Обработка маршрута началась. Первые победы, первые потери
Обработка маршрута началась. Первые победы, первые потери
На сложном скальном маршруте выше лагеря 3 идет М. Туркевич
А до вершины еще больше километра по вертикали
Лагерь 2. На скалах выложены упаковки с кислородными баллонами. На заднем плане хорошо видна складчатая структура Гималаев
Пройденный маршрут регулярно наносился на карту-схему Эвереста. В. Балыбердин отмечает на схеме положение лагеря 4 — 8250 м, в этот момент Володя не подозревает, что именно он проложит весь дальнейший путь выше лагеря 4 на вершину
В день спуска четвертой группы в базовый лагерь 30 марта наверх вышла группа Мысловского, начиная второй виток эверестской спирали.
Пребывание на высоте — 5 дней. Мысловскому была поставлена задача определить место и поставить лагерь 2, а также занести грузы в лагерь 2,чтобы обеспечить прохождение и обработку маршрута от лагеря 2 до лагеря 3 по сути, доделать работу первой серии выходов. Предыдущие группы прошли 21 веревку, но места для палаток не нашли.
Выполнение главной задачи второго витка — прохождение маршрута от лагеря 2 до лагеря 3 — ложилось на группу Валиева.
Вместе с четверкой Мысловского наверх пошел А. Г. Овчинников. Группа в тот же день поднялась в лагерь 6500. Там уже стояла большая палатка «Зима», кемпинг и высотная палатка. Группа остановилась в «Зиме», в ней просторно, уютно.
На вечерней связи с лагерем 1 Мысловский спрашивает:
— Кононов далеко?
— Нет. Рядом.
— Послушай, Юра, что это такое — излившаяся магматическая порода?
— Ну, липарит, — говорю я первое, что приходит на ум. — Возможно, диабаз, если черного цвета. А какого цвета ваша порода?
— Начинается на «Т» — 6 букв.
— Туффит, — выпаливаю я.
— Кажется, подходит. Спасибо. Да, подошло. СК (связь кончаю), до завтра.
Мысловский привез пачку кроссвордов («Мама целый год для меня собирала») и регулярно брал их с собой на восхождение.
Выше лагеря 1 группа разделилась: вперед ушли В. Балыбердин и В. Шопин с целью найти место для лагеря 2, а Мысловский и Чёрный несли грузы по перильным веревкам, масса рюкзаков была по 15 килограммов каждый.
Первая двойка вышла из лагеря 1 в 9.30 и быстро пошла по перилам вверх. Вторая двойка долго собиралась, сортировала груз и вышла вверх в 11.30. Естественно, за оставшееся время они не смогли подняться до конца перил и остановились на конце 14-й верёвки, где имелось некое подобие площадки. Пришлось поработать по расчистке площадки от камней. Поднялся сильный ветер. Мысловский и Чёрный развернули палатку, но закрепить её не могли из-за сильного ветра. Сели ждать ребят, которые уже начали спуск, найдя место для лагеря. Балыбердину и Шопину пришлось для этого хорошо поработать, они закрепили еще 8 верёвок, пока дошли (около 16.00) до площадки, более или менее подходящей для установки двух палаток. Высота по альтиметру — 7340 метров. Оставили верёвки, крючья и карабины и стали спускаться вниз. Собрались вместе на 14-й верёвке. Оказалось, палатка не была проверена, не хватало стоек для каркаса, палатку смогли поставить лишь вчетвером. Кому оставаться ночевать в палатке? Палатка была поставлена в очень неудобном, даже камнеопасном месте и поместиться в ней в лучшем случае могло только двое. Если вернется в лагерь 1 двойка Мысловский — Чёрный, то на следующий день им надо будет с грузом пройти весь путь лагеря 1 до лагеря 2 (7350 м) — 29 верёвок, что, вероятно, практически невыполнимо, судя по сегодняшнему дню, а для двух Володь, более молодых и сильных, слишком легкий будет следующий день, если они останутся ночевать и потом поднимут груз только от 14-й верёвки до лагеря 2. Мысловский принял решение оставаться в палатке на ночь вдвоем с Чёрным, а Володи спустились в лагерь 1. На следующий день Мысловский и Чёрный в 12.00 дня были со своим грузом на месте лагеря 2, до 15.00 они делали площадку, а затем спустились в лагерь 1. При спуске встретили Балыбердина и Шопина, которые с полной выкладкой поднимались к лагерю 2, туда они пришли в 16.00 и остались ночевать. Предстоял еще один день забросок. В лагере 1 уже была группа Валиева, они вышли раньше, за ними — Мысловский, Чёрный и Овчинников. Группа Валиева поднималась очень медленно, Мысловский и Чёрный плелись за ними, устраивать на перилах гонки с грузом было ни к чему, они просто решили идти до 16.00, а потом спускаться, оставив грузы на перильной верёвке. Шедший впереди Чёрный к 16.00 дошел до 24-й верёвки, где и оставил груз. Мысловский был в это время на 1-2 верёвки ниже. Вдвоем они спустились в лагерь 1. Овчинников спустился раньше, он донес 5 верёвок до 14-й верёвки. Таким образом, лагерь 2 был практически обеспечен необходимым грузом для работы групп выше.
Однако не всегда удавалось выполнить намеченную дневную программу. Позже на разборе было отмечено, что это происходило из-за поздних выходов из лагеря 1. Выходить надо не позже 9.00. Шопин считал даже, что не позже 7.30, чтобы заканчивать работу к 14.00, а не в 18-19.00 (если бы он знал, что скоро рабочий день некоторых участников будет заканчиваться в 22-23.00). Е.И. Тамм не согласился с ранним окончанием.
— Работать надо дольше, — сказал он, — так как все равно на высоте не отдыхаешь.
Замечание Балыбердина на разборе, что логично было бы, если бы их двойка осталась ночевать на 14-й верёвке, а не шла вниз в лагерь 1, говорит только о большой усталости спортсменов, вызванной высокими темпами восхождения, тяжелыми рюкзаками, непогодой и, возможно, еще не полной акклиматизацией.
Итак, группа Валиева выполняла основную задачу второго выхода: найти путь и обработать маршрут до лагеря 3. Положение следующего по высоте лагеря определялось временем, необходимым хорошо акклиматизированной группе подняться к нему с грузом и в тот же день спуститься. Группа Валиева из лагеря 1 также не смогла выйти рано, они вышли около 10.00 (Мысловский и Чёрный вышли еще позже их!). Шли медленно, потому что не рассчитали свои силы и перегрузились, имея рюкзаки по 20 кг каждый. Однако засветло пришли в лагерь 2, с собой принесли 17 верёвок и до темноты успели поставить вторую палатку.
На вечерней связи Тамм спросил Валиева:
— Какие планы на завтра, какие прогнозы, как вам нравится в лагере 2,что у вас есть? Что нужно в первую очередь поднести?
Валиев ответил:
— Здесь нам все нравится, за исключением установки палаток. У нас всё есть. Завтра начинаем обработку стены. Если завтра будут подходить с грузом, пусть несут продукты, бензин, ребята сами это знают.
— Место для приема груза там есть? Или надо будет той группе, которая подойдет, работать?
— В лагере очень много работы. Во-первых, вторую палатку мы поставили прямо на тропе, то есть на перильном углу. И, видимо, надо будет еще кое-что сделать, если у них будет желание.
— Понял вас. Не только по желанию, обязательно надо будет поработать. Как завтра планируем? Двойка начнет обработку, двойка займется лагерем? Или хотите вчетвером работать?
— Я думаю, нет необходимости вчетвером работать. Завтра посмотрим. Главное, погода. СК, до завтра.
Из лагеря 1 раздался голос Овчинникова:
— Женя, Женя, не уходи со связи, не уходи.
Тамм:
— Да, Толя, я слушаю тебя. Приём.
Овчинников:
— Я относительно завтрашнего дня. В общем, ребята (группы Мысловского — Ю.К.) устали достаточно. Двойка Балыбердин — Шопин работала позавчера 10 часов, вчера у них тоже был трудный день. Эдик Мысловский и Коля Чёрный вчера очень поздно пришли и сегодня они колебались, то ли выходить, то ли не выходить. Мне кажется, завтра они захотят спуститься в базовый лагерь. Какое твое мнение? Приём.
Тамм:
— Конечно, я не настаиваю на том, чтобы они остались. Решайте на месте. Если считаете, что нужно возвращаться, возвращайтесь. Перерабатывать сейчас не нужно.
В последнем совете был весь Тамм. Когда обсуждался вопрос, продолжать ли работу на маршруте, Тамм всегда подчеркивал два момента: первый — принимать решение самой группе на месте и второй — не доводить себя до крайности, оставлять запас сил.
Путь к месту лагеря 3 наметили левее скального кулуара, затем переход на скалы, ведущие под «птицу» — широкую снежную полку. В первый день двойка Валиев — Хрищатый навесила 10 верёвок на скалах средней категории трудности, на одну веревку забивали всего 2-3 крюка. В это время С. Чепчев подносил верёвки, а шерп Наванг спустился на 5 верёвок ниже лагеря 2 и забрал продукты, оставленные накануне Чёрным на 24-й перильной верёвке.
Дневную связь в 14.00 4 апреля Валиев проводил прямо с маршрута, он даже опоздал выйти в эфир на несколько минут.
— Извините за опоздание, — сказал он запыхавшимся, прерывистым голосом. — Тут надо было закрепиться хоть чуть-чуть.
Тамм:
— Поняли. Поняли. Мы так и думали, что вам не до связи. Как дела? Как идут дела? Приём.
Валиев:
— Мы находимся у основания стены. В левой части стены над лагерем 2. Прошли 6 верёвок. Скалы в основном второй — третьей категории трудности.
— Как в смысле опасности на маршруте?
— Идем по борту кулуара. Камни до нас не долетают. Дальше рельеф становится сложнее — это одно. И пока неясен региональный путь — это второе. Если мы наберемся храбрости и полезем в кулуар, то сегодня же сможем дойти до снежной полки. Но молотит там довольно прилично.
— Поняли тебя. Сейчас работайте, а в вечернюю связь уточним, что у вас получается и какая перспектива. Какие еще вопросы к нам?
— Веревки нужны. Веревки и крючья, и как можно быстрее в лагерь 2.
— Понял тебя. Это мы организуем, — заверил Тамм.
Утром 4 апреля первый вызов группы Валиева. Тамм:
— Группа 3, группа 3, вызывает База. Приём.
Всегда, когда на маршруте находилось несколько групп, перекличку с лагерями начинали с самого верхнего. Валиев:
— Доброе утро, Евгений Игоревич, мы на приёме.
— Здравствуй, Казбек, доброе утро. Привет всем ребятам. Что у вас делается, как ночь прошла? Приём.
Утренние приветствия и вопрос: «Как ночь прошла» были традиционными. И это не только вежливость. Ночь определяла день.
Валиев:
— Ночь прошла нормально. Сейчас выходим по перилам.
Тамм:
— Вдвоем выходите или четверкой? Палатку будете брать?
— Планы, значит, такие. Сейчас мы с Валерой Хрищатым выходим с веревками и крючьями и будем продолжать обрабатывать маршрут. К 16.00 Серёжа Чепчев и Наванг поднесут палатку и прочее оборудование. По возможности, мы установим там палатку и будем ночевать.
— Понял вас. Что есть к Базе? Приём.
— К Базе особенного ничего нет. Прошу передать Иванову, чтобы он захватил нам побольше сахара. И еще одна просьба. Сейчас мы начнем движение по перилам. Очень много живых камней. Прямо сплошная осыпь. Поэтому прошу группу Иванова все время поглядывать наверх, прикрываться выступами, потому что камни летят без конца.
После ночевки в лагере 2 первая двойка продолжила обработку маршрута, затратив всего два с половиной часа на подъем по 10 закрепленным накануне веревкам. Скалы стали более крутыми, темп лазания уменьшился, и за второй день было закреплено всего 5 верёвок. Решили на один день продлить обработку маршрута. Чтобы не спускаться на ночь далеко вниз (15 верёвок), шедшие ниже Чепчев и Лаванг установили палатку на площадке в конце 12-й перильной верёвки.
— По альтиметру вы привязались? Какая высота? — запросил Тамм Валиева.
— Альтиметр показывает превышение в 310 метров над лагерем 2. Вероятно, по перепаду высоты, по протяженности маршрута и сложности скал целесообразно будет поставить лагерь 3 выше на 2-3 верёвки, где-то в верхней части снежной полки. Так смотрится снизу.
— Я тебе уже говорил, когда вы уходили, вам важно оценить, чтобы по обработанному маршруту был дневной переход акклиматизированной группы. Вот так и решайте. А сейчас вы находитесь где-то в районе высоты 7700. И если завтра немного подниметесь, то это будет 7800. Так?
— Да, в этом примерно разрезе.
В этот день группа Валиева положила начало непрерывной серии высотных рекордов советских альпинистов. Палатка на 12-й верёвке выше лагеря 2 была на высоте примерно 7600 метров — это выше, чем наивысшая точка Советского Союза пик Коммунизма (7495 м). Предполагалось, что в палатке проведет ночь первая двойка, чтобы с утра, не теряя времени, продолжить обработку маршрута. Но Чепчев и Наванг сильно устали, и опасаясь, что на следующий день не смогут подняться сюда еще раз, решили ночевать вместе с первой двойкой. Однако когда они собрались в палатке вчетвером, оказалось, что имеется всего два спальных мешка. Валиев и Хрищатый сняли с себя пуховые костюмы и отдали товарищам, которые легли посередине палатки. Никто не жаловался на холод.
На следующий день по сложным скалам ребята прошли еще две верёвки, но до снежной полки, где предполагалось организовать лагерь 3, не дошли.
Валиев на дневной связи сказал:
— У нас здесь ничего нет. Веревок нет, бензина нет, продуктов почти нет. Поэтому на конце перил оставили одну палатку, два спальных мешка «Салева», два каремата и кузницу. Начинаем спуск.
На очередную заброску В. Иванов уже из базового лагеря ушел обиженный и недовольный. По плану его группе необходимо было выполнять довольно изнурительную, но крайне нужную работу — в течение трех дней проводить заброски груза из лагеря 1 в лагерь 2. На предыдущем выходе группа Иванова поднималась, обрабатывая маршрут, примерно до высоты 7000 метров, и вновь должна была работать не на максимальных высотах, в пределах 6500-7350 метров, со спуском на ночь в лагерь. Иванов решил, что группа не получит достаточной акклиматизации, если не проведет хотя бы одну ночь в лагере 2, и обратился к Тамму за разрешением иметь ночевку в этом лагере. Тамм, как обычно, взвесил все «за» и «против» и ответил, что группа Иванова не может провести там ночь, не будет места в палатках, потому что наши заняты группой Валиева, которой на смену шла группа Онищенко. Овчинников вообще считал, что вполне достаточно для активной акклиматизации ночевка на высоте 6500 метров в. сочетании с подъемом на 7350 метров. Исследованиями советских врачей установлено, что процесс активной акклиматизации начинается выше 4000 метров и не обязательно для преодоления какой-то высоты ночевать на этой же высоте.
В первый же день группа Иванова работала в ледопаде. Подвижки льда опять изменили конфигурацию ледопада, кое-где лестницы упали, а кое-где были деформированы, в некоторых местах открылись новые трещины.
В 10.00 3 апреля на утренней связи Иванов взволнованно говорил:
— Находимся возле первой трещины. Ледопад в очень плохом состоянии. Спускается группа Мысловского, первые уже к нам подошли. Сейчас будем решать, что делать. Наверное, нужно будет перевешивать все. Потому что в первой трещине не сегодня-завтра, а может быть и через час все рухнет, могут быть жертвы. Как поняли? Приём.
Тамм в свойственной ему манере ответил:
— Хорошо. Действуйте по обстановке.
На ледопаде альпинисты подошли к месту, где они были несколько дней назад, и увидели, что произошли огромные изменения, как будто здесь было землетрясение. На большой площади, проходящей поперек ледопада, башни и ледовые стены, под которыми они недавно проходили, лежали в виде разбитых ледовых обломков. Значительная часть ледовой стены нависала над трещиной, но невозможно было предсказать, когда она упадет.
Во время дневной связи голос Иванова звучал удовлетворенно:
— На ледопаде кончили работать давно. Мы спешили скорей выйти оттуда. Все повесили на более крутое, но более безопасное место. Сидим в промежуточном лагере, отдыхаем. Ждем, пока солнце станет меньше печь. И тогда пойдем вверх.
Солнце зашло на гребень Нуптзе, и они по холодку к вечеру пришли в лагерь 1.
Здесь Серёжа Ефимов догнал свою группу. Но идти сразу на заброски в лагерь 2 рискованно, ведь для него это первый выход на высоту. Поэтому решено, что Ефимов вместе со своей группой дойдет до лагеря 1 и там останется для акклиматизации.
Ефимов в составе группы Иванова поднялся в лагерь 1. В то время в промежуточном лагере находился один Хута Хергиани, который накануне поднялся туда вместе с Эриком Ильинским, но Ильинский съел что-то острое и неважно себя чувствовал. Он спустился вместе с шерпами в базовый лагерь. Хута Хергиани присоединился к группе Иванова и поднялся в лагерь 1. Ефимов и Хергиани приводили в порядок лагерь, не участвуя в забросках.
В первый день забросок взяли рюкзаки по 10-12 килограммов и по дороге подобрали оставленный раньше груз на 14-й верёвке и выше (груз Мысловского). Во второй день работы вверх пошли две группы: Иванова и Онищенко, а также Ефимов и Хергиани. На перильных веревках между лагерем 1 и лагерем 2 сразу поднималось 10 человек, это не совсем удобно. Рюкзаки и на этот раз были по 10-12 килограммов.
На третий день была очень плохая погода, но четверка Иванова, взяв по 10 килограммов груза, поднялась еще раз в лагерь 2, в котором была группа Онищенко. Из-за сильного ветра и снегопада они не смогли выйти на маршрут.
6 апреля в лагере 1 возник пожар. Шерп при свете газовой горелки стал заправлять примус. Вспыхнула банка с бензином. Иванов накрыл её спальным мешком, потушил. А шерп выбросил горящий примус на рядом стоящую палатку «Зима». Огонь прожег дыру в крыше. Начала тлеть упаковка кислородных баллонов. Иванов и Ильинский кинулись туда и потушили огонь.
В этот же день из базового лагеря вышли девять шерпов. С ними вместе был Ильинский, он немного оправился после своего недомогания. Ильинский взял на себя функции коменданта промежуточного лагеря и лагеря 1. Возникшая в первые дни неразбериха с комплектацией высотных лагерей все еще сильно сказывалась: в лагере 1 нет продуктов, в лагере 2 всего два спальных мешка, палатки не проверены и не укомплектованы. Это вызывает справедливые нарекания участников.
Иванов, Ефимов и Туркевич единодушно заявили, что, не переночевав в лагере 2 на высоте 7350 метров, они не получили акклиматизацию для этой высоты.
В то же время участники экспедиции подвергли резкой критике поведение Иванова как руководителя группы. Евгению Игоревичу Тамму пришлось призвать всех к сплочению и дружбе.
Координация движения грузов в верхние лагеря поручена Ильинскому. Первое серьезное задание для него — организация работы группы шерпов. Предполагается, что четыре или пять шерпов останутся в промежуточном лагере и будут транспортировать груз от промежуточного лагеря к лагерю 1, а другая четверка — от лагеря 1 к лагерю 2.
4 апреля в лагере 1 встретились группы Иванова и Онищенко и на следующий день начали подъем к лагерю 2. Они растянулись по всем веревкам на стене как разноцветная гирлянда. Все вышли наверх, включая Ефимова и Хергиани. Ильинский в это время вел группу шерпов через ледопад.
О том, что в лагере 2 не хватает двух спальных мешков, Онищенко узнал поздно, когда группа была на перилах между лагерями, ему сказал об этом Иванов. Скажи Иванов об этом в лагере 1 до выхода группы, взяли бы два спальных мешка из имеющихся в лагере, и никаких проблем. Распределение снаряжения по лагерям — главная задача диспетчера, но Тамм не успел еще на ходу перехватить все нити запущенного учёта.
Слава Онищенко не представлял себе, как двое будут ночевать на высоте 7350 метров без спальных мешков. Вопрос Иванова на перилах: «А вы хоть знаете, что в лагере 2 нет мешков?» ошеломил Славу.
«Что делать? Вернуться за мешками? Слишком далеко уже ушли, сегодня не успеть подняться второй раз. Спуститься и остаться в лагере 1, чтобы завтра подняться в лагерь 2 со спальными мешками? Будет потерян рабочий день. Что делать?»
Слава Онищенко вызывает по рации Валиева, который заканчивает обработку маршрута и должен спускаться сегодня вниз.
— Казбек, у меня к тебе такой вопрос. Почему в лагере 2 только два «Салева»? Где еще два? — начал Онищенко дипломатический разговор.
Валиев ответил, что они оборудовали выше лагеря 2 временную ночевку для двоих и занесли туда палатку и два «Салева». И в двух «Салева» с пуховками они ночевали там вчетвером. Онищенко формулирует свою просьбу:
— Казбек, тогда я тебя попрошу, возьми эти два «Салева» с собой в лагерь 2.
— У вас, что, не хватает там двух «Салева»?
— Я тебе потом все объясню, ладно. Возьми два мешка, которые наверху, вниз. А мы потом их опять поднимем.
Казбек Валиев рад помочь товарищу, но не может он как-то сразу смириться с мыслью, что обеспечение лагеря производится сверху, куда с таким трудом затаскивается груз. Он говорит:
— Вообще, Слава, это большой труд был, затащить сюда два «Салева». У меня просто рука не поднимается унести их вниз. В лагере 2 должны быть два «Салева», палатка и два каремата. Мы, вероятно, не будем ночевать там, пойдем ниже. Какие у вас возможности для ночевки?
За время затянувшегося разговора Онищенко потихоньку остыл, успокоился, ссылка Валиева на ночевку вчетвером с двумя спальными мешками на гораздо большей высоте — 7600 метров упростила ситуацию, казавшуюся до того катастрофической, и он ответил:
— Ну ладно. Тогда оставь те два «Салева» наверху, раз тут два есть, мы как-нибудь перебудем. Давай кончать связь. До встречи. А то у нас холодно, у вас, наверное, тоже.
Тамм, слушавший этот разговор, тут же на него отреагировал:
— Ильинский, Ильинский, что есть в лагере 1, сколько свободных спальных мешков?
— Здесь есть два свободных спальных мешка «Салева».
— Отлично. Как я понял, трое шерпов завтра работают от лагеря 1 до лагеря 2.
— Да, правильно поняли. И я понял. Завтра с первой партией отправить в лагерь 2 два «Салева».
— Совершенно верно. СК, до завтра.
Четверка Онищенко поднялась в лагерь 2 к 16.00 и первым делом поставила вторую палатку. Группа Валиева уже была готова к дальнейшему спуску из лагеря, в 17.00 они ушли вниз. Ночь провели вчетвером в одной палатке, Юра Голодов и Онищенко спали без мешков, в пуховых костюмах, ноги они засунули в рюкзак, а с боков грели ребята. Ночью поднялся сильный ветер и пошел снег.
Белый неосязаемый порошок проникал всюду, и через несколько часов в палатке все было занесено снегом. Шлемы были натянуты на глаза, мешки застегнуты под горло, все лежали неподвижно и только надрывный кашель слышался в разных углах палатки. Появились тревожные мысли, что если выпадет много снега, то скалы станут непроходимыми, можно опоздать и не успеть выйти на вершину до муссонов. Временами возникала надежда, что кошмар скоро закончится, скоро будет солнце и не все шансы на восхождение потеряны. Желание идти, вверх оставалось, но нужна была воля, чтобы не потерять его.
Прошла ночь, и тусклый дневной свет просочился через стенки палатки. Свежий пылевидный снег крутился в бесконечных вихрях, идущих с юго-запада. Можно было слышать гудение склонов Эвереста. Завалило вторую палатку лагеря. На дневной связи Онищенко говорил с трудом, с придыханием. Он сказал, что скалы в снегу, надо восстановить палатку, и они, по-видимому, не смогут пойти вверх. Тамм не отреагировал на дыхание Онищенко и вел с ним сугубо деловой разговор. Был еще один нюанс разговора, который должен был бы насторожить чуткого собеседника. После выяснения самочувствия и настроения Тамм сказал:
— Понял тебя. Будем надеяться, что завтра рабочий день будет. Что еще есть к Базе? Вам всем ребята передают привет.
— Спасибо. Всем вам мы тоже передаем привет. СК, до завтра.
— СК, до 18.00, Слава. СК, до 18.00.
Но Онищенко тут же отключился, не отзываясь на наши вызовы. Странным было прекращение Славой связи «до завтра», хотя должна была быть еще обязательная вечерняя связь в 18.00. В моей альпинистской практике в Безенги на Кавказе был аналогичный случай, когда руководитель группы, лежа в спальном мешке, как выяснилось позже, с воспалением легких, тоже сказал на утренней связи: «СК, до завтра», а ночью умер. Вероятно, находясь в тяжелом состоянии, когда трудно не только говорить, но и думать, человек хочет получить более продолжительный отдых, забыться, уснуть и прекращает разговор на более длительный срок — «до завтра». Никто, конечно, слушая такого рода «оговорки», не думает о серьезности положения, тем более, когда говорит руководитель группы. Нужно иметь большую смелость и не бояться быть обвиненным в паникерстве, чтобы взять из рук руководителя группы микрофон и поделиться своими опасениями. И мы тогда, в Безенги, молча стояли вокруг своего руководителя, скованные субординацией. Не решились сказать правду Тамму и участники группы Онищенко. А кто скажет? Ведь в группе нет заместителя руководителя. Да и я, сидя на связи рядом с Таммом, ничего не сказал ему о своих подозрениях. Да и были ли подозрения? На высоте у всех садился голос, прерывалось дыхание, все кашляли. Правда, Эдик Мысловский, когда услышал через два дня о болезни Онищенко по рации (он шел на очередную заброску), тут же сказал:
— Я понял это еще вчера, потому что Слава, когда выходил на связь, немножко сипел, а потом выходил только Хомутов. Я понял, что он плохо себя чувствует.
На вечернюю связь вышел Валерий Хомутов. Тамм:
— Валера, расскажите, какая у вас ситуация.
— Ситуация такова: целый день ветер, позёмка. Отсиживаемся в палатках. Сегодня нельзя было даже нос высунуть. Очень плохо было.
Тамм:
— Считаю, что если на следующий день опять будет непогода, то отсиживаться нет смысла. На случай рабочей погоды целесообразно, по-видимому, поставить лагерь 3 на две-три верёвки выше конца перил, навешенных группой Валиева, то есть выше 17-й верёвки. Но повторяю еще раз, на месте решайте сами. Решайте сами на месте и в плохую погоду не ходите. Используйте обязательно кислород. СК, до завтра, до 8.30.
7 апреля, 8.30. Тамм:
— Группа 4, группа Онищенко, База вызывает. Приём.
Хомутов:
— Доброе утро, Евгений Игоревич.
— Доброе утро. Как ночь прошла?
— Ночь прошла сносно. Экспериментировали с кислородом. Поскольку мы в разных палатках, то «скушали» два баллона. Но вообще-то переход от кислорода к нормальной жизни не очень приятен. Маски замерзают. В общем, льда много. И лучше кислородом пользоваться на больших высотах.
— Понял тебя. Вы с ночными масками были? Или с большими?
— Слава был с большой, я — с ночной. Ночная в общем-то обмерзает. Образуется лед. Хочется её вообще выбросить и спать без ничего.
— Понял тебя, понял. Ладно. Думаю, все с практикой придет. Значит, погода ходовая? По-видимому, будете выходить? Рекомендации все вам даны. Представляется целесообразным перетащить еще на 2-3 верёвки к гребню лагерь, ближе к тому месту, где оставили все заброски валиевцы, то есть 17-ю веревку продолжать еще тремя веревками. Как понял? Приём.
— Понял, Евгений Игоревич. Сейчас мы будем готовить завтрак. Немножко солнышко нас обогреет, будем питаться. Тут еще страшный ветер, и я думаю, солнце и ветер — они дадут какую-то среднюю погоду.
— Будем надеяться, Валера, будем надеяться.
Разговор перешел к необходимости принести в лагерь 2 запасную стойку для палатки. И в заключение Тамм задал традиционный вопрос:
— Что еще есть у вас к Базе, Валера, что есть к Базе?
Хомутов ответил:
— К Базе ничего нет. Я хотел выяснить, вы все время теперь на приёме? Ну, если будет какая-то ситуация, близкая к критической, чтобы мы могли проинформировать вас. Как поняли? Приём.
— Да, все время станция на приёме, все время на приёме.
— Понял. Следующая связь в 14.00. Вот и весь разговор.
После вчерашней дневной связи не появляется в эфире голос Онищенко, связь с Базой ведет один из участников, который вдруг упоминает ситуацию, близкую к критической, и как хочется, чтобы было непрерывное продвижение вверх, чтобы не было сбоев в работе, а ведь уже возникло серьезное отставание в графике: не поставлен лагерь 3, очень мало груза занесено в лагерь 2. Наверху все нормально, все нормально, ведь нет нечего тревожного в сообщениях Хомутова, и ситуацию, близкую к критической, он упомянул вскользь, скорее, теоретически. Зачем гадать, надо решать массу неотложных проблем, ведь самое сложное еще впереди.
Но в лагере 2 находятся опытные высотники, и они понимают, что у Славы Онищенко — горная болезнь. Будь на месте Славы любой другой участник, не было бы никаких проблем: немедленно спустили бы его вниз, в лагерь 1, а если бы и там он чувствовал себя плохо, то и в базовый лагерь. И даже не отрывая других членов группы от выполнения задания: ежедневно из лагеря 1 в лагерь 2 поднимается с грузом группа Иванова, были они в лагере 2 и в день непогоды, из-за которой отсиживалась в палатках группа Онищенко; в лагере 1 находится Е. Ильинский, который мог помочь Славе спуститься вниз, если бы возникла в этом необходимость. Вот именно, если бы возникла необходимость. Но кто мог сказать, особенно в первый день, что состояние Онищенко настолько серьезно и его необходимо спускать? И года не прошло, как Онищенко был на пике Коммунизма (7495 м), всего неделю назад он поднимался с грузом почти до лагеря 2, а перед этим совершил две ходки в один день из промежуточного в лагерь 1. И в лагере 2 он, не умирает, он говорит о выходе наверх с грузом, он проводит связь, он — руководитель группы и не просит никого о помощи и никому не поручает заменить его. Всем известна огромная физическая сила и выносливость Славы, наконец, он — спортивный врач и вполне мог бы объективно оценить свое состояние.
Накануне Валиев дал консультацию Хомутову по раскладке времени при подъеме выше лагеря 2 и характеру маршрута. Хомутов знал, что до конца перил всего 3,5-4 часа хода, и на следующий день ребята ждут Онищенко, который заявил, что он тоже понесет груз. Немножко еще полежит и пойдет. Ждали до часу дня. Голодов и Москальцов решили больше не ждать и с грузом пошли вверх. Слава Онищенко, наконец, зашевелился, начал одеваться к выходу. Подошло время дневной связи — 14.00. Тамм:
— Группа Онищенко, ответьте Базе.
Хомутов:
— Группа Онищенко на связи. Как меня слышите?
— Валера, добрый день. Отлично слышу, слышимость прекрасная. Ну, что там у вас, докладывайте.
— Находимся мы не очень высоко. В 12.50 ушла первая двойка: Голодов и Москальцов. Взяли верёвки, крючья и два «Салева». С целью просмотреть маршрут выше обработанного и попытаться обозначить лагерь 3. Мы со Славой тут. Нас завалило ночью. Мы поправили палатки, сейчас тоже дождались связи и выходим. Как поняли? Приём.
— Понял вас, понял. Значит, вы сегодня, возможно, будете ночевать в лагере 3?
— Возможно. Продукты питания мы взяли. Палатку тоже взяли. Так что посмотрим по ситуации, Евгений Игоревич. Как поняли? Приём.
— Понял. Понял хорошо. Тогда, если у вас ничего нет, не буду задерживать. СК, до 18.00. Станция у нас на приёме.
Пока Хомутов проводил связь, Слава Онищенко опять впал в забытье с ботинком в руке.
— Слава, ты лучше оставайся в палатке, — сказал ему Хомутов, — а я пойду сам.
Слава, ни слова не говоря, отложил ботинок к стенке палатки, залез поглубже в спальный мешок и надвинул глубоко на глаза шерстяной шлем. Хомутов начал подниматься по перилам, первая двойка была уже далеко вверху. Хомутов поднялся на 4 верёвки, закрепил на крюк палатку, которую нес с собой, и спустился обратно в лагерь. Стало ясно, что Слава заболел всерьез, нельзя его оставлять одного надолго.
— Слава, тебе надо идти вниз. Собирайся, я иду с тобой, — заявил ему Хомутов.
— Нет, Валера, — возразил Онищенко. — Спускаться надо всем вместе.
— Хорошо, обождем ребят.
В 18.30 спустились Голодов и Москальцов. Состояние Онищенко ухудшалось. Он не понимал вопросов, был апатичен, стало ясно, что он не способен принимать решения.
Голодов надел на Онищенко кислородную маску и с этого момента до базового лагеря Онищенко дышал кислородом.
Хомутов взял рацию в свои руки, тем самым становясь старшим в группе, кто-то же должен был взять на себя ответственность за дальнейшее.
19.00. Тамм:
— Группа 4, группа 4. База вызывает. Приём.
Хомутов:
— Как меня слышите?
— Хорошо слышу, Валера. Добрый вечер. Где находитесь? Как с ветром?
— Евгений Игоревич, мы тут все вчетвером в одной палатке. Извините за небольшую задержку, мы рацию искали. Но ветер очень сильный, очень сильный, пожалуй, это основная трудность в этом мероприятии. Как поняли?
— Понял вас, что ветер очень сильный, и вы только собрались в палатке. Что успели сделать?
— Голодов и Москальцов дошли до конца перильных верёвок. Юра попробовал оценить маршрут повыше. Его мнение, что нужно в том месте, где кончается 17-я верёвка, сделать бивуак. Места там для двух палаток достаточно. И даже для трех, вот он поправляет.
— Понял вас. Хорошо. Решайте сами. Можете там ставить, в крайнем случае, можете там ставить. Завтра выходит группа Мысловского. Вы завтра работаете, если в состоянии еще, по своей программе, послезавтра начинаете спускаться из лагеря 2, а они поднимутся туда. Вы поняли про группу Мысловского и про нашу программу?
— Да, поняли, поняли. Но вообще состояние мы определим утром.
Ночью опять разыгралась метель. В лагере 1 ветер повалил все палатки. Устояла лишь одна, «Зима», и то только потому, что её прикрыла другая, сорванная с растяжек.
И только утром 8 апреля, на третий день болезни Онищенко, в базовом лагере впервые услышали о его недомогании. Хомутов выполнил это очень деликатно.
Тамм:
— Группа 4, группа Онищенко, База вызывает, приём.
Хомутов:
— А вот тут мы еле разыскали рацию. В общем, сейчас с ребятами посоветуемся, с Москальцовым и с Юрой Голодовым, может быть, организуем одну двойку наверх. Славе нужно спускаться. Как поняли?
— Понял, понял. А что со Славой?
— Да ничего страшного. Просто признаки горной болезни.
Так Хомутов совместил несовместимое: душевный покой руководства («ничего страшного») и горную болезнь на высоте более 7000 метров. Это очень страшно, когда на высоте 7350 метров горная болезнь свалила человека, причем сильнейшего, пожалуй, в экспедиции. С опозданием, но Онищенко получил кислород, который понизил его «высоту» примерно до 5000 метров — но ведь и это высота седловины Эльбруса!
Успокоительный тон Хомутова оказал влияние на Тамма.
Тамм:
— Понял тебя, понял. Хорошо. Одного его не нужно спускать. Одному ему не нужно спускаться. Как поняли? Приём.
Хомутов:
— Вот мы с ребятами посоветуемся, чтобы двойка вниз спускалась.
— Хорошо. Теперь, значит, я все время на связи, все время на связи, когда решите окончательно, тогда выйдете на связь со мной.
— Хорошо. В районе 10.00 мы выйдем на связь.
Голос у Хомутова бесцветный, говорил он медленно, как бы задумываясь над каждым словом.
В 10.00 Хомутов сообщил:
— Евгений Игоревич, мы решили спускаться вниз, потому что здесь условия очень плохие. Спускаемся все.
Тамм:
— Понял вас. А что, двойка не сможет подняться наверх и занести палатку, до конца 17-й верёвки?
— Евгений Игоревич, это занимает много времени и здесь очень холодно. Мы приняли решение спускаться вниз.
— Тогда спускайтесь. Спускайтесь вниз, — сказал Тамм упавшим голосом.
На дневной связи Хомутов передал:
— Евгений Игоревич, первая тройка уже ушла, сопровождая Славу. Очень были длительные сборы, делали ему укол. Сейчас все нормально. Я тут навожу порядок, чтобы все было чисто, уютно.
На вопрос Тамма о состоянии Онищенко Хомутов ответил:
— Сонливость, апатия, нежелание что-либо делать.
Тамм:
— А он сам контролировал, какой укол ему сделать?
— Да, Слава перещупал все ампулы и сказал, что ему нужно вколоть. Юра Голодов делал укол.
Тамм по радио ведет постоянный контроль за спуском Онищенко.
18.00 — Ильинский и Балыбердин с горячим чаем и кислородом вышли из лагеря 1 навстречу спускающейся группе. Позже вышли Мысловский и Шопин.
19.00 — по сообщению Мысловского, до палатки лагеря 1 Онищенко осталось идти 7 минут.
19.30 — Онищенко уже в палатке, состояние нормальное.
На утренней связи 9 апреля Мысловский сообщил:
— Ночь прошла нормально. Слава еще спит. Я думаю, он будет идти вниз нормально. Но хорошо бы было, если бы кто-нибудь встретил его возле лестниц на ледопаде.
Тамма волнует неясность с забросками груза по лагерям, и он просит Хомутова дать список снаряжения в лагере 2.
Через час Ильинский связался с базовым лагерем и дал последние сведения о снаряжении в лагере 1.
Инвентаризация лагерей закончилась. С этого момента Тамм регистрировал движение грузов, начиная со склада базового до лагеря и выше. На каждый лагерь была заведена отдельная карточка. Перемещение груза по маршруту находилось под контролем.
К двум часам дня Онищенко спустился в промежуточный лагерь 6100. Навстречу ему под верхние лестницы в ледопаде вышли Тамм, Романов и Трощиненко. Голодов просит к микрофону врача Орловского. Свет Петрович с утра не отходит от рации.
Голодов:
— Свет Петрович, добрый день. Дела обстоят у нас так. Когда ходили, все было вроде ничего. Но нагрузка большая. Слава идет на кислороде, подача 3,5 литра в минуту, идет очень-очень тяжело. Нужен какой-то стимулятор.
Орловский:
— Прежде чем решить вопрос, что ему ввести, проинформируй подробнее о состоянии Славы. Какая температура, попробуй определить на ощупь, какая частота пульса. В сознании он, засыпает ли, когда вы перестаете его тормошить, или же активный. Жалуется на что-нибудь?
Голодов:
— Очень большая слабость. Всю ночь и все утро — только горизонтальное положение, спит. Сейчас в более или менее нормальном сознании, но говорит с большой неохотой, вид у него, как у человека крайне уставшего.
Орловский:
— Определи, пожалуйста, частоту пульса и посмотри зрачки, одинаковые или неодинаковые.
Голодов:
— Да, сейчас. Валера посмотрит зрачки, одинаковые или нет. По-моему, у него отсутствующий взгляд.
Орловский:
— Пока там Валера смотрит, открой аптечку, которая должна быть у Славы, и посмотри там пузырек, на нем написано «гидрокортизон».
Голодов:
— Сейчас поищу этот пузырек. Вообще-то я вчера ему колол эфедрин слазиксом и коргликон.
Орловский:
— Понял тебя. Ищи этот пузырек. И за это время посмотришь зрачки и пульс. Ждем на приёме.
Голодов:
— Пульс 80, зрачки нормальные.
Орловский:
— Какие у него губы и ногти?
Хомутов:
— Губы нормальные, все нормальное.
Орловский:
— Тогда дайте ему только крепкого чая и влейте туда одну ампулу кофеина. Они в серой коробочке. И еще один вопрос в отношении помощи. Может быть, выслать группу навстречу вам?
Хомутов:
— Если выйдет группа на ледник и немножко поможет, то это будет хорошо.
В базовый лагерь Слава Онищенко пришел сам. Ел он очень мало. Его отвели в палатку, где он заснул. К ночи у Славы резко упало артериальное давление — до 50/0 мм рт. ст. Орловский решает прибегнуть к интенсивной терапии — поставить Славе капельницу с введением тонизирующих лекарств.
Очищаются столы в кают-компании, на столах крепится раскладушка. Туда на руках переносят Славу. Между столбами палатки натягиваем веревку и подвешиваем на нее капельницу. Это дебют нашего доктора, первый серьезный случай в экспедиции. Свет Петрович деловит, не суетится. Спокойным тоном, не повышая голоса, отдает распоряжения. Только один раз он отвлекся от дела, когда Романов усомнился в правильности набора лекарств для капельницы.
— Я попрошу, — сказал он Романову, — делать мне замечания не здесь. Я соберу консилиум, когда посчитаю нужным, а пока прошу не мешать мне работать.
На первое ночное дежурство со Славой остается Юра Голодов. К утру Онищенко чувствовал себя хорошо. Его перенесли обратно в палатку. Орловский рекомендует как можно быстрее спускать Онищенко вниз.
В этот же день 10 апреля состоялся разбор восхождения группы Онищенко. Выступления на разборе были очень резкие. Основные упреки адресовались участникам группы, которые поздно сообщили о болезни Онищенко.
Орловский сказал, что произошло ЧП.
Онищенко был спущен вниз в очень тяжелом состоянии. Совершенно очевидно, что была недооценена тяжесть его состояния. Нельзя сказать, что предумышленно, но здесь, в базовом лагере, тоже относились спокойно к состоянию Славы. Надо помнить, что заболевшие на высоте не выздоравливают. И участникам группы необходимо было доложить конкретно и в более ранние сроки состояние Онищенко.
Во время лечения Онищенко и на этом разборе более полно раскрылся С.П. Орловский. Вне служебной своей деятельности Свет Петрович — признанный балагур и острослов. Совсем другим человеком становился он в радиорубке, давая различные врачебные консультации альпинистам на маршруте. Лаконичная и очень точная речь, никаких отвлечений или шуток, полное внимание к говорящему, он даже закрывал глаза, чтобы лучше представить себе ситуацию и дать правильный совет. Глубокое продумывание состояния больного, точный диагноз и уверенное лечение.
На разборе все были единодушны в том, что группа допустила ошибку, не сообщив своевременно в лагерь о болезни Славы Онищенко.
— Нельзя слушать человека, который заболел горной болезнью, — сказал Б. Романов. — Если бы мы задержались еще на полдня, то потеряли бы Славу. Надо было давать ему кислород и спускать вниз без задержки, в холод, ночью.
Е. Ильинский подчеркнул, что спуск был начат с опозданием в двое суток.
— Но в данной ситуации основная вина должна ложиться на Славу Онищенко, — сказал в заключение Б. Романов. — Он имеет большой опыт высотных восхождений, он врач, и он был обязан забить тревогу раньше и не затягивать спуск. Необходимо еще внизу выбирать заместителя руководителя именно на такой случай.
Конечно, отсутствие руководителя в группе сказалось. Хомутов, находясь в одной палатке с Онищенко, свел до минимума информацию для базового лагеря, Тамм так и не понял из разговоров по радио, что Онищенко не выходил из палатки больше двух суток до начала спуска.
10 апреля группа Мысловского начала подъем от лагеря 2, а Ильинский, переночевав в палатке с Мысловским и Чёрным, отправился вниз один по перилам.
К вечерней связи группа Мысловского установила третий лагерь.
Тамм:
— Группа 1, расскажите все по порядку.
Балыбердин:
— От 14.00 до 15.15 мы повесили три с половиной верёвки и вышли к месту лагеря 3. Перепад высот от лагеря 2 до лагеря 3 — 420 метров. После этого мы начали спуск, но когда подошли к 17-й верёвке, внезапно изменилась погода, началась метель, снегопад, все эти наклонные полочки, плиты были покрыты свежим снегом, спускаться было очень неудобно. Отдохну. Приём.
— Отдохни. Я на приёме.
— Мы посовещались на 17-й верёвке и решили после семейного совета подниматься сюда, к месту лагеря 3, и ставить палатку. И ночевать здесь. Я по перилам спустился до 15-й верёвки, захватил все, что там было оставлено, потом с 17-й верёвки мы взяли практически все, поднялись сюда и уже в темноте поставили палатку.
— Значит, вы сейчас все четверо у конца обработанного вами пути в одной палатке. Теплые вещи есть у всех?
— В одной палатке и в невероятной тесноте. Четыре каремата и четыре спальника. Так что, в общем-то, все нормально. Даже консервы есть. И железо принесли, и верёвки. Но, видно, завтра придется делать ходку вниз, потому что верёвок не хватает.
— Кислород у вас есть?
— Кислорода нет.
— Значит, завтра обязательно ходку вниз. Даже при неблагоприятных условиях — ходку вниз, к кислороду. И подниматься хотя бы с минимальным запасом кислорода.
— Поняли.
— Как самочувствие группы? Почему Эдик не выходит на связь? Как самочувствие группы? Эдика можно на связь?
Это Тамм, наученный уже случаем с Онищенко, подозревает, что Мысловскому тоже, может быть, плохо.
Мысловский:
— Да. Слушаю.
— Эдик, как самочувствие и твое, и группы? Дай ответ.
— Я пришел снизу, с 17-й верёвки последним и подобрал все, что там было. Рюкзак у меня был до 30 килограммов, поэтому желания сейчас беседовать на вольные темы нет.
— Понял. У меня не на вольные темы, меня интересует самочувствие группы.
— Самочувствие группы нормальное. Только у Володи Шопина немножко прихватило ноги.
— Понял тебя. Я не буду вас больше мучить, но завтра обязательно спуск вниз к кислороду. Счастливо отдохнуть.
Но Мысловский очень доволен работой, проделанной за день, все уже в палатке, тепло и он продолжает разговор.
Мысловский:
— Да, Женя. Это придавила нас непогода. И другого выхода у нас не было, потому что спуск идет по наклонным плитам, они все сейчас покрыты снегом, мы боялись, что побьем друг друга.
— Правильное решение приняли. Я не осуждаю вас, отнюдь не осуждаю, я только очень прошу, чтобы завтра у вас был кислород. Это единственное категорическое требование к вам. А так молодцы.
— Мы находимся в одной верёвке от гребня. У начала гребня на снегу под стенкой стоит одна палатка. Визуально путь вверх не представляет особой трудности, по крайней мере, на ближайших 300 метров по высоте.
— Понял тебя. Хорошо. Какое твое мнение, Эдик, выпускать завтра группу Валиева или дать им еще один день отдохнуть перед забросками?
— Мне кажется, что Валиева можно придержать. Пусть отдыхают как следует. Вот лично по своей группе могу сказать, что только в конце четвертого дня группа более или менее отдохнула. То есть, 4-5 дней отдыха — это голодный минимум.
— Вы там справитесь, если я его на день задержу?
— Вообще мы надрываться особенно не будем. Здесь у нас мало верёвок, и поэтому попробуем в трудных местах их повесить, а более или менее простые будем проходить в связках. И попробуем застолбить место для лагеря 4.
— Хорошо. Я задерживаю Валиева на один день. Но вы не ставьте себе задачу обязательно застолбить место лагеря 4. Не перегружайтесь. Лучше завтра поднесите снизу все, что необходимо для нормальной жизни, кислород прежде всего. А послезавтра сделаете один нормальный рабочий день. Если вы с кислородом хорошо отдохнете, сделаете один рабочий день. Не обозначите лагерь — не так страшно. Пройдете большую часть пути, давайте так договоримся.
— Теперь, после прохождения участка от лагеря 2 до лагеря 3 закрадывается сомнение о возможности работы здесь шерпов.
— Я на это и не рассчитывал. Шерпы выходят вместе с Валиевым для заброски от лагеря 1 до лагеря 2.
— Ну, тогда все. Привет всем. Спокойной ночи.
На следующий день на дневной связи Мысловский сообщил:
— Мы вернулись опять в палатку. Вверх поднялись и 5 верёвок повесили, вышли на ребро: 2 верёвки до ребра и 3 верёвки по ребру. Свесили ноги в кулуар Бонингтона, посмотрели на него. Последняя наша верёвка где-то на уровне площадки Диренфурта.
— Значит, вы спускаетесь в лагерь 2, а завтра пойдете вверх опять. Правильно я тебя понял?