Лев АЛЬБУРТ (США) ПОЦЕЛУЙ ВОЖДЯ

Лев АЛЬБУРТ (США) ПОЦЕЛУЙ ВОЖДЯ

В шахматы играют люди. Естественно поэтому, что в шахматном соревновании любого ранга (а в матче на первенство мира — особенно), кроме чисто шахматного сюжета, всегда присутствует сюжет человеческий: столкновение амбиций, характеров, темпераментов. Гораздо труднее понять появление в шахматах политических мотивов. Все-таки шахматы — игра, и притом индивидуальная, даже в командных соревнованиях игра идет один на один. Тот факт, что, к примеру, кубинец Капабланка выиграл матч на первенство мира у немецкого еврея Ласкера, никак не свидетельствовал о преимуществе кубинского образа жизни над немецким. Равным образом и поражение Капабланки от Алехина означало лишь то, что один сильный шахматист уступил другому, еще более сильному.

Открытием политического смысла шахмат мы целиком обязаны Великому Октябрю. Этому способствовал ряд обстоятельств. Например, в шахматы играл В. И. Ленин — человек вообще не слишком спортивный. Страстным поклонником шахмат был Н. Крыленко — грозный нарком юстиции. Победы Михаила Ботвинника во второй половине 30-х годов были для Сталина весьма кстати. Вкупе с полетами Чкалова, эпопеей «Челюскина», папанинцами они помогали ему заглушить эхо политических процессов и сформировать облик счастливой страны и ее мудрого вождя — лучшего друга летчиков, пионеров, мореходов, шахматистов.

Однако массовый выход советских шахматистов на международную арену совершился только после второй мировой войны. СССР вошел в содружество Объединенных Наций, советские спортсмены — в олимпийское движение, шахматисты — в Международную шахматную федерацию ФИДЕ.

Появилась возможность пропагандировать советский образ жизни уже не от случая к случаю, а глобально, так сказать, по всему фронту. Конечно, шахматы — сфера специфическая, локальная, но в идеологической борьбе нет мелочей. Всесоюзная шахматная федерация подчинена Спорткомитету СССР, Комитет же входит в епархию сектора спорта Отдела пропаганды ЦК КПСС.

Задачи советских шахматистов были определены четко. Во-первых, завоевать шахматный Олимп. Во-вторых, стать законодателями в ФИДЕ. Нет необходимости объяснять, что обе эти задачи были взаимосвязаны. Американский гроссмейстер Сэмюэл Решевский, участник матч-турнира на первенство мира 1948 года и последующих турниров претендентов, деликатно заметил, что русские всегда играют как «одна команда». А как могло быть иначе, если на первой доске в этой команде всегда играют власти?

У экс-чемпиона мира Макса Эйве, когда он ехал на турнир в Москву, конфисковали в Бресте тетради с шахматными записями. Таможенники, видите ли, вообразили, что это шифр. По просьбе Михаила Ботвинника тетради потом вернули (Эйве был растроган и сердечно благодарил), но копии записей каким-то образом попали к советским гроссмейстерам. Власти провели свою партию в отличном стиле...

Казалось, все шло по плану. Чемпионский титул советские шахматисты завоевали, влияние их в шахматном мире стало весьма значительным, даже определяющим. И тем не менее было в системе слабое звено, деталь, которая внушала сомнения: облик чемпионов. Да, конечно, это были советские люди. И все-таки не то, типичное не то. Шахматному юноше, спрашивающему «делать жизнь с кого?», язык не поворачивался ответить четко и определенно: «Делай с Ботвинника, Таля, Петросяна, Спасского».

Ботвинник, хоть и основоположник, был Михаил Моисеевич, явный еврей. Таль, во внешности которого хитроумные корреспонденты обнаружили нечто индийское, тоже был, увы, еврей, к тому же человек несолидный, богема, анекдотчик. И Петросян не вполне свой, а для представительства за рубежом и вовсе малоподходящий: не речистый, прозаический, играет сухо, скучновато. Объявить, что именно таков советский шахматный стиль, было никак невозможно.

Люди, далекие от шахмат и политики, возлагали надежды на Спасского. И напрасно. Борис Васильевич в высшей степени независимый и смелый человек. Вот несколько фраз из его публичных выступлений. «У Кереса, как и у его родины Эстонии,— трагическая судьба». «Впрочем, и американский слесарь зарабатывает в десять раз больше советского». «Какому-нибудь мелкому чиновнику я отвечать не стану, а вам скажу...»

(кстати, «мелкому чиновнику» относилось к персоне весьма именитой — заведующему сектором ЦК КПСС Бойкову).

Борис Спасский постоянно ходил по лезвию ножа, и выручу ли его, по-видимому, лишь высокопоставленные поклонники ценившие его талант и уважавшие его как человека. Кульминацией неподобающего поведения Спасского был его проигрыш на первенство мира Роберту Фишеру. Впрочем, главное — даже не сам проигрыш. Спасский не позволил включить в состав делегации спецов из КГБ и отказался, несмотря на приказы из Москвы, сорвать матч. Более того, он сделал все чтобы судьба шахматной короны решилась за шахматной доской. Это был воистину матч века: играли не только величайшие шахматисты, но и крупные личности. Фишер победил и стал одиннадцатым чемпионом мира.

Взглянем на эту ситуацию с позиции Москвы. Как выразился один из номенклатурных товарищей: «Мы тратим на шахматы миллионы, а получаем чемпиона мира — американца!» К тому же Фишер вовсе не был «тихим», аполитичным американцем. Он прямо говорил о советских махинациях в шахматах, начиная со сговора претендентов в Кюрасао (1962). Публично рекомендовал Соединенным Штатам не давать Советскому Союзу в кредит американскую технику и зерно. А так как Фишер стал суперзвездой, его высказывания печатались на первых страницах газет, подрывая веру в мудрость и неизбежность детанта.

Фишеру необходимо было дать по рукам. И сделать это должен был не Ботвинник, Таль или Спасский, а действительно «наш» человек. Такой человек нашелся: спрос рождает предложение.

В середине 60-х годов Анатолий Карпов был всего лишь одним из многих талантливых молодых мастеров, соперничавших за место под шахматным солнцем: за стипендии, тренеров и, конечно, заграничные поездки. Не по годам рассудительный, он быстро понял, что путь наверх зависит не только от личных успехов в турнирах, но и от влиятельных покровителей.

Обстановка благоприятствовала его планам. В те годы партийное начальство делало ставку на молодых: «старики», разгромленные Фишером, уже не годились. Карпов, с его хорошей анкетой, солидный, основательный, надежный, был именно тем человеком, на которого можно рассчитывать. Осознав это, он начал создавать себе облик примерного комсомольца-активиста: одевался в манере средней руки комсомольских вожаков — скромный костюмчик, светлая рубашка, галстук; выступал на собраниях, когда нужно, говорил то, что полагалось. Но главное, он изо всех сил налаживал полезные контакты.

В Ленинграде Карпов нашел себе тренера — «ходячую энциклопедию» Семена Фурмана; приобрел друга и наставника — умного и цепкого интригана Александра Баха (сотрудник Спорткомитета, в 1990—91 годах исполнительный директор Шахматной федерации СССР.— Ред.), который более других способствовал появлению Карпова-чемпиона; наконец, нашел «партийную любовь» — секретаря одного из ленинградских райкомов партии Анатолия Тупикина (позднее работал в аппарате ЦК КПСС, затем зампредом Всесоюзной телерадиокомпании.— Ред.). Тупикин стал председателем Шахматной федерации Ленинграда и ловко делал карьеру — в том числе и на Карпове.

Но главным достижением Карпова было знакомство, а потом и многолетняя дружба с могущественным партийным вельможей, в то время первым секретарем ЦК ВЛКСМ Евгением Тяжельниковым. Собственно, Тяжельников и сделал Карпова чемпионом мира. Помощь комсомольского вождя была многообразной, в частности, он предоставил Карпову независимость от Федерации и Спорткомитета, а затем поставил его над этими организациями. Не сыграв ни одной партии мирового чемпионата за пределами СССР, Карпов получил право на матч с Фишером.

Карпов всегда трезво оценивал свои возможности. Он знал, что не только выиграть у Фишера хотя бы одну-две партии, но и сделать с ним ничью почти невозможно. Единственный шанс состоял в том, чтобы сорвать матч. Был разработан целый репертуар трюков, которые должны были вывести из равновесия чувствительного и не привыкшего к таким методам американского чемпиона. Как говорил сам Карпов: «Этот матч нормально не закончится. Либо меня заберут в больницу (Анатолий весил тогда 48 кг и даже в конце московского матча с Корчным держался лишь на стимуляторах), либо его — в сумасшедший дом».

В итоге СССР (и Карпов) получил желанный титул. Все Действительно кончилось скандалом. Фишера возмутило, что ФИДЕ отвергла его предложение, чтобы при счете 9:9 в игравшемся до 10 побед матче чемпион сохранял свой титул. Дело тут было в принципе: Фишер требовал сохранения традиционной привилегии всех чемпионов. Федерация же явно поддерживала претендента. Интересно, что Карпов, став чемпионом, добился для себя значительно больших льгот. ...

Нужно отдать должное Карпову: королевский венец не вскружил ему голову. Он проанализировал ошибки предшественников и извлек из них надлежащие уроки. Например, чемпионы предпочитали турниры, которые можно было выигрывать без особых усилий и риска. Карпов заставил себя играть в турнирах сильных и нужных, так что его опыт и класс игры постоянно росли.

И все-таки Карпов — чемпион мира по шахматам — интересен не столько отводом своих слонов на исходные поля сколько тем, что первым из шахматистов (а возможно и спортсменов вообще) сумел стать членом правящего класса номенклатуры. Советские чемпионы мира по шахматам всегда были (по советским масштабам) людьми богатыми и привилегированными. Если следовать классификации профессора М. Восленского, они входили в категорию «декоративной знати» — вместе с космонавтами, знатными овцеводами, прима-балеринами, лауреатами сталинско-ленинских премий. Никакого реального влияния на общественную жизнь это сословие не имело и не должно было иметь. Власть и влияние чемпиона мира по шахматам никогда не выходили за пределы его области, да и там оставались далеко не безраздельными: председатель Спорткомитета СССР и его заместитель по шахматам оставались для чемпиона начальством. В разногласиях, если таковые возникали, последнее слово обычно оставалось за Спорткомитетом. Спорить же с заведующим сектором спорта ЦК было совершенно бессмысленно и даже опасно, ибо партия не ошибается.

Чемпион мира мог выпросить у великого покровителя, из ЦК или даже Политбюро, «Волгу» вне очереди или дачу, но если бы он рискнул заговорить о смещении зампреда Спорткомитета или желательности участия советских шахматистов в турнире в Израиле, его мгновенно поставили бы на место. Использовав свою исключительно благоприятную ситуацию — русский, коммунист, вернул шахматную корону в СССР,— Карпов сумел преодолеть этот барьер и войти в число тех, кто назначает и смещает, принимает решения и распределяет блага, карает и милует. Из пешки в чужой игре он сам стал игроком.

Помогла еще одна счастливая случайность. Отслужив свои срок в ВЛКСМ, Тяжельников, друг и покровитель Карпова, стал заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС. Это крупный пост: всего одна ступенька вверх — и ты уже секретарь ЦК. Но для Карпова особенно важным было то, что Тяжельникову, среди прочего, подчинялся и сектор спорта. Естественно, что приятель Тяжельникова приобрел в глазах цековских чиновников весьма ощутимый вес.

Для председателя Спорткомитета СССР (а им в те годы был бывший «румяный комсомольский вождь» Сергей Павлов) уже завсектором спорта ЦК был начальством. А тут друг «самого». Неудивительно, что и Павлов, и его заместитель Ивонин, курирующий шахматы, быстро оценили ситуацию. Шахматная федерация СССР, шахматные журналы, вообще советские шахматы стали сферой, где Карпов (а точнее, его люди — Рошаль, Батуринский) распоряжались практически бесконтрольно.

* * *

Прочно войдя в номенклатурную элиту, запасшись всеми ее внешними атрибутами (депутат, член ЦК ВЛКСМ, председатель Советского фонда мира) и вещественными благами (кремлевка, лимузин с шофером, Четвертое управление Минздрава), Анатолий Карпов, как и в шахматах, не почил на лаврах и не остановился на достигнутом. К этому времени его характер полностью сформировался: крайний цинизм, расчетливость, бездушие. Держаться на плаву ему помогало и отсутствие сильных природных страстей, кроме одной — любви и вкуса к власти.

Последовавшие в 1978 и 1981 году матчи на первенство мира с Виктором Корчным еще больше укрепили его положение. Более того, открыли ему доступ в личное окружение Брежнева. В те годы впадающего в старческий маразм вождя не принято было обременять серьезными проблемами. И чем больше накапливалось таких проблем, тем меньше о них говорили. Но вождя надо было чем-то занять, отвлечь и развлечь — шахматы для этого подходили идеально. Леонид Ильич уважал спорт, а в матче Карпова с невозвращенцем Корчным отчетливо просвечивал классовый (и этнический) колорит: с одной стороны «наш хлопец», с другой — «изменник родины», нагло требующий освобождения семьи и засыпающий секретариат генсека издевательскими письмами.

По свидетельству очевидцев, маразматически-озабоченный Брежнев по нескольку раз в день спрашивал: «Как там наш Толик?» Как-то раз я был в Центральном шахматном клубе, когда позвонил помощник генсека Цуканов — справиться о положении в отложенной 14-й партии матча (в Багио.— Ред-). Звонил и другой помощник Брежнева— Александров-Агентов. В Спорткомитете, в приемной Павлова, стоял шахматный столик, возле которого с утра до вечера дежурил кто-то из гроссмейстеров, так что Павлов всегда мог дать компетентную справку.

После победы, которая в буквальном смысле слова была победой не только Карпова, но и Советского Союза, посыпались высочайшие телеграммы, награды и лобзания вождя.

В. Батуринский: «По возвращении на Родину на груди чемпиона рядом с двумя золотыми медалями засверкал орден Трудового Красного Знамени. Его вручал Л. И. Брежнев. Как и полагается, Карпов поблагодарил за награду и сказал, что он старался оправдать доверие, но Брежнев его перебил:

— Да, старался, а мы тут при счете 5:5 за сердце хватались.

Написал об этом и подумал: не даю ли козырь тем, кто пытается связать Карпова с периодом застоя? Надеюсь, читатели разберутся. есть связь между выдающимися спортивными достижениями, вкладом в развитие шахмат, многогранной общественной деятельностью двенадцатого чемпиона мира и теми негативными явлениями в жизни общества, которые характеризуют период застоя» («Страницы шахматной жизни», 2-е изд., 1990).

Именно в ту пору Карпову удалось завязать личные связи с помощниками Брежнева. Имея огромное состояние, в том числе в валюте, постоянно бывая за границей, чемпион мог подарить детям начальства видеомагнитофон, жене — модное платье, самому — часы невиданного фасона. Конечно, все это можно было добывать и по другим каналам, но кругом враги, завистники, а Карпов человек свой, молчаливый, надежный.

Победа над Корчным в матче 1981 года в Мерано вознесла Карпова на вершину могущества. Лишь на дальнем горизонте маячило облачко — возможный соперник, 18-летний бакинец Гарри Каспаров...

Из статьи «Люди и шахматы» в журнале «Страна и мир»

(Мюнхен), № 5, 1986