ПЕРВЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ
ПЕРВЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ
Перед самым началом матча, учитывая большой интерес прессы к предстоящему состязанию, я предпринял очередную попытку помочь семье. На аэродроме в Цюрихе, перед отлетом в Манилу, я обнародовал открытое письмо Л.И. Брежневу. Прибыв в Манилу, мы передали это письмо в советское посольство. Позднее, на своей пресс-конференции, я снова огласил текст письма:
«Глубокоуважаемый господин Брежнев!
К Вам обращается профессиональный шахматист, гроссмейстер, в недавнем прошлом гражданин СССР, ныне проживающий в Швейцарии. Два года назад, будучи не в силах терпеть явно недоброжелательное отношение партийно-советских спортивных руководителей и не имея возможности продолжать активную творческую деятельность в СССР, я эмигрировал на Запад.
В Советском Союзе осталась моя семья — жена и сын. Лояльные советские граждане, они, однако, движимые чувством любви к мужу и отцу, в июле 1977 года подали заявление на выезд из СССР. В ноябре 1977-го моей семье было отказано в визе на выезд. В устной беседе руководители милиции в Ленинграде не скрывали, что члены моей семьи — это заложники, которым предстоит расплачиваться за мой побег.
С момента подачи заявления на выезд прошло около года. Положение моих родных катастрофическое. Они лишены средств к существованию, возможности работать или учиться. К ним с подозрением и злобой относятся власти, люди избегают контактов с ними. Права, дарованные конституцией, сейчас резко ограничены для членов моей семьи, а обязанности — нет! Моего сына, который уже год как решил проститься с родиной, хотят забрать в армию.
Вы, господин Маршал Советского Союза, прославляете доблесть Мохаммеда Али, который отказался воевать во Вьетнаме, А мой сын тоже не хочет воевать, не хочет быть солдатом армии страны, где бессовестно травили его отца!
Странно, господин Председатель Верховного Совета СССР, что за развал работы, за создание нездоровых отношений в спорте наконец, за профессиональную некомпетентность советских руководителей — наказывают не тех, кто виноват, а тех, кто беззащитен...
На днях на Филиппинах начинается матч на первенство миро: между советским гроссмейстером, чемпионом мира А. Карповым и мной.
Советское руководство не раз заявляло, что спорт должен быть отделен от политики. Ясно, что на этом принципе будут настаивать и страны, принимающие участие в Олимпийских играх, которые должны состояться в 1980 году в Москве.
Я обращаюсь к Вашему политическому благоразумию, господин Генеральный секретарь! Для того чтобы матч на первенство мира по шахматам прошел в нормальной спортивной обстановке, без политических осложнений, я прошу Вас разрешить моей семье покинуть СССР.
Я прошу Вас продемонстрировать добрую волю и выполнить одно из решений международного совещания по правам человека в Хельсинки, которое предусматривает объединение членов семьи,
Я обращаюсь к Вашему милосердию, господин Председатель. Прошу Вас проявить сострадание к двум гражданам СССР, жизнь которых волею судьбы не связана более с жизнью советского общества, и разрешить им выезд из Советского Союза.
Гроссмейстер Виктор Корчной».
Во время пресс-конференции письмо, переданное в посольство, было возвращено ко мне в отель. Конверт был надорван, внутри — ни слова ответа. Что ж, дипломаты каждой страны по-своему понимают свой долг.
Не будем наивны: с содержанием письма, конечно, ознакомились сотрудники посольства, руководство советской делегации и, без сомнения, кто-то из советского правительства. После получения письма в посольстве, похоже, возникло замешательство. За Батуринским была срочно послана машина, и его доставили для консультации. Прямого ответа на письмо так и не последовало. Но месяц спустя Батуринский в своем заявлении упомянул о политических инсинуациях и провокациях Корчного накануне матча, наверняка имея в виду прежде всего мое письмо Брежневу.
Распространенная логическая ошибка — замена местами причины и следствия, охотно допускаемая советскими в политических спорах! Что же все-таки провокация: факт преследования моей семьи или упоминание этого факта?!
...Итак, 2 июля в Манилу прилетела моя группа в составе пяти человек: Кин, Стин, Мурей, фрау Лееверик и я. Ночью прибыли советские в составе 14 человек... Я был психологически готов к жестокой борьбе, но тем не менее факт прибытия столь крупного отряда поверг меня в состояние депрессии.
3 июля состоялась пресс-конференция советской делегации. Прошла она довольно скучно. В своем заявлении Батуринский отметил, что они приехали играть в шахматы, чистые шахматы. И почему-то никто из корреспондентов не спросил: если они приехали именно с этой целью, почему их так много?! Впрочем, советские, сколько могли, пытались держать в тайне состав своей делегации. Один из журналистов задал вопрос о моей семье. Но на это был все тот же придурковатый ответ: «Мы приехали играть в шахматы, больше ничего не знаем».
Моя пресс-конференция состоялась на следующий день. Я зачитал письмо Брежневу, заявил, что ответственность за бедственное положение моей семьи несет Советская шахматная федерация, что если бы Карпов хотел, он благодаря своему исключительному положению в СССР мог бы добиться, чтобы семью выпустили. Снова — в который раз! — я отметил, что человек с таким прошлым, как у Батуринского, не имеет права возглавлять шахматную делегацию в матче на первенство мира.
Пользуясь присутствием на пресс-конференции Таля, я бросил упрек и ему: «Не имеет права гроссмейстер писать о другом гроссмейстере гадости, заведомую ложь!» — и показал газету, где Таль писал, что низкопробные трюки Фишера были превзойдены Корчным в матче со Спасским... Имеет право, дорогой читатель! Представьте, что вы гроссмейстер экстракласса и вам три года не позволяют выехать на международные турниры за границу,— вы и не такое напишете!
Кстати, меня спросили, не опасаюсь ли я за свою жизнь. Я ответил, что в этом матче нужен Карпову как партнер, и если проиграю, то все в порядке. Но если паче чаяния выиграю — вот тогда уж мне точно придется опасаться за свою жизнь!
Через несколько дней по нашей настоятельной просьбе Кампоманес разрешил нам взглянуть на паспортные данные приехавших советских. Не сразу разобрались мы, кто есть кто, но в конце концов картина прояснилась. Итак:
1.Карпов.
2.Батуринский — руководитель делегации, полковник юстиции в отставке, начальник отдела шахмат и шашек Спорткомитета СССР и зампред Шахматной федерации.
3.Калашников— заместитель руководителя делегации, образование высшее техническое, агент КГБ.
4.Балашов — гроссмейстер, старший тренер.
5.Зайцев — гроссмейстер, второй тренер.
6. Таль — экс-чемпион мира, корреспондент журнала «64», третий тренер. Собственно, всем было ясно, что он активно помогает Карпову, хотя обнародовано их сотрудничество было только после матча.
7. Рошаль — пресс-атташе Карпова, корреспондент ТАСС (профессиональный лжец.— В.К.), агент КГБ.[ 2 ]
8. Гершанович — личный врач Карпова.
9. Зухарь — личный психиатр и психолог Карпова, сотрудник одного из закрытых НИИ (авиакосмической медицины).
10.Крылов — специалист по физкультуре, агент КГБ.
11.Пищенко — личный телохранитель Карпова, крупный специалист по каратэ, агент КГБ.
12. Повар-диетолог, фамилию не помню, записать не разрешили. Как стало ясно во время матча, специалист по приготовлению допинга в съедобном виде.
13,14. Переводчики с английского и испанского языков, тоже советские разведчики.
Добавим, что вскоре после начала матча Карпов затребовал советского массажиста, хотя на Филиппинах в этих специалистах недостатка нет. Ему действительно прислали — то ли из посольства, то ли даже из Советского Союза. Добавим, что матч «курировали» работники советского посольства в Маниле: то один, то другой, то сразу несколько неизменно сидели в зале в первых рядах. Добавим, что по ходу матча в Багио прибыли: Васюков — гроссмейстер, четвертый тренер, Севастьянов — космонавт, председатель Советской шахматной федерации, Ивонин — зампред Спорткомитета СССР.
Вот, читатель, в центре какого «шабаша чертей» я оказался!
В. Батуринский: «Особое неудовольствие претендента вызвал состав советской делегации. «Их приехало слишком много, и неизвестно с какими целями»,— шумел он. Более половины членов нашей делегации были немедленно зачислены в секретные агенты. Больному воображению беглого гроссмейстера они мнятся везде» (из книги «Страницы шахматной жизни», Москва, 1983).
Вспоминает экс-чемпион мира по международным шашкам Исер Куперман:
«По своему положению в шахматно-шашечном мире страны Батуринский являлся подлинным боссом, хозяином. От него зависело очень многое — присвоение почетных званий, различные льготы, стипендии и, самое главное, поездки за границу. Бывший военный прокурор, умный, настойчивый, злой и беспощадный, Батуринский весьма устраивал советское руководство. Он неуклонно и последовательно проводил жесткую официальную политику...
Задолго до того, как взошла звезда моподого Карпова, Батуринский по достоинству оценил его возможности и стал опекать, всемерно выдвигая, рекламируя и содействуя в различных делах, помогая даже одерживать победы... При полном содействии Бату-ринского Карпов позже занял пост главного редактора «64». Так как Анатолий не может постоянно и серьезно руководить журналом, его желания и волю проводит там журналист Алик Рошаль, систематически возвышающий и рекламирующий Карпова везде, где это только возможно. Что и обеспечивает вездесущему Рошалю определенный авторитет в руководящих кругах и право на поездки за границу, в том числе и на матчи Карпова с Корчным» (из книги «Судьба чемпиона», Тель-Авив, 1984).
Мы приехали в Багио. Погода стояла скверная, было скучно. Впрочем, мы работали.
Изучили дачу, отведенную нам организаторами. Это, кстати, идея Карпова — загородная вилла на время матча. Идея претенциозная, показывающая размах молодого чемпиона: не каждый организатор способен тратить такую уйму денег! Хорошо, что правительство Филиппин отпустило на проведение матча целый миллион долларов — видно, нужен был этот матч правительству!
9 июля в Багио прибыл главный судья, немецкий гроссмейстер Лотар Шмид. Мы предложили сразу начать переговоры, уточняющие детали матча, чтобы не спеша все обсудить. Но советские настаивали на начале переговоров за два дня до открытия. Настаивали и настояли! Почему это, когда они настаивают, то всегда добиваются своего?! Наверное, они всегда правы! Интересно, что по этому поводу думают в Китае...
Своеобразным было открытие матча — в два этапа. За день до официальной церемонии посол СССР В. Михайлов устроил прием в Багио, на котором присутствовал президент Филиппин Ф. Маркое. Для нашей же группы Кампоманес организовал вечером коктейль-парти. Ни сам Кампоманес, ни президент страны на нем не присутствовали.
В тот же день, 12 июля, Батуринский «по поручению чемпиона» — эту формулу нам еще не раз придется услышать — обнародовал заявление. Заслуживают упоминания три пункта этого меморандума.
Карпов в интересах поддержания нормальной спортивной обстановки согласен обмениваться рукопожатием перед игрой стоя, за исключением случаев, когда один из участников опаздывает на игру.
Карпов не возражает против использования мною специального кресла, но требует подвергнуть его проверке.
Американский литератор Эмануил Штейн, впоследствии пресс-атташе Корчного: «Как только спутники Карпова узнали, что Корчной привез с собой на матч кресло, в котором можно легко то отклоняться назад, то подаваться вперед, они затребовали «мебель» для лабораторного анализа. Рентгеновские лучи ничего не обнаружили. Точно такой же результат показал в 1972 году анализ кресла Р. Фишера во время его встречи с Б. Спасским. Уместно напомнить, что регламент матча не оговаривал качество кресел...» (из статьи «Кентавровы шахматы», , «Континент» № 21, 1979).
В. Батуринский: «На всякий случай кресло Корчного подверглось проверке путем рентгеновского просвечивания, и врач-рентгенолог выдал официальную справку о том, что «пациент здоров, подозрительных затемнений не обнаружено» («Страницы шахматной жизни»).
А последний пункт заявления принадлежал, несомненно, перу самого Батуринского. Полувопросительно, полуутвердительно, со скрытой угрозой, он запрашивал, приняты ли меры для того, чтобы оградить участников матча и других уважаемых лиц от оскорблений. Непоколебимый и мстительный, как сама советская власть, он давал понять, что за выступление на пресс-конференции он со мной рассчитается!
На следующий день собралось так называемое апелляционное жюри. Оно было составлено д-ром Эйве с присущей ему, гражданину свободного мира, объективностью: Батуринский, Лееверик, Малчев (Болгария), Эдмондсон (США), Шмид (ФРГ), Кампоманес, Лим Кок Анн (Сингапур) — председатель. Состав выглядел вполне нормально — Батуринский и Лееверик представляют собой как бы два полюса, Малчев, пожалуй, должен быть скорее на стороне советских, зато Эдмондсон по идее должен склоняться в мою сторону. Главный судья и организатор матча — их нейтральная позиция очевидна! А председатель? Ну, председатель вообще должен быть образцом объективности!
Извините за небольшое отступление, читатель. Давно известно, что для большевиков объективности в политических вопросах не существует. Великий практик коммунистического строительства Владимир Ильич Ленин заклеймил «буржуазный объективизм» еще до рождения советского государства! Для советских деятелей не существует логики, честности, объективности в политической борьбе (а какая борьба не носит политического характера?!). То, что нужно советским, то и есть логично, честно, объективно! И западный деятель, не приученный к такой морали, оказывается в тупике! Он пасует перед людьми, не сомневающимися в своей правоте, нахальными, бескомпромиссными, готовыми на все ради достижения своей цели!..
Так и в нашем случае. Жюри немного поартачилось, а потом, уступив оголтелому, безудержному напору, пошло на поводу у советских — голосуя против меня, голосуя против собственных решений, голосуя против своей совести! — лишь бы те были довольны, лишь бы наконец стало тихо.
Как тут не вспомнить, что Советский Союз всегда был инициатором демагогической кампании за мир во всем мире. в самой стране люди смеялись: «Да войны-то не будет. Но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется!»
….Итак, первое заседание жюри. Присутствует д-р Эйве, несколько разряжая накал страстей своим авторитетом. Центральный вопрос — могу ли я играть под флагом Швейцарии? Если да — значит, я нахожусь, под защитой швейцарского государства, Шахматной федерации Швейцарии. У нас есть бумаги. Федерация поддерживает меня, государство согласно взять под свою опеку. Батуринский заявляет, что по правилам ФИДЕ я должен один год находиться в стране, чтобы иметь право на флаг. Эйве отвечает, что в правилах ФИДЕ такого пункта нет.
Покидая Германию, Шмид запросил мнение авторитетной независимой юридической организации по данному вопросу. Это мнение, в виде трактата на 10 страницах, зачитывается. Суть рассуждения юристов: для того чтобы обеспечить правовое равенство в матче, мне должны предоставить возможность играть под государственным флагом.
Батуринский упирается. Он считает, что я могу играть только с надписью «Stateless» («без гражданства»). Жюри не поддерживает его. Все ясно: у юридической организации и у — пока еще объективных! — членов жюри стремление к равенству участников, у советской стороны — наоборот. Батуринский в бешенстве! Потеряв самообладание, с пеной у рта, он срывается с места: «Я — ответственный представитель советского государства,— кричит он.— Если у Корчного будет флаг, мое правительство не согласится начать этот матч!» И хлопает дверью.
Вот это да! Вот это козырь! Матч не состоится? А как же быть организаторам, которые уже затратили столько усилий и средств?! Я понимаю Кампоманеса — на следующий день он голосовал за Батуринского. Логично: допустим, я откажусь играть без флага и матч со мной не состоится. Ну и что. приедет Спасский! Да здравствует ФИДЕ и подготовленные ею правила матча!
Назавтра жюри раз и навсегда сдалось шантажу советских. Большинством четыре против двух (Шмид, Лееверик) при одном воздержавшемся (Лим Кок Анн) меня лишили флага. Затем в связи с моим протестом было принято компромиссное предложение Эдмондсона: на сцене рядом с флагами ФИДЕ и Филиппин будет флаг СССР, а на столике для игры флагов не будет вообще.
Прав все-таки старик Ленин: объективности — золотой середины — не существует! Объективный Шмид запасся объективным мнением юристов и — сыграл мне на руку. А нейтральный Эдмондсон, большой любитель компромиссов, лишь помог советским в их нелегком еще положении. Отныне я был лишен не только и не столько флага, сколько юридического равенства!
А вот что писала наша пресса три года спустя, касаясь матча Карпов — Корчной в Мерано: «Советская делегация с самого начала была настроена на то, чтобы борьба за шахматной доской велась по всем правилам ФИДЕ и в соответствии со спортивной этикой. Именно поэтому наша делегация, без лишних споров и дискуссий, согласилась, чтобы человек без родины — Корчной — играл под флагов
Швейцарии...» Это, пояснил Рошаль,— «формальное нарушение, которое чемпиона мира... не интересует».
Удивительно все-таки, как порой в зависимости от географии меняются интересы и представления о спортивной этике!..
Можно ли было тогда предположить, что багийская история с флагами когда-нибудь повторится? И тем не менее она повторилась в нью-йоркском матче 1990 года между Каспаровым и Карповым. Вот отрывок из интервью Г. Каспарова в журнале «Шахматы в СССР» (№ 4, 1991):
«— Вначале ваше решение играть под трехцветным флагом России не встретило особого протеста со стороны коммуниста Карпова. На открытии он сказал, что ему все равно, под каким флагом вы будете играть. Но потом он, видно, одумался...
— Просто они вначале не знали, что делать. Карповская делегация ждала инструкций из Москвы. А когда они поступили, было принято такое же решение, как в свое время в Багио, когда Корчного заставили снять швейцарский флаг и одновременно убрали со столика советский. А теперь им так мозолил глаза трехцветный российский, что они с готовностью пожертвовали и своим, красным».
На следующий день было торжественное открытие матча. На церемонии, наряду с гимнами ФИДЕ и Филиппин, должен был исполняться и советский гимн. Я сомневался, вставать ли мне в этот момент или демонстративно остаться сидеть... И вдруг вместо советского гимна заиграли «Интернационал» — гимн коммунистов всего мира! «Где я, уж не на съезде ли КПСС?» — подумалось мне. Зал поднялся, встал и президент Маркое. Мы с фрау Лееверик остались сидеть: в конце концов, только коммунисты обязаны отдавать честь этой музыке... Словом, вышла ошибка, но вот вопрос: преднамеренная или случайная?
Б. Црнчевич: «А потом раздалась «Ода к радости» Бетховена, выбранная для этого случая Виктором Львовичем — человеком без гражданства, флага и гимна. Он не встал, когда исполнялся «Интернационал», который не является гимном Анатолия, Анатолий не встал, когда исполнялась ода Бетховена, которая не является гимном Виктора. Флоренсио Кампоманес, этот Бог Шива, избежал возможного скандала» («Эмигрант и Игра»).
Тем же вечером состоялся торжественный ужин. На почетном месте сидел президент Маркое, справа от него Карпов, слева — я. Перед началом ужина я незаметно вручил Маркосу письмо с просьбой помочь моей семье. За столом он прочитал его и обещал подумать, чем бы он мог посодействовать. Ответа на письмо я так никогда и не получил...
После того как меня лишили флага, мне пришло несколько интересных писем. Вот одно из них — из американского щтата Техас:
«Мы недавно узнали, что Вы играете в шахматы без права на Знамя и гимн. Жаль, ибо Вы производите впечатление настоящей личности, человека, который не боится нести ответственность за свои убеждения. Такие люди — редкость в мире. У нас в Техасе люди с таким цельным характером вызывают восхищение. Мы предлагаем Вам самое ценное, что у нас есть,— флаг Техаса. Одинокая звезда символизирует самобытность нашего штата.
Пусть Божья длань придаст Вам силы!
P. S. Желаем приколоть продубленную шкуру Вашего противника к стене Вашего сарая!
Вин Харрис, Джеймс Мансур».
К письму была приложена посылка со знаменем штата Техас!
А вот другое любопытное письмо — с трогательным предложением играть под флагом одной крошечной страны в Юго-Восточной Азии:
«Нам поручено сообщить Вам, что если Вы попросите, то Вам будет разрешено играть под флагом нашей страны и Вам доставят сам флаг. Если Вы пожелаете, то получите гражданство до начала матча. Если этого недостаточно, то Вы могли бы быть назначены президентом национальной шахматной федерации со всеми полномочиями. Если и этого недостаточно, тогда Вы можете стать послом нашей страны на Филиппинах...»
Не скрою, приятно было получить такое письмо. Но, опасаясь прямой конфронтации с президентом Маркосом — уже не вокруг шахматной доски, а вокруг острова в Южно-Китайском море, я не принял предложенную мне заманчивую синекуру...