пусть советник «ближайшей» конторы

Не обидится, не упрекнет

За чуть-чуть приоткрытые шторы,

Где афганский советник живет.

Опыт прошлого за плечами

Нужен, словно озимый посев.

Мы весной начинаем сначала

Изучать быт, язык и рельеф.

И себя не считаем богами,

Не дано здесь привычных нам прав.

Пашем землю сохой и плугами,

Тот, кто пашет, — тот издревле прав.

Нелегка необычная ноша,

Неустроены отдых и быт.

Словно в волны бурливые брошен,

Курс сверяешь — куда тебе плыть.

Круг обязанностей не очерчен,

Нет приказов, инструкции нет.

Вот и крутимся в пекле, как черти,

Разбираясь, где тень, а где свет.

Бесконтрольны — беспрецедентно,

Слава творческому труду,

Жизнь вращается, как кинолента,

Словно листья в осеннем саду.

То, что делать приходится ныне,

Не приснилось бы дома во сне.

Давит бремя забот, как лавина,

За собою влекущая снег.

Мы в ответе без всяких приказов

За любое решение здесь,

Нам доверили многое сразу,

Оказали высокую честь.

И теперь здесь страну представляем,

Ту, которой достойнее нет,

Долг гражданский сейчас выполняем,

Перед Родиной держим ответ.

С мелочей начинали работу,

И отчеты учились писать,

Но другие мирские заботы

Заставляли бумаги бросать.

Под обстрелом тянуть заставляли

ЛЭП в Тагабе и Суруби,

Потому что рабочие ждали

И без дела сидеть не могли.

Чтоб работала слаженно, дружно

Экономика не на словах,

О продуктах заботиться нужно,

О мазуте и о дровах.

Семена доставать, удобренье,

Развозить по уездам, полям,

Беспокоиться, чтоб наводненье

Больших бед не доставило нам.

Ежедневно, часами беседы,

То с крестьянином, то с муллой.

Бесконечные жалобы, беды,

Мимо них не пройдешь стороной.

Мол, опять увели и убили,

Разорили родительский дом,

Что бандиты безжалостны были,

Гнев мой будет ответным судом.

Дайте мне вертолет и гранаты,

Мне знаком там любой уголок,

Все мужчины сегодня солдаты —

Пусть бандиты запомнят урок.

И советник — бывало — с рассветом

(Пусть за правду нас «ближний» простит),

Не дождавшись высоких советов,

Сам с наводчиком в горы летит.

Вертолет содрогается НУРСом,

Крепость черная сзади дымит,

И привычным, изведанным курсом

Через горы обратно спешит.

И тогда, по ущельям летая,

Где вершины над головой,

Ты поймешь — вертолеты сбивают,

Если вражеский дзот над тобой.

На работу пешком здесь не ходят —

БТР, вертолет или джип —

Смерть — старуха сторонкою бродит,

Удивляясь, что ты еще жив.

Вот к примеру, вчера в Кандагаре

Трех ребят прострочил автомат.

День, прошедший в ужасном кошмаре,

Будет памятней всяческих дат.

Любопытство присуще мужчинам,

После этаких передряг

Подсчитав, сколько дырок в кабине,

«По три на душу» — здесь говорят.

Не рассказываю я сказки,

И сгущать краски смысла нет.

По бронированным салазкам

Здесь давно уже бьют РПГ.

Тут оружья — на три поколенья,

(Автомат, пулемет, миномет),

Чтоб забрать его у населенья,

Изымать надо лет восемьсот.

Караваны бандитов ночами

Тащат тропами на ишаках,

То, что новыми смертями

Обернется от вас в двух шагах.

Банды платные из-за границы

Вновь с инструкциями идут,

И кровавые вереницы

Смерть и слезы народу несут.

Чтобы снова убить, покалечить,

Дом взорвать или школу поджечь,

Чтоб оружием обеспечить,

А обманутых в банды вовлечь.

Вы в понтонных делах разбирались,

Сидя там, за широким столом?

Там давно уж мосты не взрывали,

Много лет мирной жизнью живем.

Здесь же ищешь понтонного доку,

Чтобы бился без сбоя пульс трасс—

Взорван мост, а в Айнаке не могут

Буровые станки встать на час.

В Багроми, Лашкарге, Нангархаре

Грабят фермы, уводят коров.

Вертолеты к горам запорхали,

Здесь советники — за пастухов.

Похвалы от военных не жди,

Но однажды в зауженном круге

Генерал мой знакомый один

Говорил о советнике-друге:

Не просил, мол, он танков, солдат,

А что б скрасить течение буден —

Под кровать бросьте ящик гранат,

Спать ночами спокойнее будет.

* * *

Ну а ночи, афганские ночи.

До чего же они хороши.

Правда, выйти никто не хочет,

И на улицах — ни души.

В Кандагаре, Газни и Герате

С темнотой затевают концерт.

До утра огневые сонаты,

И каких инструментов в нем нет.

Где-то тоненько звякают пули,

Автомат заикнулся опять,

Триста третьи тявкают «буры»,

ДШК о себе дает знать.

РПГ как из бочки ухнет,

Рявкнет пушка, как в пирс прибой,

Все вокруг на минуту затихнет,

Чтоб оскалиться снова стрельбой.

После той музыкальной ночи

Не узнать в Чарикаре наш дом,

Окна, будто огромные очи,

Озирают пожары кругом.

А в Герате шальная пуля

В спальню — шлеп и волчком на столе,

Коль тебя она вновь минула,

Значит, будешь ты жить до ста лет.

Мы под утро на жесткой постели

Лишь с рассветом заснем чуть-чуть,

И не спится нам в БТРе —

Зябнут ноги и стынет грудь.

Эх, в лесу, на зеленой бы травке,

Полежать где-нибудь под Москвой.

Эти мысли, как будто пиявки,

Жалят мозг напряженный мой.

Но заботы мирские наши

Рвут мечты паутинную нить,

Вновь влипаем в будни, как в кашу,

И порою — хоть волком выть.

Выбивает из равновесья

Боль, сильнее, чем зубы сверлит, —

Многочисленные известья,

Что опять кто-то где-то убит.

Здесь террор по-восточному сложен:

Хлоп — и спрятаны в воду концы,

Детям, внукам узнать невозможно,

Как погибли сегодня отцы.

Вот опять принесли донесение:

Снова банды с Востока идут,

Начинается наше «сраженье»,

Чтобы шла операция тут.

Эти «битвы» за операции —

Сколько проигрышей и побед!

Через ЗАСы, ВЧ и рации

Согласовываешь ответ.

Умоляешь, ругаешься, просишь,

Давишь на генеральский погон:

Оргядро, что в уезде, — не бросишь,

Дайте роту иль батальон.

И, бывало, приходится с ротой

Проползти по грязи, хоть умри,

Вдоль арыков, в кяризах с пехотой,

Где-то там, под Пули-Хумри.

…Окружили банду в ущелье,

Все, победа, последний рывок!

А душманы клопами в щели, —

Расползлись, каждый в свой уголок.

Из пещер ощетинились доты,

И пробиться невмоготу,

Полегла половина роты

У Пандшира и Джигату.

Вот сегодня, чуть солнце спрячет

Луч последний в апрельский закат,

Будет новый удар назначен,

Впереди, как всегда, «Каскад».

Хорошо, если обойдется,

Парни завтра вернутся домой,

Ну, а ежели кровь прольется,

Кто в ответе за них головой?

Кто просил, добивался и клянчил?

Заверял командиров — кто?

А теперь виновато прячет

Взгляд в распахнутое окно.

И пускай допустил оплошность

Тот, по ком долго литься вину,

Уважаем мы осторожность,

Но на мертвых не валим вину.

Ночью длинною вспоминаем,

Под глазами — погибших тень,

И вину на себя принимаем

Мы без скидок на черный день.

Для чего эти наши жертвы?

Проливается наша кровь?

Я вопрос этот, глядя на мертвых,

Задаю себе вновь и вновь.

Отвечают простые люди,

Те, которые сеют и жнут.

Говорят, если вас не будет,

Нас растопчут, нас завтра убьют.

Отвечают зверства душманов,

Сцены ада в глазах по сей миг,

Отвечает стон женщин Пагмана,

Дочерей их предсмертный крик.

И расстрелянные дети,

Не разжавши с портфелем руки,

Кто тянулся к знаниям, к свету,

Будто к лампочке мотыльки.

Мне рассказывал наш полковник:

За спасенье детей своих

Целовал ему руки паломник,

Самый первый из всех святых.

Отвечают пещеры Герата,

Кандагарский огонь ночной,

Отвечают наши солдаты

Честью, мужеством и борьбой.

Быт наш будничный незатейлив,

По-мужицки удобен и прост,

То недельное разговенье,

То двухмесячный длинный пост.

Нас запретом пугнули нечаянно:

Мол, шесть литров, не больше, в год!

Но стаканом граненым встречаем

Мы любого, кто к нам зайдет.

Не прервет христианский обычай

Ни приказ, ни исламский запрет.

Наливаем в стакан привычно

То, чего в изобилии нет.

Или женский вопрос? Пустяки ли?

Кто без милой полгода в войне,

Мужики все, конечно, такие

В Крым путевки достойны вполне.

Ну, а тех, кто весь год под чадрою

Не увидел приятных нам черт,

Наградить бы путевкой такою,

Позавидовал чтобы и черт!

Я теперь сам и повар, и прачка —

Сам готовлю, стираю белье,

От себя я не прячу заначку —

Все, что выдадут — все мое.

Накуплю безделушек в дуканах

(Броский, редкостный здесь товар),

Правда, жены добром не вспомянут:

Где такого дерьма, мол, набрал.

Недосуг здесь нам в тряпках копаться,

Этикеток сличать клеймо,

Лишь глазам бы не разбежаться,

Потому и берем дерьмо.

Почта, письма, из дома вести,

Не насытимся ими всласть.

Пять получим, пятнадцать, двести —

Все равно еще будем ждать.

От среды до среды считаем

Дни, когда прилетит самолет,

Так недели, как лед, растают,

В среду нас самолет унесет.

Улетим мы в родные дали,

К тем, кто ждет, кто на год постарел.

Мы афганцам сердца отдали,

И висок у меня забелел.

Под афганской небесной синью

Много встретили мы друзей,

Но родные поля России

Полюбили еще сильней.

Если честно сказать и трезво —

Каждый день на счету у нас,

А тем более перед отъездом —

Долго тянется каждый час.

* * *

Мы — советники, мы — соратники

По великой и трудной борьбе,

За год стали родными братьями,

Благодарны своей судьбе.

Пусть не каждый — все, что здесь сказано —

Сам за этот год пережил,

Но коль будет нам вновь приказано,

Точно выполним, все как один!

Кабул.

Март-май 1981 г.